В таком ритме, определяемом матерью, Вика жила до пятнадцати лет. А потом, одним днем, матери не стало… Нелепая автокатастрофа в паре километров от дома. Был сильный гололед- и женщина просто не справилась с управлением, возвращаясь из магазина вечером. Всего пара мгновений- и нет человека. Нет целой жизни. Мира целого нет. Это трудно осознать. А потом еще труднее принять…

Страшная потеря, казалось, высосала из пятнадцатилетней девочки всю энергию. Походы по психотерапевтам давали какой-то результат, но это всё было временно и ненадолго.

Вика забросила занятия спортом. Начались проблемы с учебой в школе, а ведь впереди были самые важные годы учебы- выпускные- определяющее время для будущего любого подростка… Неизбежно начались проблемы в общении с отцом, который причину изменившегося поведения дочери видел не в страданиях по безвременно ушедшей матери, а в трудном возрасте и «разбалованности», как он сам это называл. Девушка всё чаще сбегала из дома, чтобы побыть с друзьями, отвлечься от дурных мыслей и тяжелой атмосферы в доме, опустевшем после ухода матери. Так ей оказалось легче сносить всю ту боль, что таилась где-то за грудной клеткой и временами не позволяла дышать. Душила и истязала, лишала радости, но все время подавлялась, сжималась тисками условностей общества, правилами приличия и прочих формальностей.

Он был старше неё. На десять лет. Уже состоявшийся, взрослый мужчина. Вика в свои восемнадцать выглядела очень юной и ранимой. С первых её слов о Нём я поняла из-за кого эти большие, прекрасные глаза то и дело наполняются слезами.

Алекс Коршунов уже занимался бизнесом, когда она ещё была школьницей. Часто видела его в гостях, Константин Коршунов, отец Алекса, был партнером и другом отца Вики, а его младший брат-Максим- учился с ней в одной школе, всего на пару классов постарше, всегда, что называется, опекал и приглядывал за дочкой друга отца. Вика знала их с детства, и была влюблена в Алекса, кажется, всю свою сознательную жизнь.

Поначалу первая любовь на грани одержимости доставляла много боли. Алекс её не замечал. Рядом с ним постоянно отирались какие-то девчонки, глядя на которых Вика считала себя малолетней дурнушкой. Они были взрослые и красивые, а у неё брекеты на зубах и маленький рост. Да и вообще, Алекс с братом, как и в детстве, продолжали называть ее «Малой». Для них она, казалось, так и застыло в дурацком возрасте подрастающего «гадкого утёнка». Так она всегда сама себя оценивала, не видя никаких достоинств во внешности.

Тем не менее, мальчишки не давали ей проходу с самой школы. Все считали её симпатичной и даже красивой. Только вот разве о таком думаешь, когда сердце словно бы замирает и останавливается, стоит только кому-то произнести одно его имя. Что ей все, когда есть Он. Единственный и неповторимый. Такого не заменить суррогатом. Даже если у суррогата его глаза…

Вика отклоняла любые ухаживания. Даже на пушечный выстрел никого не подпускала к себе. Ведь для неё существовал Он один. О нем она робко мечтала, лежа в кровати перед сном. С ним строила в фантазиях красивую, счастливую семейную жизнь с большой красивой кухней и несколькими детишками, весело бегающими по дому. И не было в этом идеальном мире, о котором знала только она, места ни для спортивной карьеры, ни для тяжкого труда. Вика была готова с радостью посвятить себя одному-единственному. Стать для него мощным тылом. Женой. И в этом видела свое предназначение и смысл жизни.

А потом Это случилось. Как раз в ночь, когда ей стукнуло восемнадцать…

Был зябкий ноябрь, обрушивающийся на Питер промозглым холодом, облетевшей листвой и заиндевевшими лужами на рассвете. Прохожие кутаются в свои пальто, задирая горловины водолазок, или как здесь принято говорить, бадлонов, выше подбородка. Вика ненавидела позднюю осень. А еще она ненавидела свой день рождения, когда все внимание на ней… И столько пожеланий и напутствий… И все желают одного-успехов, энергии, красоты… А ей просто хотелось бы, чтобы ей пожелали быть собой…

Вика не хотела шумного торжества, хоть отец и настаивал. И все равно, когда в обед она вернулась из парикмахерской, куда ездила подровнять челку, увидела накрытый в гостиной стол.

–Так бы хотела твоя мать,– сказал отец, увидев немой вопрос, смешанный с укором в ее взгляде.

К счастью, никого лишнего и чужого в дом не позвали. На застолье были самые близкие. Константин Петрович с женой, Макс и… Спустя час после того, как гости расселись и приступили к торжественному обеду, на улице залаяла собака, а в окна брызнул свет фар внедорожника… Сердце Вики забилось, когда она услышала недовольно-наигранный голос Коршунова-старшего, души не чаявшего в старшем отпрыске.

–Его высочество пожаловал. С очередной свой… -хмыкнул, подбирая слово помягче, потому что в этот момент жена ударила его каблуком под столом и цыкнула смущенно: «Ну, Кость…»,– пассией…

А сердце ее упало… Прямо на мраморный пол. Разбилось на тысячи осколков, разлетелось мелкими блестящими каплями по глянцево-холодной поверхности… В висках вибрировало только одно «пассия, пассия, пассия»… И этот факт заглушил дикую вспышку радости и надежды, когда она интуитивно почувствовала, что тот самый запоздалый гость, нарушивший покой их немца Грея на улице, когда заезжал на территорию, – это Он…

Застолье, выпивка, шум, смех и шутки. Она почти не пила, стеснялась отца. Время от времени косилась на девицу с пухлыми губами и пышными кудрявыми волосами, сидевшую от Алекса по правую руку. И ей даже казалось, что Алекс с ней пренебрежителен… Но его рука все равно лежала у нее на талии. А в один момент она с холодящим ужасом осознала, что он под столом трогает ее за коленку и ведет всё выше и выше по ноге…

Родители ребят вместе с отцом Вики удалились в кабинет- выкурить сигару и поговорить о взрослом. А Алекс, казалось, встрепенулся. Стал усилено куда-то названивать и отходить наружу, чтобы поговорить, договариваться о чем-то. Засуетилась и девица. Они явно, что называется, были на низком старте. Вечер переставал быть томным. Скучное семейное застолье, на котором нужно было поприсутствовать дежурно, близилось к завершению. Это-то так и воодушевило парочку. Максим как-то совсем потерялся, а вернее, рядом с ним потерялась Вика. В голове так гудело, что она просто не слышала друга, хоть он и пытался изо всех сил поддерживать милую беседу.

–Да, Толян! Заметано! Ща, минут пять- с предками попрощаемся и стартуем! Столик нам держите только! -услышала она край разговора Алекса.

В глазах защипало…

Быстро сорвалась с места на кухню. Типа убрать посуду, а у самой внутри все клокочет.

–Викусь, чай родителям в библиотеку не отнесешь?-услышала голос помощницы по хозяйству сзади. Мария Александровн была с ними уже много лет. После кончины матери она стала единственной, с кем Вика все еще могла быть собой… Она часто спускалась в цоколь, на кухню, и просто сидела с Марией Александровной, заряжаясь ее женским теплом, которого теперь так не хватало.

Не хотела, чтобы та сейчас видела ее глаза. Вдохнула поглубже, мотнула головой и молча взяла поднос со стола.

Вика зашла бесшумно. На ногах ведь были домашние тапочки. Знала бы она, что Алекс нагрянет-таки сегодня, наверняка бы нарядилась иначе, впрочем… Разве это имело теперь какое-то значение…

–Каков засранец, а?-эмоционально вещал Константин Петрович,– специально притащил эту дуреху с собой… Очередную прошмандовку… Сколько уже их было, а?

–Кость, успокойся,– примирительно вещала жена.

–Ну а что успокойся, Люд?! Это ж он мне назло. Я говорю ему- присмотрись, какая девочка хорошая, из семьи правильной, как бы всем удобно было… Породнились бы с тобой, Егорыч… А он…

Вика кашлянула… Это они сейчас о ней? Оказывается, еще и сватать ее за спиной пытаются… А он не хочет… И приехал сюда нарочно с этой кикиморой… Господи…