Снова захожу к Нике в спальню и, стоя возле кровати, смотрю на неё, не замечая времени. Понимаю, что она может проснуться в любой момент и, хрен знает, чё подумает, в довесок к уже приобретённому страху передо мной.

Выхожу обратно в гостиную прямиком к бару. Наливаю полстакана водки и выпиваю залпом.

Пустой желудок обжигает, приходится закусывать. Задумавшись, съедаю порцию жаркое, но вкуса почти не чувствую.

Уставившись невидящим взглядом в окно, я анализирую прошедший день, но ничего не получается, потому что я мысленно снова в диагнозе Ники о котором мне Михалыч сказал.

Вспоминаю её лицо, белое, как снег, как стекленеют синие глаза и снова иду к бутылке.

Я такое уже видел, но тогда помочь ничем не смог. Сегодня опять в прошлое смотался и, кажется, что оно меня не отпустит никогда.

Олеськи нет уже двенадцать лет, она из-за меня погибла, а я живой. Не надо было её подпускать к себе, но уже ничего не изменишь. Я чувствую себя некчёмной оболочкой, внутри всё умерло вместе с Олесей. Я бы и сейчас не задумываясь поменялся с ней местами.

Конечно, Ника бы не умерла, но об этом я только что узнал. А когда увидел в машине её приоткрытый рот, хватающий жадно воздух, то тогда-то шарахнуло меня не хило.

Ложусь на неудобный диван, закинув ноги на подлокотник и прокатываю, что случилось с этой девчонкой? Получается, не за большими деньгами она пришла в стриптиз-клуб, ну и уж точно не за красивой жизнью.

Саня-то куда смотрит, сука! Не может же быть, что Зиме похрен стало на своих детей?

Запускать Нику в “Зажигай”, чтобы она узнала, кто там отравой банчит, мне уже не хочется. Но если я её не зацеплю чем-нибудь, она не останется просто так, в этом я уверен. Других вариантов у меня пока нет.

Могу ей предложить, конечно, стать моей любовницей и стриптиз танцевать только для меня, но это риск неоправданный. Ника скорее всего откажется и после такого слушать ничего больше не захочет.

Со всеми этими стрёмными мыслями я вырубаюсь. Усталость и недосып берут своё.

Утром меня будит зазвонивший телефон. Это Шмель вернулся со своего дежурства в борделе.

Через пятнадцать минут я спускаюсь в кафе, где он меня ждёт.

Как я и предполагал, ничего интересного и нам нужного мой подсаженный охранник в “Зажигай” не увидел.

Я подзываю официанта и говорю, что нужно принести ко мне в номер. Парень всё записывает и ждёт ещё указаний.

– Это всё, – повернувшись к Шмелю, я продолжаю разговаривать с ним.

– Ты никак оголодал? – как всегда, с усмешкой спрашивает Илья, но я улавливаю, что он сегодня пришибленный какой-то. А такое с ним случается редко, практически никогда, поэтому выглядит отстойно.

– Да, есть немного, – отвечаю и смотрю на него изучающе. – Это Нике, оказалось, что у девчонки анемия. Так что сначала надо откормить, в чувства привести, а потом уже в “Зажигай” выпускать, – я не свожу с него взгляда.

– Клим, вытаскивай её оттуда, – нахмурившись, пялится в упор. – Пока ещё не поздно, – Шмель сжимает челюсти, и у меня ощущения, что зубы его сейчас посыпятся изо рта.

– Я не пойму, ты впечатлительный, что ли, такой или чего-то недоговариваешь? – спрашиваю грубо, потому что не привык, чтобы мне советы раздавали, особенно, когда я не прошу. Сам решу, что и с кем мне делать.

– Да не, нормально всё, забей, – поднимается из-за столика, собираясь уйти.

– Ты чё дёргаешься, Шмель? Сядь, – уже спокойней говорю я, он подчиняется, но в глаза не смотрит. – Я весь внимание, – подгоняю его.

– Глючит просто, спать хочу, – отмазывается.

– Если твоё “глючит” к нашей мутке в клубе никак не относится, то вали спи, – показываю, что уговаривать не собираюсь.

– Вообще левое, – уверенно отвечает и снова встаёт. Больше я его не торможу.

Остаюсь за столиком и заказываю ещё кофе. Чё это нахрен такое было?

Через несколько секунд мысленно переключаюсь на Нику, даже сам не замечаю этого.

Вернусь в номер и, если она не спит, то опять будет смотреть на меня своими испуганными глазами. Я даже не догоняю, чё надо сделать, чтобы она меня бояться перестала.

Звоню Бодрому, говорю, чтобы оставил мне вечером машину, а сам на другую пересел. Сразу отключаю вызов, а то начнёт опять свою любознательность проявлять.

Поднимаюсь в номер и не успеваю разуться, как в меня с размаху врезается Ника.

– Сейчас заметно, что ты в норме, – ловлю девчонку, чтобы не упала. – Куда бежишь? – спрашиваю, хотя вижу, что она из душа выскочила с полотенцем на голове.

Смотрю в её глаза и неожиданно понимаю, что в них нет этого ущербного страха. Ника совсем другая, когда не боится. Я даже взгляд не могу оторвать, и она тоже не шевелится.

– Стоишь? – спрашиваю, очухавшись первым от наших гляделок, и убираю руки.

Она не успевает ничего ответить, потому что в дверь стучат.

Официант закатывает столик с моим заказом из ресторана, и её глаза округляются от удивления.

– Я пить не буду, – говорит уверенно, уставившись на бутылку вина.

– Это лекарство, – поясняю я, хотя вряд ли это убедит девчонку.

Молча разворачивается и идёт в сторону спальни.

Выставив содержимое каталки на стол, я ухожу в ванную.

Вернувшись в гостиную, Ники я там не наблюдаю. Стучу в дверь спальни, оперевшись плечом о стену.

Открывает, уже одета в джинсы и футболку, смотрит на меня выжидающе.

– Пошли, поедим, – я не предлагаю, а ставлю перед фактом и, положив руку на её спину, подталкиваю вперёд.

– Я не голодная, – пытается отмазаться.

– Не важно, есть тебе всё равно придётся, или дел у нас никаких не получится, – усаживаю на стул, сам приземляюсь напротив. – У тебя раньше были приступы? Такие, как вчерашний? – спрашиваю, подвинув к себе тарелку.

– Нет, вроде, – отвечает, подумав несколько секунд, и опускает глаза. Я подробно растолковываю Нике о её дерьмовом состоянии всё то, что Михалыч вчера мне сказал.

– Вы врач, что ли? – спрашивает с недоверием, потому что я не упомянул откуда узнал.

– Давай, начнём с того, что ты перестанешь мне выкать, – не отвечая на вопрос, говорю я. – Мы же не на профсоюзном собрании, – добавляю для ясности. – Врач не я, а тот который приезжал тебя откачивать. Он взял у тебя кровь на анализ, – девчонка слушает, на нервяке колупает вилкой в тарелке. – Так что ешь, а потом поговорим, – открываю бутылку и наливаю в бокал вино.

Ника делает несколько глотков бордового напитка и морщится. Заедает мясом.

– Бордель этот случайно моим стал. Бывший владелец много денег задолжал мне и отдал то, что было, – прожевав, рассказываю я, и слежу за реакцией Ники. – Хотел сразу его продать, но упустил момент и теперь все косяки за это заведение на мне, – подбираюсь, не спеша, к самой сути. Она хмурится, явно не понимая, зачем я всё это говорю. Пауза затягивается и девчонка допивает вино без напоминаний.

– Для чего мне это знать? – вино раскрепощает, ну, насколько это возможно в её состоянии. Настырно смотрит на меня, подвох ищет.

– Как это для чего? Есть же разница, кто изначально замутил всю эту хрень? – отвечаю вопросом.

– И что дальше? – уставившись в одну точку, интересуется вяло. Даже обречённость какая-то появляется. Типа Ника знает, что её ждёт.

– Выяснилось, что в “Зажигай” во всю торгуют наркотой и стрептизёршами. Понятно, что последнее преподносится, якобы девки сами соглашаются обслуживать клиентов, ради денег, – я замолкаю, даю ей время переварить услышанное.

– Все стрептизёрши – проститутки? – спрашивает, уточняя.

– Все, и сестра твоя тоже. Давно уже, кстати, – безжалостно делаю акцент.

– Вы… ты знаешь про Маринку? – откровенно удивляется.

– А ты нет? – вижу, что для Ники это, почему-то новость.

– Нет, она говорила, что уезжает к клиентам танцевать, – неуверенно признаётся она, и я едва сдерживаюсь, чтобы не заржать. Потом вспоминаю, как сестра её чуть не подставила и становится, вообще не весело. – Я сбежать хотела, как только закончилась бы моя отсрочка от привата и столиков, – говорит с неприкрытым отвращением на лице.