– Спасибо тебе, дружище. Ты, видать, одним ударом решил завалить двух зайцев, да?
– Нынче женщинам тоже ствол не помешает, – произнес Луиджи.
– За столом никакого оружия, уберите это, – сказала Жозефина.
– Знаешь, мам, оружием ведь что угодно может быть начиная от обычного карандаша и заканчивая кухонными приборами.
– Ты прав. Но значит ли это, что можно носить с собой ножи и пистолеты?
– Я думаю, для самообороны… – включился в разговор Джон и резко остановился.
– Человек и кулаками может убить. Какой там нож или ствол! – заявила тетя Анна.
– Зачем пачкать руки, когда есть ствол? Один выстрел – и всё. – холодно промолвил Луиджи.
– Что? Дядя Луиджи, ты же не серьезно сейчас.
– Почему? Я видел однажды, как один молодой парень убил мужчину пожилого возраста. Он изрешетил всё его лицо, отрубил руки и ноги, чтобы потом врачи опознать не могли. Это было отвратительно.
– Ну всё, хватит говорить об этом. Больше нечего обсудить? – возразила Жозефина.
– Раз такое дело, я тоже хочу сказать пару слов, – поднявшись со стула, начал Виктор. – Мам, пап, я люблю вас, желаю вам только всего наилучшего, чтобы вы прожили еще столько лет, сколько прожили до сего дня…
– Ну, это слишком, – пошутил Кассель, и все тут же расхохотались.
– …так вот, у меня, конечно, подарок будет менее опасным, но не менее приятным. Это наручные часы, пап, это тебе. Золотая цепь с подвеской в виде павлина тебе, мама.
– На вид не дешевые. Откуда деньги, сын? – спросил отец.
Увидев цепочку, Жозефина ахнула от неожиданности. Эта радостная улыбка, что красовалась на лице матери, многого стоила для Виктора.
– Это еще не всё, – глянув на Марию, продолжил Виктор. – Мы с Марией… хотим обручиться на следующей неделе в понедельник.
Новость настолько сильно ввела старших в ступор, что даже Джон, пивший сок, поперхнулся. Затаив дыхание, все смотрели на друг друга, как голуби на площади возле памятника Виктора Гюго. Виктор, будучи уверенным, что всё пройдет хорошо, надеялся до последнего, пытался убедить в этом себя: «всё хорошо, всё хорошо». Потеряв всякую надежду на счастливый исход, Мария окончательно расстроилась, когда вдруг… (Снова это ВДРУГ – слово-показатель нежданного поворота событий.)
– Неожиданно как-то, – прошептал Кассель, правым глазом изучая реакцию супруги.
Посмотрев на сына, Жозефина, не скрывая ласковой улыбки, сказала не менее ласково: – Ну, мы не вправе вам мешать, счастливого пути.
– Так вы одобряете наш союз?
– Какой профсоюз? – воскликнул дядя Луиджи, разжевывая кусочек индейки.
– Не профсоюз, а союз, ты чем слушаешь? – сказала Анна.
– Плевать на профсоюз! Я всегда говорил и буду говорить, что нет пользы от этих наглых проходимцев. Мой дед был весьма хорошим человеком, так он был в профсоюзе, профсоюзе автомехаников. Пока он однажды не распался и не погубил всю его семью еще в 40-х годах прошлого века.
– Луиджи, дорогой, успокойся, никто не собирается вступать в профсоюз, – нежно произнесла Анна.
– Конечно, – добавил Кассель. – Нам дома ни к чему профсоюзники.
Сидя в уютной вечерней обстановке, обнимая свою будущую супругу, Виктор вообразил себя стариком. Когда он начнет писать ту самую единственную книгу в конце пути. Далее по вечерам, сидя у камина, рассказывать собравшимся возле него внукам сказки, сочиненные им самим. Уйти из жизни, совершив этот незначительный поступок, – вот его истинная цель. Каждый из присутствовавших на празднике был в своем маленьком мире. Вот и Джон погрузился в детальные образы, из которых весьма сложно вырваться по своей воле. По телевизору пропагандировали очередную ересь, и, глядя на это, Джон все сильнее и сильнее пытался понять скоротечность жизни, думая о бессмысленности некоторых вещей. «Сложен выбор для того, кто думает слишком легко о жизни», – проскользнуло предложение у него в голове. Как молния, это предложение пронзило его мыслительный процесс. Не переставая думать, он все отчетливее понимал одновременную значимость мира и его абсурдность. Анна и дядя Луиджи, держась за руки, обсуждали важные, а по сути бессмысленные темы, говоря друг другу предложения со словарными значениями отчаяния, радости, упрека и надежды на давнею мечту о ребенке. Абстрагировавшись от них, можно было заметить Жозефину, положившую голову на плечо любимого. Давно забытые воспоминания вспыхнули как огонь, разом охватив ее печальными нотками. Последние лучи уходящего солнца обозначили появление светящихся точек на темно-синем небе, а большой полукруглый кусок серого заплесневевшего сыра, обкусанный со всех сторон, подмигивал всем землянам, говоря: «Привет, эскимосы».
– Едешь ко мне? – полюбопытствовал Виктор.
– Сегодня никак, – устало ответила Мария.
– А что так?
– У меня завтра с утра экзамен, потом занятие, освобожусь только ближе к восьми вечера.
– Ну, поедешь от меня.
– Нет, мне нужно готовиться, все мои вещи дома, лучше завтра, хорошо? – ненавязчиво произнесла Мария.
– Ладно, тогда я заеду за тобой в восемь, – предложил Виктор, поднимаясь с дивана. – Я, наверное, поеду к себе.
– А ты здесь не остаешься? – поинтересовался отец.
– Просто у меня завтра дела, а оттуда ближе идти.
– Стой тогда, я сейчас, – промолвила мама, удалившись на кухню.
– Приходи завтра, когда свободен будешь, – произнес Кассель.
– Хорошо, пап, – ответил Виктор. – Дядя Луиджи, тетя Анна, до скорого.
– Виктор, не порть отношения с дядей.
– Хорошо.
– Стой, я довезу тебя, мне тоже пора, – нехотя отрываясь от просмотра телевизора, сказал Джон.
– Тогда, может, и Марию возьмем? – предложил Виктор Джону.
– Я не против.
– Мария, поедешь с нами? Мы отвезем тебя домой.
– Нет, меня папа заберет, нам еще нужно заехать за мамой, – отказалась она.
– Подождите. Вот, возьмите себе покушать, только не забудьте потом в холодильник убрать, – сказала Жозефина,
– Хорошо, мам.
– Спасибо за вечер, тетя Джози, было очень вкусно, – высказал благодарность Джон.
– Всем пока! – крикнул Виктор, стоя у порога.
– Пока! – прозвучал голос Марии.
– До скорого, сын.
– Берегите себя, – закрывая дверь, произнесла мать заботливым голосом.
Образы ночного Парижа поражали своими чудесными видами, освещенные фонарями улицы тепло провожали каждого, кто проходил под ними. И во всей этой красоте кружился звездный свет, показывая всем влюбленным яркое сердечко Парижа, что днем, что ночью освещая путь, как маяк на берегу моря.
Сев в Charger, Джон быстро завел машину. Кожаный запах мягко проходился по салону, вызывая решительность и стойкость в уме как водителя, так и пассажира. Накинув лежавший позади пиджак, Джон принялся проверять карманы, чтобы убедиться в наличии кошелька. Кошелек обнаружился в кармане, вот только дополнительный поиск ключей слегка расстроил его. Джон опустел, будто рыбка после изъятия икры. Повторно прощупав карманы джинсов и пиджака, он окончательно понял скверность ситуации.
– Старина, кажется, у меня маленькая проблема.
– Что такое? – спросил Виктор.
– Похоже, я потерял ключи в музее.
– Уверен, что в музее?
– Ключи у меня были в пиджаке, а пиджак я надевал, только когда находился в музее, я не поднимался к вам в пиджаке.
– Стой, ты потерял ключи от дома?
– От дома, – подтвердил Джон.
– Сегодня вряд ли получится туда поехать, Лувр уже закрыт, – взглянув на часы, сказал Виктор.
– Я еще не знаю, где именно потерял ключи.
– Завтра после обеда разберемся с ключами, а сегодня переночуешь у меня.
– Думаешь, их кто-нибудь забрал?
– Всё может быть, а может, охрана подобрала, – желая подбодрить друга, ответил Виктор.
Тихо играющая музыка Фрэнка Синатры давала пищу для размышления обоим. Неважно о чем, мысли приходили сами по себе и уходили, не задерживаясь дольше, чем о них можно было бы снова подумать. Ночная городская суматоха… Что еще может происходить в теплую, слегка ветреную ночь? Только сладость романтики. Прогулки по паркам, прогулки по улочкам и городским переулкам. Открытые до последнего посетителя рестораны светились яркими огоньками, привлекая новых гостей. Машины проезжали то медленно, останавливаясь на светофорах, то быстро после загорания зеленого света. Разглядывая каждого прохожего, при этом особо не зацикливаясь на его внешности, Виктор поразился самому факту того, что у него через неделю будет свадьба. Через неделю, а где свадьба, там и дети.