— А теперь… теперь ты куда?

— К тебе, Катюха, к тебе, родная. Вот, глянь, — Витька достал из внутреннего кармана колечко, — примерь, должно подойти. Какая же ты красивая стала. Работаешь, учишься?

— На рынке тружусь… грузчиком.

— Кем-кем! То-то я смотрю, от тебя перегаром пахнет. Мамочки родные, это же я во всём виноват! Всё, теперь твоё дело отдыхать.

— Разве я что-то пообещала! Ну, слеза выкатилась, что с того. Я же как-никак девочка.

— Ты же кольцо примерила, грудь целовала… плакала… и вообще. Не морочь голову, Катька, давай лучше поцелуемся. У меня от твоего родного запаха крышу сносит.

— Вот ещё, пока бороду не сбреешь, пока не пойму, что это ты, даже думать не смей. Жить-то где собираешься?

— Само знамо — у жены. Мы же с тобой сколько лет как повенчаны.

— Что-то не припомню такого мужа… и под венец не ходила.

— Так я напомню. Ты же мне самая родная. Ладно, не трепыхайся, я не в претензии. Дурак был, с этим не поспоришь. Это же надо было придумать — от любви на край света свалить. Поехали обновки тебе покупать. У меня денег полно, на всё хватит. Где теперь у вас шмотками торгуют?

— Какие покупки, сказала же — пока не побреешься, пока не признаю — ко мне не подходи.

А сама припала к бородачу, зарылась у него подмышкой, и ревёт.

Кажется, в этот миг она была по-настоящему счастлива.

Мечтать расхотелось сразу.

— Витька, мой Витька. А это точно ты, не обманываешь?

— Вот же я, трогай. Можешь документы проверить.

Дочки-матери

Беременность. Ненужная. Некстати.

— Ведь я одна, и при такой зарплате!

— Ах, девочка!

Но как бы ты любила,

Когда бы мама и тебя убила?

Андрей Олегович

Девочку звали Зарина.

Милая малышка, она всегда, сколько помнит, чувствовала себя одинокой.

Папа девочки был дальнобойщиком, мама трудилась в больнице на две ставки и постоянно подрабатывала, когда предлагали уход за больными на дому или выполнять платные процедуры.

Мест в детском саду не было, бабушки и дедушки жили далеко.

У Зарины был белый плюшевый мишка и коричневый чемоданчик, в который она прятала свои сокровища: альбом с карандашами, кукольный театр, который сама сделала из картона и бумаги, сама раскрасила кукол и одежду для них, склеила складывающуюся мебель, солнце, траву, деревья.

Друзей и подруг у девочки не было: она всегда оставалась одна.

Когда родители были дома, они тоже были заняты.

Если они не занимались домашними делами, то закрывались в своей комнате: громко чем-то скрипели, охали, потом ругались. Позднее бежали за бутылкой и сидели почти до утра.

Малышка привыкла к одиночеству, от которого уже не испытывала дискомфорт. Ей всегда было чем заняться: куклы и мебель в заветном чемоданчике ветшали, выцветали. Их постоянно приходилось обновлять.

Потом Зарина пошла в школу.

Там было совсем скучно: дети не умели играть как она. Они шумели, озорничали, одним словом не знали, чем заняться.

Дома было намного интереснее.

После седьмого класса Зарину отправили во время каникул в пионерский лагерь.

Там всё и началось.

Витька Сутягин, мальчишка-переросток из старшего отряда, почти взрослый, зачем-то взял над ней шефство.

Это он так называл свою навязчивую прилипчивость.

Оказалось, что учатся они в одной школе, даже живут по соседству.

Юноша ходил за Зариной по пятам: дарил конфеты, а также цветы, фрукты и ягоды, которые ловко добывал по ночам в садах местных жителей.

Сначала его внимание здорово досаждало, потом стало безразлично привычным, но уже через две недели, если Витя опаздывал к её пробуждению, походу в столовую или в часы свободного досуга, Зарина здорово расстраивалась.

Ей никто никогда не интересовался, никто не опекал, а Витя…

Стоило Зарине испачкать носочки или платье, Витя заставлял переодеться, тайком от друзей стирал и сушил её вещи.

Он быстро научился придумывать фасоны, вырезать и раскрашивать для кукол Зарины одёжку, устраивал с ними представления в ролях и лицах.

Впервые в жизни девочка почувствовала себя по-настоящему счастливой.

Витя был нужен ей, а она ему.

Это было так… так… здорово!

Потом они ходили по лесу, который оказался наполненным красотой и тайнами, о них Зарина никогда без него не узнала бы.

Витя столько всего знал о деревьях, цветах и птицах, так красиво обо всём рассказывал.

Ребята держались за руки, когда никто не видел, учились целоваться.

Нежные Витькины прикосновения будили в восприимчивой девочке настолько приятные фантазии, что ночью она не могла уснуть.

Под подушкой девочка хранила веточки душицы и вереска, которые дарил ей друг. Они были горькими на вкус, зато пахли Витей и мёдом.

Потом в лагерь приехали родители, предложили остаться ещё на одну смену.

Тот день Зарина еле пережила.

Ей нужен был Витя, а не мама с папой, которые раскладывали перед ней: то еду, то фрукты, то сладости, которые были не нужны девочке.

К счастью Витю тоже оставили на второй срок.

К тому времени они были совсем неразлучны, к чему начали привыкать и воспитатели, и дети.

Когда ребята из первой смены разъехались по домам, а вторая ещё не прибыла, случился тот самый первый раз.

Первый и единственный, если быть точным.

Зарина ничего толком не поняла, потому, что ничего не видела, только чувствовала что-то неопределённое.

Зарина как себе самой доверяла другу.

Он никогда не сделал бы ничего плохого.

Девочка неподвижно лежала на кровати в полной темноте, когда Витька с фонариком разглядывал её писечку, когда сопел и потел.

Тошнить Зарину начало уже в школе.

Как ни была занята мама, заметить, что происходит нечто странное, смогла довольно быстро.

Конечно, поначалу она грешила на расстройство пищеварения, на простуду, на кишечную колику, по причине чего сделала анализы, результат которых ошеломил.

Мама глазам своим не поверила.

Такого… просто не может быть.

Девочке нет ещё двенадцати лет, она ребёнок.

Между тем у ребёнка начались по-настоящему серьёзные женские проблемы: днём Зарину рвало и мутило, а к вечеру на неё нападал жор.

Пришлось вести девочку к гинекологу.

Приговор был однозначный. Хотя нет…

Маме предложили на выбор — аборт или роды.

Она выбрала операцию.

Кто виновник “торжества” Зарина стоически скрывала.

Не знаю и всё.

У Витьки в школе началась своя жизнь, почти взрослая.

Афишировать — связь с пигалицей он не хотел, поэтому избегал встреч на глазах у одноклассников.

Зарина дождалась друга после занятий и сообщила о том, что сказал доктор.

— Прям так сразу? Мы же всего один разочек, даже не по-настоящему. Так не бывает.

— Я в этом не разбираюсь, — ответила Зарина, — мама требует избавиться от ребёнка. Что ты об этом думаешь, тоже его не хочешь?

— Не знаю. Конечно, хочу, но что мы можем решать, мы же не взрослые. Им видней. Я в девятый класс хочу перейти, потом институт…

— Понятно.

— Ничего тебе, Зарка, непонятно. Рано нам, вот и всё.

Витька не испугался, не спрятался. Пришёл к Зариным родителям и сам признался во всём. Знал, наверно, что несовершеннолетнего судить не будут.

Зарина всё же поняла глубоко по-женски, наверно на уровне интуиции, что любовь и нежность на этом закончились.

Она замкнулась, ушла в себя, целыми днями играла бумажными куклами, выплескивая на них несбывшиеся мечты, обманутые надежды и эмоции, которые на глазах меняли интенсивность и цвет, превращаясь в нечто серое и бесформенное.

А ведь девочка успела придумать целую жизнь, совсем не кукольную, настоящую, в которой было всё не так, как у мамы с папой.

В той новой жизни была она, Витя и дочки.

Зарина представляла то двух малышек, то трёх.

Девочки были такие замечательные, такие милые и родные…