Женщина говорила нескладно, перескакивала с одного события в жизни дочери на другое, потом замолкала, смотрела в окно на затухающий день и просто молчала.

– Довольно спартанский стиль для молодой девушки. – Стеф присела на компьютерное кресло. – А какой у неё рост?

– Примерно, как у вас. – мать девушки тяжело опустилась на стул возле двери. – Сто семьдесят четыре сантиметра.

Стефания присела в кресло и нахмурилась.

– Хм, кто сидел в этом кресле? Следователь, опер, обслуга? – Стефания поводила руками над столом, ища им удобное положение.

– Никто, наверное. – женщина пожала плечами. – Следователь приезжал, но он с порога осмотрел комнату, и всё. Его больше интересовали ребята, с которыми Эмили приехала на отдых.

– Видите, как расположены мои колени. – Стефания похлопала себя по колену, – ей было бы неудобно так сидеть. Стул регулируется и запоминает последнюю высоту посадки и если не отпустить стопор, то оставит ту, которая была удобна последнему, кто им пользовался. Кто мог пользоваться креслом последний?

– Не знаю. – женщина наблюдала, как Стеф катается на кресле по комнате. – Эмили встречалась со своими друзьями в гостевых домиках, сюда она друзей не приводила, её отец – строгий человек и занятой бизнесмен, поэтому посторонние люди в доме нежелательны.

– Хорошо, с этого кресла, из такого положения удобно достать до стола, до средней книжной полки, до подоконника… Посмотрите на эти поверхности, что-нибудь не так. – Стефания снова выдвинулась на середину комнаты.

– Я не знаю. Вроде всё на месте. – женщина бессильно развела руками. – Меня уже спрашивали.

– Вас спрашивали в целом, а я прошу вспомнить, как выглядели эти три поверхности до того, как Эмили уехала на фотосессию.

– Все в порядке.

– Какие ещё события произошли в тот день?

– Ничего особенного. – мать Эмили пожала плечами. – Привезли продукты, потому что к мужу собиралась компания. Вместе с продуктовым обозом, приехал мастер, подключить новый домашний кинотеатр и отремонтировать освещение возле гостевых домиков.

– Вы видели мастера? – Стефания развернулась к ней.

– Конечно. Это Лёша. Он постоянный мастер, работает на моего мужа. Я встретилась с ним внизу, дальше попросила проводить горничную.

– Понятно. Скажите, пожалуйста, как вы передвигаетесь здесь? – Стеф покачала головой. – Я полагаю, на машине не вариант?

– Велосипеды, квадроциклы, лодки.

– Меня может кто-то проводить на то место, где пропала Эмили?

– Сейчас бессмысленно туда ехать, точнее, плыть. Уже темнеет, на улице дождь, там вы ничего не увидите.

– И всё же. – Стеф в упор посмотрела на неё.

– Не знаю. Спрошу Николая Ивановича, выйдет он сейчас на лодке или нет.

Женщина, выйдя из комнаты дочери, вдруг резко остановилась и долго стояла, вглядываясь в стену напротив.

– Что случилось? – спросила Стефани, выходя следом.

– Я не знаю. Эта картина здесь никогда не висела, точнее, это даже не наша вещь.

В небольшом простенке висела небольшая картина, где маслом был сделан набросок в тёмных тонах.

– Что значит не ваша? Может, это Эмили написала?

– Я в это крыло хожу редко, только перед приездом дочери, но её точно здесь не было. Вчера вечером точно. Ничего не понимаю. – женщина потрясла головой. – Катя, – крикнула она протиравшую неподалёку пыль горничную. – Это что?

– Так я думала, вы повесили. – низким голосом сказала подошедшая женщина.

– Давно она здесь? – задумчиво проговорила Стеф.

– Да с утра вроде. Я вчера поднималась протереть здесь, но не было картинки или я внимания не обратила. Постойте, – она наморщила лоб, – как же не висела картина. Здесь висела, но другая, вам прислали друзья, вы ещё удивились, что столько лет от них не было вестей, а тут они прислали подарок.

– Да, я совсем забыла. – Елизавета всплеснула руками. – Я попросила повесить эту картину рядом с комнатой дочери, чтобы им было приятно. Мы действительно, когда дочке было пять лет, – она сделала внутреннее усилие, чтобы не дрожали губы, – поехали на острова и там встретили семейную пару. Они были восхищены нашей малышкой и потом приезжали к нам в гости, а где-то год назад наша связь прервалась.

– Почему? – спросила Стефани, разглядывая коридор.

– Я писала, звонила, но в ответ только молчание. Не знаю.

– Что дальше по коридору? – резко спросила Стеф.

– Там комната-склад, так мы её называем, расположение неудобно спланировано для жилья, а как склад, удобно. – горничная нервно поправила воротник. – Здесь-то потом собирались вообще хозяйственный этаж сделать. Для Эмили отдельный дом был задуман. Поэтому здесь так скромно. – женщина хмурила брови, одёргивала платье и оглядывалась по сторонам, словно рядом мог появиться кто-то незваный.

– Успокойтесь. – Стеф положила руку ей на плечо. – Чего вы так боитесь?

– Как же мне не боятся, когда по дому гуляет неизвестно кто. Картина-то не сама поменялась. – охнув, горничная тихонько заплакала.

– Катя, прекрати. – резко сказала Елизавета.

– Что вы видите на этой картине? – проговорила Стеф.

– По-моему, силуэт какого-то дома и вроде кто-то стоит. – приоткрыв рот, Елизавета вглядывалась в висевшее полотно.

– Картина по размерам совпадает с той, что висела прежде? – фотографируя холст, спросила Стеф.

– Не помню. По-моему, да. Я могу посмотреть упаковку в кладовой, это была коробка, вполне возможно, её не выбросили. Заговорили про ту комнату, и я вспомнила, что могли оставить там.

Стефани, не дойдя до кладовой, остановилась возле небольшого коридорчика, упиравшегося в балконную дверь.

– А там что?

– Лоджия второго этажа. Проектировал не очень успешный архитектор, и она получилась неудобной, ей почти никто не пользуется. – проговорила мать Эмили.

Наконец, добравшись до двери кладовой, горничная вставила ключ в замочную скважину и, легко повернув его, оттянула на себя. Нащупав на стене выключатель, женщина зажгла свет и остановилась как вкопанная.

– Здесь много вещей, я не знаю, найдём ли. – хозяйка дома наткнулась на стоящую горничную и недовольно проговорила. – Катя, ну что опять? – но задохнувшись последними словами, бросилась вперёд. – Девочка моя. Эмили…

Стеф едва удалось перехватить обезумевшую мать, с силой оттянуть назад и вытолкать за дверь.

– Стоять, здесь! – гаркнула она на рвущуюся вперёд женщину. – Скорую срочно! – с этим криком она захлопнула натужено запищавшую деревянную створку и, тяжело дыша, остановилась.

Посреди кладовой на полу лежала Эмили, она была в простом чёрном платье, светлые волосы прикрыты чёрной накидкой, больше похожей на фату, закрывающей половину бледного, почти воскового лица девочки. Стефани из последних сил спиной держала дверь, стараясь не пустить бьющуюся в истерике мать и быстро фотографируя всё, что было в кладовке, чтобы потом подробно рассмотреть. Собравшись с духом, Стеф выскочила за дверь и с силой схватила Елизавету за руки.

– Туда нельзя. Она жива. Нужна скорая.

– Почему мне нельзя к моей девочке? – ревущий голос распугал тишину по всему дому, наверх стали стягиваться работники и последним пришёл провожавший Стеф старик.

– Вам нельзя. Она спит, она под действием каких-то препаратов. Мы можем убить её, если будем безрассудны. Я буду с ней до приезда медиков. – Стефани пыталась успокоить бушующую эмоциями мать.

– Я же думала, она умерла. – внутри женщины билась истерика.

Елизавета рвалась из цепких рук Стефани, но та крепко держала её и отдавала короткие команды:

– Катя, быстро воды и любое успокоительное. Николай Иванович, вы вызвали вертолёт?

– Да, я Семёну Сергеевичу позвонил. Сейчас всё будет. Он близко, прилетит быстро.

– Так! Ещё мне нужны перчатки и большой пластиковый пакет. – сказала Стеф. – Также нужна пижама Эмили или домашний костюм. Я хочу её переодеть, нужно снять платье, в котором её доставили сюда.

– Зачем? – спросила плачущая женщина.