Как я не собирался залезать в карманы других, так и извозчик не задавал лишних вопросов. Ему достаточно было того, что его пассажир из одного элитного района едет в другой. Либо же он попросту был очень вежливым человеком.

Крытый экипаж имел как прекрасное преимущество в виде небольшой электрической печки, так и недостаток из-за малого обзора. Поскольку я впервые ехал так далеко за последний месяц, было интересно посмотреть по сторонам. Но небольшие стеклянные окна оставляли видимым только ближайшую часть дороги да первые этажи зданий.

И если летом тротуары заполняли столики близ кафе и даже некоторые услуги оказывались прямо на свежем воздухе, то сейчас улицы опустели. Но не стали блеклыми – многие заведения украшались флагами и гирляндами. Близость Нового года ощущалась на каждой улице.

– День добрый, – поприветствовал я дворецкого, который открыл мне дверь массивного особняка, который стоял на второй линии, тоже на возвышенности. До двери мне пришлось пройти через небольшой сад, где среди голых кустов стояли белоснежные статуи, почти не отличавшиеся по цвету от снега.

– Чем могу помочь? – дворецкий, мужчина с аккуратно подстриженной каштановой бородкой, одетый в прямые брюки и идеально подогнанный по размеру жилет, долго изучал меня.

– Максим Абрамов, – представился я. – К Родиону Поликарпову.

– Его нет, но должен вскорости прибыть. Вас может принять Аникита Родионович, если пожелаете. Мы всегда рады принять столь высокого гостя. Простите, что не признал вас сразу.

– Я могу войти? – среди потока вежливостей я не разобрал самого главного.

– Разумеется, конечно, – дверь открыли чуть шире, и я вошел внутрь.

Дворецкий забрал пальто и провел меня в большую залу, которая граничила с верандой, что тянулась по всей длине дома. Полностью остекленной и теплой. Поэтому здесь, в отличие от экипажа, вид зимой и летом оставался неизменным, без ограничений.

– Приветствую вас, – Аникита Родионович, который до того стоял с чашкой дымящегося чая и любовался Клязьмой, быстро повернулся, стоило дворецкому назвать мое имя.

Я обратил внимание, что он – левша, но рукопожатие у него было крепким.

– Отец должен приехать через пару часов, – продолжил Аникита. – Лучше всего ожидание скрасить за созерцанием вида реки. Она прекрасна в это время года, вы не находите?

– Нахожу, – улыбнулся я.

Клязьма в Имперском Владимире была на порядок шире и заметно глубже, поэтому прекрасно смотрелась как зимой, так и летом. Ни проплешин, ни островков, которые моментально зарастали зеленью. Ее проще всего было бы сравнить с Волгой где-нибудь в Костроме или Нижнем Новгороде. И, да, она выглядела прекрасно.

– Если вы не знали, – продолжил Аникита, – с предприятий, которые были в управлении моего дяди шли сталь и чугун на половину мостов, что построили за последние пять лет.

– Не знал, – ответил я, чтобы поддержать беседу. – А как ваш отец находит свою новую должность?

– Я вижу его слишком редко, чтобы слышать его мнение, – Аникита допил чай и поставил пару на стол. – А вы здесь…

– Предлагаю перейти на «ты», если не возражаете. Слишком много формальностей всего лишь за пять минут знакомства.

Младший Поликарпов дернул губами, а потом кивнул. Почти сразу же вошел дворецкий, который подал такую же в точности чашку мне, а потом виртуозно подхватил с тележки поднос.

– Сливок? Молока? Сахара?

– Ничего не нужно, спасибо. Я пью несладкий чай, – ответил я.

– Обед подам через час, – предупредил дворецкий и исчез.

На теплой веранде с Аникитой мы провели этот час в беседах ни о чем. Я рассматривал мосты и дома по ту сторону Клязьмы, а он соглашался с тем, что архитектура там хороша. Или спорил. В любом случае, время пролетело незаметно.

К обеду подали рыбный суп, и даже на всякий случай поставили приборы для Родиона, но тарелка осталась пустой до самого конца. Нужный мне человек так и не прибыл.

– Вероятно, задерживается, – пожал плечами Аникита. – Отец постоянно где-то пропадает.

– Насколько мне известно, он работает над государственным документом.

– Понятия не имею. Вам… тебе повезло, что сегодня он планировал показаться дома.

Это показалось мне чрезвычайно странным, однако я не подал виду. Вторая чашка чая, поданная после обеда, не была лишней, несмотря на утренний кофе.

Часом позже Родион так и не появился, и это уже беспокоило меня не на шутку. Аникита не переживал:

– Я же говорю, для отца это в порядке вещей.

– Вероятно, стоит позвонить? – предположил я.

– Час-два задержки он называет «прийти вовремя», – ответили мне.

Когда за окном стало темнеть, младший Поликарпов стал проявлять нешуточное волнение. И вскоре вызвал дворецкого с просьбой позвонить отцу.

– А сам почему не звонишь? – спросил я и получил не слишком убедительный ответ:

– Так сложилось. Мы разговариваем только лично.

На веранду вернулся дворецкий:

– Мне очень жаль, но до вашего отца я дозвониться не могу.

– Никто не берет трубку? – Аникита даже с кресла привстал, на котором он провел большую часть дня, что я находился здесь в гостях.

– Нет. Я звонил пять раз. Но никто не подошел.

– Он сегодня должен быть на заводе? – продолжал уточнять у дворецкого Аникита, но тот покачал головой:

– У дяди на квартире. Он предупреждал меня

– Звонил ему?

– Трижды. Никто не подошел.

Аникита вздрогнул. Потом встал. В том, что что-то случилось, я уже не сомневался.

– Заедем к дяде на квартиру. А потом на металлургический завод, если потребуется.

Пока мы были заняты разговором, солнце скрылось за плотными тучами, которые почти сразу же прохудились, окутав город снежной пеленой.

– Ну и погодка, – кутаясь получше в пальто, произнес Аникита. – Давно таких декабрей не было. Не помню, чтобы так резко и так… много, – он примял снег ботинком, и тот провалился в сугроб сантиметров на пять.

– Столичных декабрей я не слишком много могу припомнить, – улыбнулся я.

– Не отсюда? То-то я удивляюсь, что раньше о вас не слышал.

– Обо мне вообще мало кто слышал. Хотя я из-под Коврова.

– Недалеко, недалеко, – продолжил Аникита уже в машине. – Но не могу сказать, что про барона Максима Абрамова хоть кто-то слышал. И вот – такая внезапность!

– К чему же вы клоните?

Я очень не любил, когда начинали тыкать в мой статус. Или происхождение. Или имущество. Сейчас и с тем, и с другим у меня все в полном порядке. Да и раньше было неплохо. Но чувствовал я себя все равно неловко.

Фактические мои документы были ненастоящими. Точнее говоря, все прошло вполне законно, но никто не мог дать гарантий, что после всего, что успел натворить господин полицейский, купленный ныне покойным Дитером фон Кляйстером, кое-кто не мог бы заинтересоваться выданными им документами.

Например, взять и спросить, почему это барон, который тихо и мирно до того проживал рядом с городской чертой Коврова, пришел во владимирский полицейский участок получать новые документы, хотя сделать мог это у себя дома при необходимости?

На самом деле, нормальные люди не стали бы интересоваться этим у человека, который имеет непосредственное отношение к императорской семье. Но, как я уже успел заметить, ситуация всегда норовит извернуться весьма невыгодной для меня стороной.

А потому, заметив, что Аникита тянет с ответом, я повторил свой вопрос.

– Я ни к чему не клоню, что вы, – мягко ответил он. – Я лишь нахожу странным саму ситуацию. Не то чтобы близость с императорской семьей была распространена, но когда у Романовых появляется новый человек, про него пишут неделями, если не месяцами, пережевывают факты, рассказывают сплетни и истории, добавляют столько вымысла, что иногда аж тошно становится. Так вот от вашей персоны не тошно. И потому меня не покидает странность всего происходящего.

– Именно странность, – хмыкнул я, оценив витиеватость его слов. – Вероятно, вы правы, но я не люблю публичности в принципе.