Из седёльной сумки извлёк бурдюк и наполнил сосуды, протянутые стариками. Те выпили, крякнули:

– Хороша!

– Ещё бы, я особый секрет знаю. На секретных травах настаиваю. Давайте ещё по рожку.

Наполнил рога во второй раз. И в третий. И четвё…

Нет, на четвёртый стариков уже не хватило. Повалились они на влажную таёжную землю, хрипя и хватаясь под бородами. Не перенесли настоя из секретных трав. Хан обыскал трупы, вернул золото в кошель, потом отстегнул от сёдел топоры и порубил тела, пока кровь не свернулась. И про Забадаев меч не забыл. Его тоже измазал в крови, а потом вложил оружие в руки хозяев. Своим же топориком тюкнул чужих коней, не сильно – не до смерти, а чтобы придать вид боевых ран. Огляделся. Всё выглядело именно так, как задумывалось: трёх ветеранов зарубили в бою. Они пали, но перед этим успели омыть оружие в крови врага. Потёр руки и вскочил в седло. В Юртаун ворвался, голося:

– Беда! Беда! – и носился верхом по улицам, образованным выстроенными по линеечке жилищами, пока на крики не сбежался народ.

На площади собраний хан-узурпатор речь повёл не слезая с коня. Будто бы он собрался с утра поохотиться, но не было ему сегодня удачи, одного только рябчика и подбил. Не вышло охоты, и решил он вернуться домой. Когда подъезжал, то наткнулся в лесу на три трупа. Лежит там порубленная коварным врагом боевая тройка – Забадай, Сор дон и Долбон. Все в крови, но в руках сжимают оружие. По ним видно, что непросто далась ворогу их погибель. Попили чужой кровушки два топора и меч. Но трупа подлого убийцы не осталось – либо не справились старые со злодеем, либо ворог был не один и сообщник подлюку с собой уволок.

– И знаете, кто всё это сотворил? – грозно спросил Сотон. – Не знаете? Так я вам скажу: это Чонов ублюдок – Джору! Долго его не было в наших краях, шлялся неизвестно где. Вот и вернулся. И убил стариков, бахвалясь, – я, мол, вернулся!

– А просто так вернуться было нельзя? – спросили из толпы. – Приехал бы и сказал нам: я вернулся!

– И стариков бы губить не пришлось! – добавил второй.

– Зачем ему вообще на нас нападать – на старых или молодых?

Ответ у Сотона был готов заранее. Глупый, конечно…

– А чтобы нам власть свою показать. Я, мол, Джору, ханский сын.

– Так он и впрямь ханский сын.

– Вот!

– Что-то тут не так, – заявил Хабал. – Я позавчера с Джору встречался. И был он весёлый и жизнью довольный (а про смерть папаши не знал!), с женой и верблюдицей, которых выкрал в стране Инь. Милуется с ней день и ночь, потому до родного дома никак добраться и не может. Устроились на Краснобровой поляне и друг от друга не отрываются. Красотка так измотала мужика, что он старуху дряхлую не победит, а тут – старики-ветераны. Их просто так не порубишь, у них боевой опыт – о-го-го! И никто меня не убедит, что Джору ни с того ни с сего начнёт стариков губить.

Эх, подумал Сотон, зря я Хабала сразу-то не замочил. Прирезал бы, когда принёс дурную весть о возвращении племянника, тогда бы всё мне сошло с рук. Не убил, вот теперь и приходится выкручиваться. Как бы их обмануть?..

– У меня доказательства есть, – наскоро придумал хан.

– Какие доказательства?

– А вот! – Он полез в седёльную сумку и продемонстрировал рябенькую птичку, заготовленную заранее. – Видите?

– Чего? Рябчика?

– Ну да. Ездил я на охоту, но удачи не было. Разве это не доказательство?

– Да мы верим, что ты плохой охотник, – согласились с доказательством чонавцы.

– Я не про то, а про другое. Теперь-то верите, что это Джору стариков порубил?

– Никакие это не доказательства, – решила толпа.

– Но старики-то порубанные лежат! Кто их тогда убил?

– Да мало ли кто? Почему именно Джору?

– Потому что больше некому! Мы тут сколько живём, никаких других врагов не видели! Пока он не появился, никаких убийств не было! – рвал глотку хан.

– Да почему же не видели? А бухириты?

– Люди! – вскричал Сотон, будто бы осенённый догадкой. – Видать, Джору с врагами стакнулся! Вот и порубил Забадая и прочих!

– А может, и впрямь бухириты вернулись? – задумались в толпе. – А Джору тут ни при чём.

– При чём, при чём, заверяю! – кричал хан. – Уверен я! Братом клянусь!

– Да почему ты уверен, когда и брата у тебя нет?

– А потому, – придумал Сотон наконец веский довод, – что имя подлого убийцы мне сам Забадай перед смертью сказал! Застал я его ещё дышащим. Он меня увидел, узнал, воздел палец и сказал вслух: «Джору…» – не договорил и преставился.

– А может, он так ему свой меч завещал? – предположил кто-то.

– Или именно то не договорил, что Джору – не виноват! – выкрикнул второй.

– Хотел сказать: Джору, мол, берегите, он – ханов наследник, – высказался третий.

– Вот что, – объявил, обрывая пустые разговоры, Хабал, – сяду-ка я на коня да слетаю к Краснобровой поляне. Там всё и выясню – при чём тут Джору или ни при чём.

– Вот это правильно, – поддержала толпа. К Хабалу присоединилась пара добровольцев: Сазнай – молодой из тех, кого мальцами привели с берегов озера Хубсугул, и старик из следопытской дюжины по имени Мучиря, со шрамом через всё лицо.

– Если это Джору, – заявили волонтёры, – то мы знаем, как с ним поступить. Но это вряд ли он.

– Езжайте, езжайте, – милостиво разрешил Сотон, хотя согласия его никто и не спрашивал. – А ещё кто-нибудь пусть съездит на поляну, где порубленные лежат. Как туда добраться, я сейчас объясню. За околицей поедете напрямки к Смородиновому ручью и двинетесь против воды…

Что найдут Хабал со товарищи, он знал – зарубленных Джору с бабой. Решил, что это ему на руку, охотники подумают: тройка отбивалась от полковничьего сынка, пала в бою, но и сама нанесла такие раны, от которых тот не оправился. Едва сумел добраться до поляны, где его ждала жена, и истёк кровью… Так нет же! – мысленно вскричал Сотон. Бабу тройка тоже порубила! Или не тронула? Поторопился я нукеров убирать. Сперва надо было хотя бы расспросить: как убили, одного или с девкой, как трупами распорядились – так и оставили в постели или оттащили куда? И почему я убийство на племянника валить взялся, почему сразу о бухиритах не вспомнил? На них всё бы и списалось: бухириты вернулись и порубили стариков и Джору. А про то, что в прошлый раз бухиритов я сам в Мундаргу пригласил, знают только дадаги. Но эти вряд ли проболтаются, ведь сам Дадага и убил Чону. Нечаянно, правда, не разглядел в темноте, чей перед ним затылок… Да ещё вещун знал про бухиритов, да гонец, что с близнецами договаривался. Но первый больше не вещает, выпил моей бражки и замолчал. Лежит теперь у пика Сардыкова, молчаливый такой, а сверху камешек поставлен с птичкой на груди в знак того, что умел быстрей, чем птица долетит, другим вещунам весточку передать. А второй в пропасть нечаянно упал, до сих пор не нашли. И вряд ли найдут: его, поди, уже к Ледовому океану река вынесла…

Пока охотники седлали коней, до них дошли вести, что все три коня вернулись к жилищам хозяев. У каждого – рана, видно участвовали в битве. Мучиря не поверил, сходил осмотреть. Вернулся с сообщением, что раны очень странные, никак их в бою нанести не могли.

– Уверен, – заявил он, – что скакуны смирно стояли склонив голову, щипали траву, а тут-то их и ударили меж ушей. Слабо ударили, черепа не пробили, но такой удар надо наносить сверху – ни пешему, ни конному так не рубануть, если конь сам не склонит голову…

При подходе к Краснобровой поляне Хабал велел спешиться. Пятеро спутников послушались, привязали коней и неслышно двинулись вперёд – ветка не хлопнет, сучок под ногой не хрустнет.

Джору с золотой красавицей сворачивали лагерь. Одеяло было скатано в трубочку, прочие вещи завёрнуты в медвежью шкуру. Полковничий сын как раз привязывал их к седлу хромого, но очень красивого коня необычайной золотистой масти.

– Хабал, – склонившись к уху охотника, зашептал Сазнай, – а ведь и вправду Джору убил стариков! Видишь – собираются бежать без оглядки!