Учёный берет колбу и отправляется в комнату, где на том, что принято называть «кроватью», лежит расправленная форма белоснежного до рези в глазах цвета. Он подходит и выливает содержимое колбы — тот самый напиток — на прекраснейшую ткань, и рисунок, который получается, больше походит на самую простую кляксу, нежели на что-нибудь возвышенное, красивое…

— Даже этот жест не подарил мне никакого направления или намека… жаль. Очень жаль… но я не жалею о том, что сделал это, просто потому, что в моих мыслях и вопросах теперь нет никакого смысла и надо просто делать… в смысле, заканчивать начатое так же, как этим занимается тот старик в издательском доме всевеликого Флюида и который вручную отпечатывает самый первый том каждый раз новейшей истории, которая просто продолжается и не является «новейшей», а продолжает быть просто «историей» с некоторым количеством правок.

Эта мысль настолько нравится учёному, что он начинает хихикать, после чего берет в руки даже не испачканный, а испорченный наряд. Внимательно рассматривает каждый сантиметр пятна, а потом облачается в эту самую мантию. В таком виде он покидает свой дом, куда время от времени приходил, чтобы заняться самыми простыми, бытовыми, делами. Чтобы попробовать немного отдохнуть, чтобы почитать какие-то книжки, которые были давно приобретены и так и стоят на полках, лишь изредка покидая свои места… чтобы поспать.

Учёный идет по улице, которая заполняется людьми, и все и каждый направляются на главную площадь, откуда всевеликий Флюид обратится к очередным готовым к перераспределению с вопросом: «Слово?».

Мужчина в испорченном парадном облачении идёт по улице, и ему совершенно наплевать на голоса, на взгляды и на то, как в его сторону устремляются указательные пальцы. Учёному больше ничего не нужно. Даже ответов на вопросы, а всё потому, что в тот момент, когда он принял решение вылить содержимое колбы на облачение, в его голове возникла куда более интересная загадка, нежели выбор слова, которое будет обозначать перераспределение и дальнейшее существование.

— Можно ли стать бессмертным, не придя на перераспределение? Что со мной станет в том случае, если я остановлюсь, развернусь и пойду, к примеру, в университет, в свой кабинет, или что может со мной статься, если я отправлюсь к башне звездочёта, чтобы оттуда в удивительное изобретение под названием "телескоп" наблюдать весь процесс перераспределения? Вызовет ли меня к себе Флюид? Обратит ли он внимание, что меня нет? Существует ли для него хоть какая-нибудь разница в том, сколько нас, верных служителей, отправить на другие рабочие места, возможно, в совершенно других плоскостях?

Какой-то не в меру быстрый парень пробегает мимо, сильно задев учёного плечом. Не молодой, но еще и не старый мужчина делает несколько размашистых шагов и в итоге не удерживает своего тела над землей. Спустя несколько минут та одежда, которая четвертью часа ранее была олицетворением чистоты и красоты, превращается в измазанную пылью, кровью и грязью тряпку, которая не способна рассказать окружающим о значимости не только этого дня, но и того, насколько именно этот день важен для надевшего эту одежду.

— Забавно, но так мне даже больше нравится. Забавно, но во всех этих одеждах на перераспределении нет никакого смысла. То есть мы сами сделали из этого какой-то смысл. Мы сами обставили всё таким торжественным образом, а всё потому, что кто-то захотел начать продавать парадные формы исключительно для перераспределения. И ведь каждый год все те, кто оказывается избранным, идут в лавки и выкладывают свои кровные, чтобы купить набор тряпок на один раз. А торговцы и портные настолько честные, что гребут втридорога за посредственные, пускай и красивые, ткани. А ведь всё это требуется всего на несколько часов… даже меньше.

Учёный начинает смеяться и понимает, что всё, что происходит во время перераспределения, не имеет никакого смысла! Что романтизированное действо сродни смерти, только даже смерть честнее, чем перераспределение, потому что смерть заканчивает твое путешествие, а перераспределение дает возможность прожить его в другом статусе, в другом месте, другим собой.

— Стоит только сказать одно слово, и оно станет принадлежать будущему, в которое тебя перенаправит Флюид из нашей канцелярии. А главное, он сам выбирает тех, кого предать вечности, и тех, кому даровать перераспределение, вот только никто не знает о том, чем именно руководствуется всевеликий при этом… таков он — единственный, которому подвластно всё и логика которого никому не подвластна!

С этой мыслью учёный вклинивается в ряды следующих к площади, на которой развернется один из древнейших ритуалов, которые только есть там, где правит Флюид.

6

Восемь часов после полуночи. Площадь Благочестия. Перераспределение.

Учёный встал на отведённое ему место и почувствовал на себе давление тяжёлых взглядов, что буквально сконцентрировались на нём от зрителей перераспределения и от тех, кто пришёл, чтобы получить уникальный шанс стать частью истории, произнеся всего слово. На учёного также уставились деятели культуры, наук, ремесленники, которые приготовились к ритуалу и уже выбрали, что именно сказать всевеликому, когда до них дойдёт очередь.

— Ты что творишь?! Ты в каком виде явился?! Что ты себе позволяешь?! — прозвучал голос чиновника, друга ученого. Он какими-то правдами и неправдами подобрался к своему знакомому, чтобы высказать ему пару слов касаемо ужасающего внешнего вида, не подходящего для столь торжественного мероприятия.

— Ничего. Я просто пришёл. Спасибо, что настолько беспокоишься за меня, но этого не требуется. Все хорошо. Я определился с перераспределением.

— А ты разве не понимаешь, что может случиться?! Ты разве не думаешь, что тебя могут выгнать за внешний вид, в котором ты сюда припёрся?! Разве ты не понимаешь, что потеряешь этот шанс, ради которого так много лет работал-работал-работал?!

— Не волнуйся. Всё будет хорошо. И даже если я упустил свой шанс, то сделал, или точнее будет сказать, в скором будущем сделаю это так же, как и шёл к нему — намеренно. Возможно, это и есть часть моей исследовательской работы — выяснить реакцию всевеликого Флюида на меня и на то, что я готов ему сказать. Ведь ни ты, ни кто-либо другой особо не помнит своего прошлого слова на перераспределении. Факт перераспределения — да, а вот слово — нет.

— Откуда у тебя в голове этот мусор?! Что ты себе позволяешь?!

— То, о чем никто не мог подумать…

Чиновник готов взорваться от гнева. От гнева готовы взорваться все собравшиеся! Но толпа молчит. Они все приняли обет немоты только из-за безграничного уважения к самому ритуалу, но каждый, как один, мечтает о том, чтобы ученого вышвырнули с площади. Чтобы его лишили столь великой чести! Чтобы его имя выбили на страницах истории всевеликого Флюида как назидание другим дуракам, что могут подумать о подобных глупостях.

И вот начинается то самое — великое действие под названием «Перераспределение». Здесь, на площади, есть арка, сквозь которую всевеликий Флюид приходит к жителям прекрасного белокаменного города. И вот в тот самый момент, когда концентрация ненависти к ученому принимает совершенно новый размах, когда жители с трудом сдерживаются, чтобы не напасть на неугодного, площадь заливает яркий свет и появляется тот, кого так долго ждали.

Простой люд, который не был отобран на ритуал, склоняется перед появившимся, а представшие избранные, сформировавшие тонкие ряды, наоборот, выпрямляются, выпячивая грудь вперед. Так гласят нормы приличия, и так делают все, кроме учёного, для которого всё это потеряло смысл. Всё, кроме слова, которое он хочет даже не произнести, а передать Флюиду, чтобы тот…

— Точно! Передать! Не произносить, передать!

Учёный начинает копошиться под мантией. Он по своей давней привычке остался в ученических штанах, а там, в кармане, у него та самая зарисовка оттиска издательского дома и обломок карандаша, который он всегда таскает с собой. Такой небольшой огрызок, который не мешает, не акцентирует на себе внимание, который просто есть.