Она смутилась своему нелепому виду. И решила вернуться домой. И тут взгляд её выхватил из утренних сумерек, что-то такое, к чему она побежала в тапках, не было бы их — то и босиком.
Апостол Петр сидел на своем месте и скорбно взирал и на неё и на дворника, и на игрушечный город-макет у его ног.
Но на месте зияющих дырок от связки ключей был вдернут цветной красивый шнурок и на нем висели ключики — тоже цветные, с красной и желтой шляпкой. И все вместе они были связаны изящным узелком.
Узелок был крепок и надежен, не хуже украденной бронзы.
И оттого, что они были цветными и веселыми, и шнурочек ключиков, даже у Апостола смягчился взор. Казалось. Она подошла поближе.
Ключики были маленькими, может от машины, или от зажигания. Но тут всей своей веселой игрушечностью, они внушали ответ на вечное наше сомнение.
Было очевидно, что мы живем в уникальной истонченной материи. Каждое грубое непристойное движение делает в ней дыру.
Но Сила Равновесия Чуда штопает возможные дыры, удерживая мир этот. И без чуда этого он разорвется, рассыпется, как драже.
А он спал и уже не мог видеть как она возвращалась домой. Думая, как ключики похожи на драже в её детстве.
Не видел.
Она знала — они! И это не показалось ей странным (совпадение). Ключи, хоть и казались игрушечными в тяжелой гранитной руке, но вид у них был яркий, привлекательный и живой.
Они напоминали то подтаявшее драже, которым она угощала его в детстве.
Ничего не пробовала она вкуснее потом. Тогда. И потом.
— Драже просит, — сказала нянька медсестре.
— Бред, — пожала плечами молоденькая крепкогрудая халда. — Ночь теперь.
Она была злая весь день, потому что потеряла ключи от банковской ячейки. И какое ей дело было до личных желаний этого иссохшего старика.
А нянька потащилась в ближайший гастроном. Она шла в сквере мимо каменного апостола. Но не заметила уже ключиков.
Кто-то забрал их себе. Каждому хочется ключи от рая. Даже если они игрушечные.
9 сентября 2019, Льняная тетрадь.
Рецепт
Они поссорились вдруг!
На пустом месте: вернее в аптеке.
Очередь коротенькая в окошко рецептурное слушала их маленький семейный скандал.
Старушки жадно вникали в происходящее, узнавая эпизод из любимого сериала.
— Я не буду.
— Будешь, — он явно настаивал уверенно и давно.
— Будешь, — и он протянул провизору рецепт с прикрепленной к нему, прикнопленный, пришпиленный снимок УЗИ. Он был качественным, и на нем в трех ракурсах запечатлена была жизнь нового человека.
Малыша, частная жизнь которого была скрыта от глумливого взгляда чужаков и тяжелым веком материнской утробы защищена от их суетных деяний и помыслов.
И он никак не мог оказаться в мрачной аптеке, в скучной болезной ее очереди, где скандалили его родители.
Аптекарша привычно-небрежно взяла листок и стала быстро складывать рецептурный набор, чиркая кассовым аппаратом.
Ее руки с красивым маникюром небрежно касались величия эмбриона на снимке, вовсе не замечая этого величия.
Список витаминов и прочих причиндалов был какой-то очень длинный, аптекарша побежала на склад за каким-то редким мочегонным, бросив снимок на столик у кассы.
Её не было довольно долго, и очередь начала роптать в недовольствии.
«Не буду — будешь» не прекращалось.
Пока вдруг мужчина, при окошке стоявший за будущими родителями, неожиданно не сказал. — Т-с-с-с.
Очередь не поняла, но замолчала. Затихли перед странностью этого высокого гражданина и те, с «буду-не буду». В этой скороговорке их уже слышалось «Будда-будда».
— Буддисты, заключила тетка из очереди.
А высокий красивый гражданин в шляпе опять тссыкнул и, сняв шляпу, сказал:
— Приветствую тебя, — и поклонился перед окошком жизни низко- низко.
Наступила тихая пауза непонятости.
Тут вернулась провизорша с коробочкой пилюль, схватила скорым рутинным движением рецепт, вычеркнула там что-то шариковой ручкой.
— Всё, — она протянула рецепт со снимком УЗИ будущим родителям.
— Осторожно! Вы вторгаетесь, предупредительно сказал мужчина и, перехватя снимок, задержал его на долю секунды и улыбнулся.
— Привет, малыш. Прости нашу глупость.
Будущий папаша резко выхватил листок из рук незнакомца и небрежно сунул в рюкзак вместе с пакетом лекарств.
«Буддисты», все еще споря, «будешь — не будешь», покинули аптеку.
— Следующий, — выглянула из окошка провизорша.
Мужчина надел шляпу и невежливо как-то отвернулся от окошка. И отошел, вместо него тут же выросли следующие из очереди.
В очереди облегченно и радостно вздохнули.
— Продвинулись, наконец.
Чудак в шляпе вышел на улицу. Там он наткнулся на «буддистов», которые выясняли свои отношения с громкой интонацией. Тема ссоры впрочем сменилась. Теперь был спор о деньгах.
Дороже — дешевле.
Мужчина направился было к ним.
— Ребята, потише, пожалуйста, ему страшно.
«Буддисты» не слышали его. Впрочем сев в машину и почувствовав себя в безопасности от этого городского сумасшедшего, женщина все-таки спросила:
— Кому, кому страшно? Бред.
— Тому, кто в пути.
Но женщина не вникала, закнопила стекло и они уехали.
А мужчина поежился, передернул плечами, как будто выпил ложку горькой микстуры, и пошел дальше по своим таинственным делам.
А пара в машине ехала насупившись, пока муж не сказал в недоумении — Кому, кому это страшно. Что он имел ввиду.
— Сумасшедший — резюмировала жена.
— Нет. Не думаю.
— Сумасшедший, — не сдавалась будущая родительница.
— Он снял шляпу. Нет, ты видела?
— Вот и ты согласен.
— Дурдом, кивнул муж.
И они помирились.
24 сентября 2019, Льняная тетрадь.
Впечатление
Нет ничего гаже обманных фонарей на улице. Вроде и горят желтым, но светом это трудно назвать. Так, подвесили обманки, да еще почему-то на высокие столбы, так и хотелось притянуть их к себе поближе, как летом ветку орешника в лесу, чтобы сорвать нужный плод.
Бесплодное занятие ругать тусклость предмета, он в ней не виноват.
Так задумано каким-то человеком, автором. Ему почему-то нравился этот темно-желтый цвет, придававший улице болезненный вид и погружавший редких прохожих в желтую тоску.
«Только сумасшедших не хватает», — подумалось Юле.
Ан нет. Всего в достатке.
— Вы не знаете где здесь кино бесплатно…, — её держала за лацкан пальто тонкая старушечья ручонка в перчатке из черной кисеи, не по сезону. И старушка, как милостыню, просила у нее показать этот кинотеатр, где крутят бесплатное кино.
Но Юля не знала, вернее знала, что этот кинотеатр давно закрыт, и в нем сувенирная лавка с китайскими поделками.
Огорчать старушку она не стала, просто сказала, что не местная и старушкина ручонка отпустила ее на волю. Но Юле как бы перешло от нее, как инфекция или вирус, состояние тревоги и неприкаянности, тревожного поиска ненужного чего-то и забытого во времени предмета.
Она, зараженная неприкаянностью этой старушки в ажурных перчатках, вдруг как споткнулась о новое видение своей жизни. Из памяти не уходило милое интеллигентное и потерянное лицо этой пожившей женщины, которая искала в прохожем собеседника. Её моноложная непрерывная речь была обращена с просьбой вспомнить этот кинотеатр повторного фильма. Беспокойное лицо ее, худое и тревожное, врезалось в Юлину память навсегда.
Она вспомнила, что старушка и о библиотеке спрашивала. Допытывалась о старых, знакомых уже только немолодым горожанам предметах.
Она ведь именно её схватила за лацкан пальто, узрев в ней ровесницу и понимавшую утерянные давно смыслы.
И Юля вдруг увидела себя глазами этой одинокой прохожей. Она была точным её отражением.
В одиноком вечернем отуплении, она шла медленно по темной улице и мрачно думала о тусклых фонарях.
