Люди знают о тебе лишь по этому твоему образу, знают лишь то, что ты сам решишь показать. Они любят тебя таким. А без неё ты быстро всем наскучишь, настоящий ты мало кому интересен. К сожалению. Или к счастью.

Но я знаю себя настоящего, и я смотрю вокруг. С трудом могу удержать слезу, каждый раз, когда вижу это. Все они точно в таких же масках. Рожи на них разные, суть одна. Настоящих их я не знаю. А если узнаю, захочу ли я сам с ними говорить? Я не хочу слышать ответ.

На самом деле, я завидую дуракам. Их мир прост с самого начала. Они ничего не скрывают, они по-настоящему свободны, хоть этого и не осознают. И кто знает, может если носить маску и не снимать её никогда, то когда-нибудь ты станешь тем, кем притворяешься? Да, ты никогда больше не найдешь ответов, но так ли они тебе нужны? Этот поиск приносит только страдания. Ты, наконец, будешь спокоен. Можно, наконец, стать открытым, ведь и хранить на сердце больше нечего. И ведь многие вкладывают в образ своих масок больше, чем есть они сами. С ней ты можешь быть кем угодно. Врать себе так долго, пока ложь не станет правдой. Пока ты не забудешь, кем ты был до этого.

Я поднёс маску к лицу. Заглянул в её пустые глаза. Она тяготеет надо мной. Она рвётся ко мне. Она скучает.

Я долго смотрел на неё, а потом запустил пальцы в её глазницы и потянул. Она начала сопротивляться. Я чувствую это, что-то схватило мои руки, но я лишь давлю всё сильней. Мои пальцы пробивают плоть, наматывают сосуды. Делаю усилие. Ещё одно. Я разорвал её пополам. Руки приковало к полу. Я так устал от этого. Её части растекаются в руках. Я знаю, с ней не покончено. Слишком уж она притягательна, в ней всегда можно спрятаться. Мои собственные страхи сами натянут её на меня. Тени недовольно кружат в своих хороводах. Не могу оторвать от них глаз. Интересно.

Я слышу, как меня зовут. Открываю глаза. Передо мной какие-то роскошные залы. Мраморный пол, огромные люстры. Архитектура вокруг словно смешивала в себе стили самых разных стран и эпох. Получалось очень даже красиво. И музыка откуда-то издалека. Кажется, это что-то из Моцарта.

Где это я? Обратил внимание на мужчину, что звал меня так взволновано. Оказывается, он меня уже повсюду искал. Одет он так, будто только с приёма самого императора Петра и сразу на поиски меня! Голос его так напоминает один из голосов теней. Но он так добродушен и настойчив. Он зовёт за собой. И вот мы вместе во весь упор несёмся по позолоченным коридорам.

Мне стало интересно, куда же мы так торопимся. Он объяснил, сразу после Моцарта выступает Никколо Паганини и мы просто не имеем морального права опоздать на его выступление.

Я без понятия, кто такой Паганини, но более чем уверен, что этот парень уже давно помер. Однако, мой спутник очень удивился моей уверенности в выдумках. В искусстве ведь как — если тебя услышали или прочли хоть раз, то ты уже бессмертен. Я не мог не согласиться.

У входа в главный зал нас ждала дама, также при полном параде. Это точно мода, которая была ещё задолго до Наполеона.

Радостная, она бросилась к нам, но я не расслышал её слов. У неё было такое глубокое декольте, глаза сами прилипли, и отлипать не желали. Когда она заметила это, то запищала как мышь и прикрыла грудь веером.

Я сразу поспешил извиниться. Решил бросить смелое заявление, что мимо такой прекрасной дамы просто нельзя спокойно пройти и не оценить такой красоты. Получилось довольно глупо и нелепо. Джентльмен из меня так себе. Но это сработало. Дама рассмеялась и разговор пошёл. Оказалось, мы пришли сюда все вместе, и она ждала, пока парень во фраке отыщет меня. А вот он стоял крайне недовольный. Оказалось, за такой же, случайно брошенный взгляд, ему досталась увесистая пощечина. Теперь стало весело уже мне. Думаю, меня просто повезло.

Мы зашли внутрь огромного зала. Такое роскошное убранство. Но главное, сделано со вкусом. Ты чувствуешь мощь архитектуры, нежность красок художника. А дополняет всю эту композицию музыка, что бегает по залу. От напряженных моментов к затуханию. От радости до горя. Не веришь, что люди вообще способны творить такое. Только не настоящие люди.

Мы уселись на свои места и пока все, в том числе мои новые друзья, восхищались Моцартом, я решил разобраться, что же вообще происходит. Лица моих спутников хоть и выглядят по-человечески, но похожи они больше на живые манекены. Не знаю, как объяснить, но у них как будто нет никакой предыстории. У них не было детства и юности, они появились только сейчас. Так же и остальные в зале. Просто массовка, в них нет реальных эмоций. Не верю в их фальшивые улыбки. Слишком уж добренькие они, так не бывает.

Пока я следил за залом, музыка стихла. Сначала я испугался, но затем понял, Моцарт своё выступление кончил. На сцену выходит молодой скрипач. Не торопясь, он проводит взглядом по залу. На мгновенье наши взгляды пересеклись. Он улыбнулся мне? Нет, показалось.

Он начал, смычок забегал по скрипке. Меня приковало к нему. Как человек может творить что-то такое. Музыка скачет и тут же бежит. Сделала паузу, стукнула носочком об землю и снова в пляс.

— Это же Ла Кампанелла! — восторженно ахнула дама.

В какой-то момент я забыл обо всём. Нет у меня больше проблем. Они где-то там далеко. Я могу свободно дышать. Я хочу танцевать. Бью пальцами в такт.

А музыка продолжает греметь. Ты плаваешь в ней, утопаешь и тонешь. Лицо Паганини отличается от всех остальных. В нём нет человеческой фальши. Он чётко видит свой путь. Он владеет толпой этих кукол.

Кто-то сказал, что Паганини продал дьяволу душу в обмен на талант. Слухи завистников. Я вижу сейчас, я слышу сейчас. Это его ответ. Он творец. Настоящее искусство это жизнь. Уметь жить. И он смог им овладеть. Насколько громадных высот можно достичь, имея ответ! Эти куклы никогда не поверят тебе, гораздо проще поверить в собственные сплетни. Внутри их нет ничего, что бы творить. Они не бездарности, они пустышки!

Утонув в мыслях, я не заметил, как музыка стихла. Оборвалось на полуслове. Так показалось. Гениальный скрипач скрылся. Ему так неуютно среди толпы манекенов?

Зал начал медленно пустеть, расходиться. Музыка вновь поднялась. Медленно, неспешно лилась сквозь стены. На этот раз это Реквием?

Все шагают в ногу. И вроде, я вижу эмоции. Они смеются, обсуждают концерт, но нет в их словах наполнения. Эта музыка не смогла коснуться их душ. Хотя, какая душа у кукол, не имеющих ни прошлого, ни будущего? Конец их будет печален. Благо, своей участи они никогда не познают.

Мы тоже направились к выходу. Странное у меня чувство. Мои спутники. Они кажутся другими, чем-то куда большим. Они действительно особенные, или эти мысли лишь оттого, что именно они со мной подружились? Не понимаю.

Этот парень во фраке так добродушен. Я смотрю на него, и кого-то он всё-таки мне напоминает. Кого-то давно забытого. Он много всего мне рассказывает, задаёт столько вопросов. Я стараюсь подыгрывать ему. В этом мире у нас троих какая-то своя история. Её я не помню, но потихоньку ощущения возвращаются. Кажется, мы занимались совсем простыми, беззаботными вещами. Вещами, далёкими от здешних величественных залов. Но мы были счастливы. Почему?

— И почему мы так редко видимся? — вопрос дамы, что неожиданно решила подать голос, выбил меня из ритма этого места.

Все втроём мы замолкли. Во всём дворце больше никого не осталось. Только мы у самого выхода. И Реквием становится всё тяжелей.

Я смотрю ей в глаза и не могу подобрать слов. Прямо сейчас на нас устремлены тысячи невидимых взглядов. Мой друг обернулся, его взгляд облетел потолок. Он тоже их видит. Они плачут. У них нет ответа.

— Может быть… — я всё же начал. Начал осторожно. — Может быть всё оттого, что мы слишком много уделяем времени вещам, того не заслуживающих? Мы замкнулись в себе. Наши проблемы нас дожирают. И ты пытаешься закрыться от всех. Думаешь, что это поможет, а вместо этого…

Я не смог закончить. Я говорил это им?

Мне стало так плохо. Голова пошла кругом. И рушится замок. В нём больше не спрятаться. И Реквием смолк.