– Нет! Амели, мы так не договаривались, да и знаю, какая у меня будет жена, – остановил разошедшуюся девушку, – спасибо, сколько мы вам должны? Гилт? Вот пять и спасибо.

– Джеймс! Стефания скучная, противная и злая, – снова начала сестрица, с первой встречи невзлюбившая мою невесту, – и пока договор не подписан, давай спросим у ведьмы, может, тебе другая предначертана судьбой.

– Амели…

– Джеймс, ты же всё равно не веришь во всё это, давай просто послушаем, – ехидным голосом проговорила мелкая и, судя по решительному взгляду, не собиралась покидать этот шатёр.

– Хм… Джей, что тебе, давай послушаем, мне тоже интересно, – поддержал сестру Рейли, издевательски скалясь, – может, ведьма расскажет тебе о Стефании, и Амели прекратит на неё ворчать.

– Но после этого, даже если ведьма не назовёт Стефанию моей судьбой, ты больше ни одного дурного слова не скажешь о моей невесте.

– Ладно, – слишком быстро согласилась сестра, довольно улыбнувшись. Но как я не вглядывался в лицо хитрюги, не заметил подвоха. Пришлось вернуться на табурет, невольно зажмурившись от жуткого скрипа, раздавшегося подо мной, произнёс, – что ж, ведьма, рассказывай, где там моя судьба…

Договорить я не успел, шар, что всё это время ни разу даже на мгновение не замерцал, вдруг ослепительно вспыхнул, посох в руках ведьмы задрожал, и деревянная с прозрачным камнем клюка ткнула её в грудь. Следом моё запястье опалило нестерпимым жаром, тут же раздался испуганный и болезненный девичий вскрик. Ведьма дёрнулась, торопливо оголяя свою руку, что-то невнятно буркнув, ошарашенно взирая на браслет.

– Джей… – просипел Рейли, первым приходя в себя, ошеломлённо пробормотал, – у тебя такой же браслет на руке.

– Что?! Ведьма! Что ты сделала! – взревел я, рывком вскочив с хлипкого табурета, попытался схватить мерзкую старуху, но моя рука поймала лишь воздух, – Рей, не дай ей уйти!

Неделя не задалась с самого начала. В понедельник необъяснимым образом перегорели все лампочки в моей квартире. А, открывая банку с паштетом, я порезала палец о жестяную крышку. Потом испачкала любимые брюки в чём-то жирном, пришлось возвращаться и спешно менять их на юбку. Затем не завёлся автомобиль и Юрка местный автомеханик и сосед по совместительству «порадовал» меня новостью, что ремонт моей красотки обойдётся мне в кругленькую сумму.

Во вторник при пересадке с трамвая на нужный мне автобус, я попала под проливной дождь, зонт, естественно, забыла дома и в офис пришла промокшая до нитки. Переодевшись в халат уборщицы бабы Оли, половину дня слушала подколы коллег, а к вечеру поняла, что заболела. Благо с начальницей мне повезло, Елена Петровна, заметила моё нерабочее состояние, отправила домой, предупредив, чтобы завтра я в офис не вздумала приходить. Доделав срочный отчёт, нацепила на себя ещё непросохшую одежду, я поспешила домой – лечится.

В среду, вернувшись с аптеки, я обнаружила, что наш единственный, старенький лифт сломался и мне придётся тащиться на девятый этаж пешком. Поднимаясь по лестнице с пакетом лекарств, я неудачно подвернула ногу и с трудом, хромая, доковыляла в свою квартиру. Витиевато ругаясь, перекрывала воду в туалете, чтобы не затопить соседей снизу из-за сломавшегося смесителя в ванной. Напилась таблеток и горячего чая до икоты, завалилась спать, чтобы до утра видеть странные, а порой пугающие сны… То, я хожу по жуткому дому со свисающими с потолка пучками высушенных трав, навожу порядок на полках, перебирая банки с пауками, мышиными хвостами и чьими-то ушами. То я вдруг гуляю по какому-то средневековому городу или сидя возле прозрачного камня, рассказываю малахольной девице о её женихе. То я брожу по лесу, собирая листики, выкапываю корешки и сдираю кору с деревьев. В общем, сны жутко сказочные, от воспоминаний которых наутро пробирает дрожь…

– Лида! Лид! – разбудил меня взволнованный голос подруги и громкий стук в дверь, наверняка побеспокоив вредную соседку, которой только дай повод, в чём-нибудь меня обвинить и упрекнуть.

– Иду, – просипела, с трудом принимая вертикальное положение, накинула ещё влажный халат, прошлёпала в коридор, трясущимися руками еле провернула тугой после ремонта замок, едва успела отскочить с пути грозной фурии, влетевшей в мою скромную квартирку.

– Ты чего так долго не открывала? Совсем разболелась? Лекарства пила? Давай я тебе чайку с малиной налью, – пронеслась по квартире подружка, не останавливаясь ни на минутку, собрала с прикроватной тумбочки бумажные салфетки, грязные кружки и присохший к столешнице остаток леденца, который обещал облегчить боль в горле, но не справился с заявленной рекламщиками задачей.

– Угу, – промычала, не обращая внимания на суетящуюся Настю, плашмя упала на диван, почувствовав под собой неприятное, мокрое и холодное, жалобно простонала.

– Сейчас-сейчас… я сменю постельное бельё, сорочку и лежи дальше. Говорила тебе, иди домой, нет же: «Отчёт доделаю и пойду». Теперь говорить не можешь, ходить я, как погляжу тоже. Температура есть? – ворчала подруга, на ходу вытаскивая из-под меня мокрое от пота одеяло.

– Угу, – смогла печально выдохнуть, пытаясь собраться в кучку, но, видимо, остатки своих сил я потратила на открывание двери. Снова рухнула как подкошенная головой на подушку, жалобно всхлипнув. Так плохо, мне ещё никогда не было. Всё началось с банального насморка, который подло провалился в горло и теперь мешал дышать, говорить и даже пить. Температура третий день поднималась выше тридцати девяти с половиной, и пора подключать антибиотики, а мне жутко этого не хотелось. Молоденький врач скорой помощи, которую я вчера всё же рискнула вызвать, писал под мою диктовку, выписывая с моих слов, мне рецепт. Тогда я ещё могла более или менее связно изъясняться. Сегодня ответив Насти замогильным голосом, напугала её до ужаса и окончательно потеряла голос.

– Елена Петровна меня до завтра отпустила, – тараторила подруга, с лёгкостью меня ворочала, переодевая, – держи градусник… я сегодня с тобой останусь, а то вид твой что-то совсем не важный. Супчик сварю, курицу на рынке купила, чаем буду отпаивать.

– Спасибо, – всхлипнула, вытаскивая градусник, от писка которого звенело в ушах.

– Тридцать девять и семь, – обеспокоенно пробормотала Настя, вопросительно на меня взглянув, – давно жаропонижающее пила?

– Два часа назад…, наверное, – одними губами ответила, устало закрывая глаза.

– Скорую, что ли вызвать, а пока малиновое варенье сейчас с горячей водой разведу и водичкой тебя оботру, – пробормотала Настя, заботливо убрав мокрую прядку волос с моего лица, озадаченно добавила, – и маме позвоню…

Что ещё говорила подруга, я уже не услышала, снова погружаясь в свои странные, созданные больным сознанием, сновидения… Первая мысль, промелькнувшая в моём воспалённом мозгу, после того как я проморгалась от ослепительно-яркого света, была несколько изумлённой: «Эээ… сегодня глюки ярче и красочнее, хм… даже чем-то пахнет. О! И звук сегодня включили! Что этот красавчик сказал? Ай! Больно же!» – резко дёрнулась, почувствовав, как что-то сильно укололо меня в грудь, ринулась растирать болючее место, но сделала только хуже, ударив себя посохом. «Что за! Ай!» – вскрикнула от обжигающей боли, выставив руку, потрясённо смотрела на довольно симпатичную татуировку, веточки которой сейчас ползли по моей руке, оплетая запястье. Но не успела прийти в себя от слишком реальных ощущений, тут же испуганно вздрогнула, невольно отпрянула, услышав взбешённый рёв красавчика. Мужчина с искажённым от ярости лицом, рывком поднялся на ноги, с грохотом опрокидывая табурет, кинулся на меня…

Не знаю, зачем я схватила мерцающий кристалл и посох, подобрав подол, рванула к выходу, спеша скорее оказать подальше от этого сумасшедшего. Но выскочив из шатра, под громогласный крик грубияна – «Рей, не дай ей уйти!», на мгновение оторопело замерла, увидев знакомые из сновидений улицы. И снова подорвалась, услышав грохот за спиной, не оглядываясь и не разбирая дороги ринулась в толпу. Крик, визг, странные ругательства подгоняли меня всё дальше и дальше. Петляя словно испуганный заяц по узким улочкам, вздрагивая от грубых и злых окриков, я стремилась укрыться там, где не будет этого кошмара. Перемахнув через вонючую лужу, чуть не врезалась в тележку, я потрясённо смотрела на страшный, огромный нос, который успела поймать на лету, просипела: