Надо бы сдвинуться, но я прирос к земле. Смотрю в её красивые глаза и размышляю, какого уровня идиотизма достиг. Следом оглядываю себя и понимаю, что стою в одних хлопчатобумажных шортах, с мурашками на руках и затвердевшими сосками. Внезапное озарение заставляет зубы стучать от холода.
Я не думал, что когда-нибудь понадобится моя помощь, ведь до сих пор она отлично справлялась самостоятельно, но втайне желал. Конечно, не планировал, что всё случится сегодня. А мысль, что сейчас на моём месте мог стоять кто-то другой и разговаривать с ней, не приводит в восторг. Коди и Трэв увлечены, готов разве что Рэй, хоть и сомневаюсь, что ринется перебегать мне дорогу. Он засранец, но вряд ли поставит на кон нашу дружбу, если нет весомой причины.
– Согласен, – на выдохе, подтверждаю я.
Я хотел сказать совершенно другое. Например, пошутить, что в таком случае она будет готовить куриный бульон и ставить градусник вплоть до полного выздоровления. Но страх спугнуть не позволяет ляпнуть что-то в подобном духе. Я гуляю по острию ножа.
– Ещё раз спасибо за помощь.
Она дважды сказала «спасибо».
Я дважды сказал «извини».
Мы оба полные профаны.
Я начинаю пятиться к дому спиной просто потому, что хочу что-нибудь сказать, но не могу сообразить, придумать искусственную тему для поддержки диалога, или ещё недолго посмотреть на неё, прежде чем уйду.
– Обращайся, – в итоге выдаю я.
Слышите свист рухнувшей надежды? Я прекрасно слышу.
Она робко улыбается, и я впервые за всю жизнь млею от ямочек на щеках, прежде не замечал их наличие. Они охренеть, как подходят к её милой внешности, что очаровываюсь от одного вида. Должно быть, если она улыбнётся ещё раз, упаду на колено и предложу руку, сердце и все остальные конечности в придачу. Зачем мне что-то, если сражён наповал?
К реальности возвращаюсь, когда она без затруднений снимает провод со столба в параллельном углу. Я сожалею об этом, ведь рассчитывал ещё раз натянуть костюм супергероя и оказать помощь. Грёбаное фиаско.
– Эй! – зову я, и она поворачивает голову, застыв на носочках с поднятыми вверх руками. – Я забыл представиться. Уилл.
– Джейн, – отзывается девушка.
Я киваю и улыбаюсь.
Всё выглядит до ужаса глупо, ведь знаю, как зовут её, а она наверняка знает моё имя. В этом преуспела Одри. Но так или иначе, в сознании всегда была «она». Не хотел, чтобы кто-то другой испортил момент первого знакомства. Я испытываю тягу узнавать о ней самостоятельно. Узнавать её.
С неохотой возвращаюсь в дом и наблюдаю открытую дверцу холодильника. Без сомнений, за ней скрывается Трэв. Об этом говорят тёмно-серые пижамные штаны с низкой посадкой, сложенные гармошкой на полу.
Не ошибаюсь.
Он закрывает дверцу, держа в одной руке коробку сока, и осматривает меня с ног до головы.
– Последние мозги решил отморозить?
– Штанишки подтяни, Джастин Бибер.
– А тебе очень хочется, чтобы упали?
– Увидеть твои причиндалы? – Я кривлюсь от отвращения. – Неинтересно, к тому же уже видел. Не впечатлило. Я до сих пор гетеро.
Подхватываю тряпку и вытираю пролитый напиток со столешницы и дна кружки. Боковым зрением замечаю, что Джейн заносит провода в дом.
– Ты размазня, Каллоувей, – протягивает Трэв, приступив выкладывать сэндвич по слоям.
Он всего лишь озвучил мои недавние мысли, но не могу удержать язвительный ответ за зубами. Мы знаем характеры друг друга, с ним нет необходимости обходить острые углы.
– Из нас двоих размазня только ты. Сколько лет тебе понадобилось?
– Заткнись.
Я улыбаюсь, а в следующее мгновение улыбка гаснет.
– Хочешь совершить мою ошибку и смотреть на неё со стороны?
Я резко поворачиваю голову, слушая хруст шеи, и сжимаю тряпку так, что оставляю капли на столешнице. Что за чертовщина?
Трэв не смотрит на меня, он увлечён готовкой. Я же сверлю его ошарашенным взглядом, находясь под впечатлением.
Во-первых, это Трэвис.
Во-вторых, это грёбаный Трэвис, от которого что-то подобное можно услышать в параллельной вселенной. Или даже там невозможно.
Он остаётся абсолютно равнодушным к моему дотошному презрению.
– Хватит пялиться, на мне нет короткой юбки.
– Просто удивлён твоим вопросом, – бросаю тряпку в раковину и, прижимаясь поясницей к столешнице, складываю руки на груди.
– Это больше совет, чем вопрос.
– А не говоришь ли ты это, чтобы я не делал шаги в сторону Одри?
Трэв ухмыляется себе под нос.
– Цени наличие здоровых ног.
– Ты всегда всем угрожаешь?
– Ага.
Чего ожидал? Я – не девчонка, не питаюсь иллюзиями на его счёт. Кросс мил в случае необходимости, а такие «ситуации» случаются крайне редко. До сих пор не понимаю, что разглядела Одри, как и многие другие, а может, всё совсем иначе, и мы видим только то, что он позволяет увидеть. В конце концов, он просто холоден к вниманию, а не груб к девушкам. По отношению женского пола Трэв всегда оставался сдержанным и достаточно обходительным, чего не сказать о нас – парнях – с нами не утруждается выражаться вежливо. Пассивная агрессия всегда была направлена на Одри, и сейчас понятно, по какой причине. Он свихнулся на ней, а мы все становимся безумцами, когда с отчаянием желаем чего-то или кого-то. Хотя признаю, наивно думал, что Одри пробудит его мягкую сторону к другим.
– Мой мальчик готовит для меня завтрак, – Рэй входит в кухню ленивой походкой и заглядывает за плечо Трэва. – Можешь не украшать и не тащить в постель, я уже тут.
– Отсоси.
Я смеюсь.
Трэв не поменяется, даже если сообщат, что это последний день его жизни. Ставлю сотню, он окончательно расхрабрится с большей уверенностью послав всех и всё на хрен.
– Он бесится, потому что его динамит Одри, – поясняет Рэй, как будто по части Кросса вообще требуются объяснения.
– Правда, что ли? – Интересуюсь я. – Почему?
– Потому что не ваше дело, – жёстко отрезает Трэв без намёка на юмор.
Ничего удивительного.
– Опять обидел её?
Жалею о вопросе в следующее мгновение, как только серебристые глаза врезаются в меня, словно остриё кинжала. Я набираюсь не иначе как спартанского духа и говорю:
– Мы живём под одной крышей, рано или поздно узнаем. Стены тонкие.
– У её отца нелёгкий период, кретин, – Трэв больше обращается к Рэю, нежели ко мне, но так или иначе, оповещает каждого присутствующего. – Недавно был инсульт, сейчас он лёг проходить обследование. Она не будет влетать сюда с песнями и плясками. А теперь заткнитесь на хрен и больше ничего не спрашивайте.
Я не считаю нужным что-то говорить. Трэв не тот, кому нужна словесная поддержка и моральное сопровождение. Причина его скверного расположения духа последние несколько дней приобрела уважительную причину. Одри переживает за отца. Он переживает за неё. Круг замкнулся.
Слабо бью его кулаком в предплечье, тем самым выразив немое «всё наладится». Позитивный настрой Рэя тоже скатился в задницу.
– Прости, мужик, не знал, – говорит он. – Тупо вышло.
Трэв не отвечает. Он даёт молчаливый кивок.
Я опускаю глаза на мобильник, лежащий на столешнице, и думаю, стоит ли написать Одри. Но отклоняю идею спустя минуту размышлений. Она никому ничего не говорила, виду не подала, что переживает, нацепила на лицо маску деланного спокойствия, а это означает лишь одно: она не желает, чтобы кто-то знал. Трэв, вероятно, единственный человек в мире, с кем она делится сердечными переживаниями, потому что вчера Вики беспечно улыбалась и смеялась вместе с нами. Никто ничего не знает, и Трэв дал понять, что так должно быть дальше.
– Я бегать, – отталкиваюсь от столешницы и направляюсь к выходу, желая убраться подальше от резкой смены атмосферы в доме.
– Попутного ветра, – ехидно вклинивается Трэв, позволяя читать между строк.
Я не оборачиваюсь. Показываю средний палец, видит он или же нет.
Глава 2. Джейн