Но сейчас ее плечи были напряжены, и вместо того, чтобы задержаться и полюбоваться ночным цветением звездоцвета, от которого, казалось, она обычно не могла оторваться, или поиграть в садовых фонтанах – детская привычка, которая забавляла Ашерона, – девушка пробежала через двор и исчезла за городскими воротами.

Ашерон повел плечами. Куда подевался длинный лук, обычно закрепленный на ее спине? И почему нет тихого перестука стрел в ее колчане, слышного только ему?

Принюхавшись, он уловил слабый, но острый оттенок страха, переплетенный с обычным запахом пота и жасминового мыла, которое она так любила.

Он и не думал изучать выражение ее лица; в отличие от его расы Солис[2], смертным было трудно управлять своими эмоциями. Вместо того чтобы научиться контролировать их, они пытались скрыть свои чувства за нелепой маской.

С годами накопленный опыт научил Ашерона вообще не обращать внимания на мимику смертных и считывать нужную информацию в основном по их жестам и голосам.

И все же… Неужели щеки этой девчонки сегодня бледнее, чем обычно? И она поджала губы. По крайней мере, сильнее, чем всегда.

Ашерон зарычал. «Проблемы смертной тебя не касаются», – напомнил он себе. Он пришел в сады, чтобы отдохнуть от придворных, а не размышлять о пропавшем оружии и напряженных плечах дурочки, каждую ночь испытывающей свою судьбу.

Личный телохранитель принца была досадной помехой, случайной девицей, которая забрела в заросли кровавых роз и нарушала его одиночество. После захода солнца, пока смертные лежали в своих постелях и видели десятый сон, сад принадлежал только Ашерону – так повелось с тех самых пор, как он стал рабом в этом королевстве.

Тем не менее, несмотря на бесцеремонные вторжения этой девчонки, вызывающие у него негодование, Ашерон все равно ловил себя на мысли, что ждет ее возвращения с ночной охоты.

И маленькой дурочке каким-то необъяснимым образом всегда удавалось вернуться.

Как-то раз от скуки и любопытства Ашерон перелез через стену, чтобы понаблюдать за девчонкой. Той ночью она убила двух Вултаксов – немалый подвиг для смертной девушки. Солнечная Королева Эффендира сделала бы это изящнее, но их с рождения обучали военному искусству, и каждое нападение превращалось в томный танец, от которого любому, даже жертве, трудно было отвести взгляд.

В этом проклятом Преисподней королевстве смертные держали своих женщин слабыми, как ягнята, запрещая им носить оружие и приобретать необходимые для выживания навыки.

Ашерон позволил себе улыбнуться. У короля Горация случился бы припадок, узнай он, что личный телохранитель его старшего сына отправляется по ночам в Мьюрвудский лес и убивает там Порождений Теней.

Возможно, именно поэтому Ашерон перестал воспринимать в штыки присутствие этой девушки. Возможно, поэтому он шепотом возносил короткую благодарность Богине каждый раз, когда смертная возвращалась живой. Она была мимолетным развлечением в его бессмертном существовании, напоминанием о свирепых воинствующих Солнечных Королевах его родины. Не более того.

Но если этой ночью девчонка и в самом деле осталась живой после схватки с представителем расы Ноктис, то в глубине души он был рад.

Ашерон сорвал лунную ягоду с растущего у фонтана невысокого дерева, похожего на колокольчик, а затем отправил терпкое лакомство в рот.

В Эффендире ему пришлось бы карабкаться на самые высокие ветви, чтобы найти хоть немного оставшегося урожая, но на смертных это лакомство не действовало, поэтому здесь твердые аметистовые ягоды не трогал никто, кроме Ашерона. Еще из ягод заваривали крепкий чай, но чай Ашерона не интересовал.

Не сегодня. И ни разу за минувшие бесчисленные годы рабства у этого убогого короля.

Тепло разлилось в его груди, когда кислый сок брызнул на язык. Прислонившись к дереву, Ашерон вздохнул.

На мгновение он увидел перед собой белые берега и бирюзовые приливные волны своей родины. Вдохнул свежий воздух, наполненный ароматом диких орхидей и крошечных роз цвета темной крови, которые густо росли вдоль каменистых тропинок, ведущих к морю, и были пропитаны соленым бризом.

На горько-сладкое мгновение Ашерон вновь обрел свободу.

Но затем действие ягоды закончилось, и он вернулся в Пенриф, пойманный в ловушку в царстве смертных, которое смердело по́том и гибелью, прикованный к смертному королю, которого Ашерон мог убить усилием мысли, но вместо этого был вынужден исполнять каждую его жестокую прихоть.

Ашерон Хафбэйн, незаконнорожденный сын Владыки Солнца Эффендира, был рабом.

Будь проклят закон Монстра Теней и Богини! Будь на то воля Ашерона, он бы уже давно вырвал себе сердце, лишь бы не испытывать боль и тоску по Эффендиру.

Ашерон сорвал еще одну ягоду с ветки, усыпанной золотистыми листьями в форме сердца, и пережевывал ее до тех пор, пока не вернулся на скалистые берега, расположенные далеко от проклятой земли смертных.

Затерянный в воспоминаниях, он поклялся, что найдет способ вернуться на родину, чего бы это ни стоило.

Кровь Повелителя Теней покалывала и обжигала кончик языка Хейвен, сколько бы она ни вытирала рот рукавом и ни сплевывала. Две повстречавшиеся в коридоре хихикающие фрейлины смотрели на нее дольше, чем требовала вежливость, поэтому Хейвен оскалила зубы и плюнула рядом с их блестящими модными башмаками.

Это заставило фрейлин броситься прочь, как пустоголовых мышей, и Хейвен растянула губы в усталой улыбке.

Рога Монстра Теней! Она не могла дождаться конца этого дня, а ведь еще даже не рассвело. Она остановилась у открытого окна, где на подоконнике мерцали свечи.

Столетия назад эти залы заполнял рунный свет. Подаренный расой Солис, вечный свет никогда не должен был угаснуть.

Но это было до Проклятия. Его жадная, темная магия пировала всей светлой магией, пока от той не осталось почти ничего.

Неожиданно из Мьюрвудского леса донесся крик, и холод пронзил грудь Хейвен.

Даже сейчас она чувствовала на себе обжигающий взгляд Ноктиса.

Неужели Повелитель Теней и его монстры нашли другую добычу? Хейвен закусила губу. Порождения Теней могли легко поймать ее.

И Повелитель Теней мог остановить ее на дереве, если бы пожелал. Мог заморозить ее кинжал еще до того, как тот коснулся его груди смертельным поцелуем, или превратить оружие в лягушку, мышь или поганку. Во все, что ему угодно.

Почему он отпустил ее?

Эта мысль не давала девушке покоя. Хейвен подняла кинжал из лосиного рога с гладкой от частого использования рукоятью из слоновой кости и нахмурилась. Лезвие было чистым, – Хейвен вытерла вязкую кровь о мокрую траву, – но все же она не могла избавиться от ощущения, что ей следует зарыть нож глубоко в землю и забыть о нем.

Разве в крови высокопоставленного представителя расы Ноктис не должно быть сильной магии?

И если Хейвен действительно повстречался сам Владыка Преисподней…

Хватит! За стеной она в безопасности. И, возможно, кровь на самом деле не коснулась ее языка. Возможно, в крови не было темной магии, которая пожирала все на своем пути.

Возможно. Хейвен презирала это слово.

Она выдохнула и сосредоточилась на бледной рунной стене, которая защищала Пенриф, протянувшись далеко на восток от западного побережья Эритрейи.

Дрожь пробежала по спине девушки. Если монстры прорвутся сквозь стену и вторгнутся на территорию, последний из защищенных южных городов падет через день. Смертные повелители лишены рунной магии, а раса Солис скрывается за Сверкающим морем, и поэтому горожане беззащитны перед чудовищной расой Ноктис и Проклятием.

Не думай так! Стена создана из священного лунного камня Богини, пропитанного магией расы Солис, и должна прослужить тысячу лет.

Замок укрепляли те же самые заклинания, отголоски давних времен, когда прославленные воины расы Солис бродили по Фенвику и Пенриф пользовался благосклонностью Владыки Солнца из Эффендира.