Стою возле зеркала и расчесываю свои длинные темные волосы. Я полностью обнажена. У меня впалый живот, а грудь выглядит соблазнительно.

Со спины подходит Клим и прижимается к моей попе своим напряженным естеством.

Я вижу его в зеркале: красивый, мускулистый, гладковыбритый.

Муж скользит ладонями по моему телу, уделяя особое внимание «волшебной кнопочке» между моих ног. Задерживаю дыхание и мгновенно уплываю.

– Регина, я тебя люблю, детка, – хрипло бормочет муж.

Я прогибаюсь в пояснице, и Клим медленно проскальзывает в меня. Я наблюдаю в зеркале за его страстными, торопливыми движениями. Как будто он боится не успеть. Опоздать, потерять меня…

– И я тебя люблю, милый, – кладу обе ладони на зеркало и он, не переставая ритмично двигать бедрами, накрывает их своими руками.

Клим вжимается в меня своим сильным телом, и мне хорошо, классно чувствовать его близость, его запах и поцелуи, которые он щедро рассыпает по моим плечам.

Просыпаюсь от головокружительного запаха ландышей и улыбаюсь.

Это ведь уже было… было со мной!

– Клим? – распахиваю глаза и вижу… Андрея.

Ч-чёрт, это всего лишь сон.

С лица Милованова стекает улыбка – ему неприятно, что я назвала его другим именем.

Между ног у меня липко и яростно пульсирует.

Боже, я безумно возбуждена от этого эротического сна. Грудь тоже мокрая.

Молоко! Мне надо срочно покормить дочь, пока не образовались комки.

– Где малышка?

Вскакиваю с постели и судорожно привожу себя в порядок.

– Она с моей мамой, – отвечает Андрей.

– Я сейчас выйду. Дай мне минуту.

– Но… У них всё хорошо, и мы… – запинается.

– Андрей, выйди, пожалуйста, – добавляю в голос металла.

Неужели он собрался соблазнить меня в это утро?

Между нами ничего не было. Кроме поцелуев, которые он украл у меня дважды.

Моё тело не желает Андрея. Оно страдает по бывшему мужу и генерирует вот такие горячие сны. Ну как, бывшему. Я всё еще Колесникова. Нас не развели, потому что я уехала в настоящий медвежий угол.

Каждый день я думаю: как он там? Живет, наверное, со своей Мариной в нашем доме. И даже знать не знает, что у него родилась дочь. А ей уже три месяца, между прочим. Ищет ли он меня? Вряд ли. Иначе бы нашел, всю планету бы перевернул вверх дном, если бы была нужна ему!

Но не нужна. Остыл. Так бывает.

Обмываю липкую от молока грудь и надеваю чистый халат. Она болит и печет. Кажется, ночью я кормила дочку всего лишь раз.

Выхожу на кухню и встречаюсь глазами с Надеждой Львовной – матерью Андрея.

– Доброе утро, – забираю из её рук малышку. – Почему не разбудили?

Кто его знает, что у неё за привычка, забирать дочку в шесть утра и кормить её запасами грудного молока из бутылочки?

– Поспать тебе не мешает. А я присмотрю.

– За Никитой лучше бы смотрели, – замечаю, стараясь скрыть недовольство.

Мы живем в её доме, и мне приходится считаться с её загонами.

Надежда Львовна думает, что мои дети от её сына. Она даже не подозревает, что Андрей привел в её дом замужнюю женщину.

– А я и за двумя могу посмотреть, – отвечает заносчиво. – Никита вон сидит, играет с машинкой. Весь в отца! Андрей такой же был в детстве – тихий.

Её любимая тема – сравнивать моего сына со своим. И я устала от неё, если честно, и подумываю о том, чтобы уехать в город. Не в наш. Какой-нибудь другой. И желательно без Милованова.

От него я тоже устала. От его взглядов и намеков на общую постель. А я не могу и не хочу.

Мама его, видите ли, недовольна, чтобы спим раздельно с самого нашего приезда. Даже жалею, что на эмоциях уехала из родного городка и поселилась в глуши. От дома Надежда Львовны до ближайшей остановки тридцать километров. Откуда я знала, что всё так плохо?

Чувствую себя заложницей обстоятельств. И Андрей продавливает меня. Жалуется, что не может уже обходиться без секса, сходит с ума и всё такое. А сам втихаря бегает к Нинке из единственного магазина, и думает, я не догадываюсь даже. Бабник он и есть бабник.

В общем, я потихоньку готовлю пути к отступлению. Сыта по горло жизнью в захолустье и «свекровью».

Прикладываю Клементину к груди и смотрю на её личико – вылитая Клим, даже экспертиза не нужна.

– Че эт за имя такое? – недовольствовала Надежда Львовна. – Клементина! Лучше бы Валентиной назвала.

Фыркала она целый месяц, а потом привыкла.

– Тиночка наша, – любит приговаривать она. – Красавица наша. Только с Никиткой они вообще не похожи. Будто и не брат и сестра.

Она даже не в курсе, что фамилия у моей дочери Колесникова, а отечество Климовна. Андрей хотел записать ребенка на себя, но я не позволила. Клементина не его дочь!

Я разговоры про похожесть пресекаю на корню. Никому не разрешаю обсуждать внешность детей. Знаем, плавали.

Когда я получила результат на родство с Андреем, то была в шоке. Мы – не родственники. Я просто смирилась с этим. А что мне оставалось делать? Сосредоточилась на мыслях о второй беременности и заботе о сыне, не оставляя себе времени думать и гадать, почему мой сын – родня Милованову, а я – нет.

Я устала от этой истории, она сделала из меня эмоционального инвалида. Я забыла, когда улыбалась в последний раз кому-то, кроме детей.

Не могу больше… Надо возвращаться домой. Но перед отъездом я решила немного разговорить Надежду Львовну.

– А где Ваш муж, отец Андрея?

– А что? – сразу настораживается она.

– Просто хочу с ним познакомиться, – пожимаю плечами.

– Погиб он. Андрейка маленький был, поэтому его не знает.

– А кем он был?

– Фермером.

Во мне что-то щелкает, и запускается мыслительный процесс, который пытается сопоставить факты.

Отец Клима тоже трагически погиб.

– А как его звали?

– Ну, Сашкой, – поджимает губы «свекровь».

Клим тоже Александрович.

– А фамилия?

– Ой, надо оно тебе, а? – Надежда Львовна прекращает рубить капусту и смотрит на меня недовольно.

– Ну, скажите, пожалуйста. Мне интересно очень.

Надежда Львовна вздыхает. Поправляет сползший на глаза платок и снова принимается шинковать капусту, только с особой жестокостью.

– Бросил он меня беременную.

Я не дышу, боясь её спугнуть. Если замолчит, то я не узнаю всей правды.

– Не знал, что ребеночек у меня завязался. Я ж в Теплокаменске училась. А он на ферме работал. А может, и своя ферма у него была, не знаю. Красивый мужик, сын подросток.

В голове стучит. Я чувствую, что нашла ниточку, ведущую к нашей истории. Пока все факты сходятся.

– Так как его фамилия? – спрашиваю нетерпеливо.

– Колесников он… был.

Клим

– Клим Александрович, – говорит Клавдия, – Марина Петровна велела поставить цветы на стол.

– А Марина Петровна что, теперь хозяйка в этом доме? – вздергиваю бровь и с недовольством смотрю на суетящуюся домоправительницу.

– Нет, просто… – замолкает, поджав губы.

– Она просто помогает нам с поминками вот и всё.

И зачем я только решил их устроить? Отца уже как тридцать лет нет. Деда – пятнадцать. Отец сына пережил, страшно.

Марина… как вошла в мою жизнь, так и не хочет из неё выходить.

В постель просится, да не пускаю. С души воротит после того случая, когда Регина застукала нас в гостиной. С тех пор как отрезало.

Нет, у меня всё функционирует, просто… не для неё. Гоню мысли о сексе прочь и вкалываю, как проклятый.

Я искал Регину. Две недели искал после её стремительного побега. И нашёл.

Лучше бы я туда не ездил! Видел их вместе с Миловановым, гуляли по деревенской улочке. Она держала его под руку, а он катил коляску с их сыном. Идеальная картинка, мать ее.

Постоял, посмотрел и уехал. Зачем лезть в их жизнь и рушить эту идиллию?