Сердце затихло и прислушалось.

Тишина… и ничего.

Оно снова застучало. Ровно и спокойно.

Я отстранилась первая.

Захотелось домой, но смолчала, чтобы окончательно не портить вечер. Виктор снова промолчал. У меня создалось впечатление, что он меня дрессирует, как дикую кошку. Как только я выпускаю коготки он отступает и терпеливо ждет, чтобы снова подойти через время.

Правильно говорят: бойтесь своих желаний. Когда я в очередной раз с тоской подумала о том, какую бы причину придумать для вежливого отступления, зазвонил телефон. Когда включила его на одном из аттракционов, чтобы посмотреть время, то потом забыла выключить.

— Мама?

— Марусенька, ты где? — знает, что я ненавижу это обращение, но все равно меня так называет, р-р-р-р, — Только не пугайся, тете с сердцем стало нехорошо и ее забрали на скорой из дому.

Телефон уже в который раз полетел на пол из ослабевших пальцев, но в этот раз его спас Виктор и молча сунул мне в руку и отошел на пару шагов.

— Але… але… Марусенька…

— Мам, я сто раз просила не называть меня так.

Но мама ухом не повела.

— Марусь, я не успела тебе сказать, не переживай, из больницы уже звонила тетя, все в порядке, но несколько дней ей придется остаться там под наблюдением. Ты сможешь побыть дома одна до ее возвращения?

В этом вся мама. Свою работу она любит больше всего на свете. Я не удивлюсь, если узнаю, что в своей самой первой жизни она была мореходом-путешественником. Каким-нибудь Марко Поло. Она любит нас с папой, но дух странствий не дает ей сидеть постоянно на одном месте. Ей всегда нужно куда-то ехать, видеть новые лица и смотреть новые и новые страны. Вот и сейчас первое о чем она задумалась: не нарушит ли тетина болезнь ее очередное путешествие. Я вздохнула:

— Ну конечно, мам, не волнуйся. Боня проконтролирует, чтобы все было хорошо, не волнуйся.

— Вот и ладненько. Я знала, что ты у меня взрослая девочка и со всем справишься. Навести завтра тетю Агату и будь умничкой. Сегодня не нужно, ей вкололи лекарство и она проспит всю ночь. Если хочешь, то пусть Марта поживет у нас несколько дней до возвращения тети.

Мой ответ она уже не слушала, быстро попрощалась и повесила трубку.

— Нужна помощь? — Виктор, тихо стоявший в стороне, решил подать голос.

Я вздрогнула. Вот же черт! Совсем про него забыла.

— Нет, Вить, прости но мне нужно домой. Увидимся потом как-нибудь.

Не дожидаясь ответа, закинула рюкзак на плечи и рванула к остановке. Но не тут-то было: Виктор в два счета меня догнал и пристроился рядом.

— Я провожу тебя. И не спорь. — сказал, как отрезал, увидев, что я открыла рот.

Ладно, пусть провожает. Я и так весь вечер вела себя, как пусть не свинья, но маленький вредный поросенок. Все равно скорее всего мы больше не увидимся, так что хоть напоследок побуду милой.

У дома я сухо попрощалась и тут же ушла в подъезд.

На пороге меня встретила Ванда, которая попыталась заглянуть мне за спину, а потом с немым вопросом в глаза. Я подняла ее на руки и она обняла меня лапами за шею. В доме остро пахло лекарствами. Я поспешила открыть окна в гостиной. Бонька благородно отступил в кухню.

— Испугалась, маленькая? Все будет хорошо.

Ночью Ванда впервые спала со мной.

3 глава

Утром хотела даже забить на универ, но собака Стрижаев мне ведь это просто так не спустит. У него на меня с Мартой зуб длиной полметра. Я в его понимании не имею право на существование потому, что оскорбляю весь женский род одним своим внешним видом. А Марта его как-то спаниелем обозвала. А поскольку голос нашего потомка польских завоевателей такой же зычный, как у них много веков назад на поле брани, и понижать его она считает ниже своего достоинства, то Максу даже сплетни слушать не пришлось. Он в этот момент разговаривал с Леськой прямо у Марты за спиной. У той только глаза расширились, став почти на пол-лица, как у стрекозы, о чем ей немедленно сообщила моя любимая подруженька, которая оглянулась чтобы узнать почему стало так тихо. Присутствие Макса ее ни капли не смутило. Тот ей ничего не сказал, но зло затаил. И очень скоро убедился, что все напрасно. Дело в том что, когда раздавали наглость Марта заблудилась и встала в очередь два раза и не успела за совестью. Боженька ее пожалел, подумав, погибнет ведь убогая и дал немножко удачи. Для баланса. Все попытки нашего замстаросты насолить вредной польке стекали с нее, как с гуся вода. И пришлось ему оставить ее в покое.

Открыв шкаф я неожиданно столкнулась с проблемой всех женщин: нечего надеть. В смысле, из того что я обычно ношу. В моем шкафу два отдела: в первом то, что покупает мама и я говорю спасибо и кладу на полочку и во втором человеческая удобная одежда. И вот там сегодня наблюдалась печальная пустота. Потому, что кто-то забыл закинуть вещи в стирку. У него два дня много дел было. Грустно почесав в затылке, я вернулась к маминой части шкафа, где хранились все ее чаяния и надежды, что однажды я стану похожа на девушку. Так, короткие платья отметаем сразу, мини-юбки туда же, вот эти брючки вроде ничего, но обтянули меня, как вторая кожа… туда же их.

Наконец я остановилась на длинном сарафане из струящейся ткани опалового цвета на широкий бретелях, он мягко обтекал фигуру, от талии расширяясь в свободную летящую юбку до пола. Только носы белых балеток выглядывали.

— Чудненько… в этом я хоть нагнуться смогу.

Сарафан повлек за собой кучу других изменений: рюкзак пришлось оставить дома, взяв сумку, и надеть светлый кардиган. Волосы я завязала в свободный низкий хвост. И так сойдет. Я и так нарушила все свои каноны.

Зараза Марка громко присвистнула при виде меня и картинно схватилась за сердце.

— Вот что значит впервые в жизни цветы подарили. — не преминула съязвить Леська, которая крутилась неподалеку в ожидании Макса.

— Захлопнись. — привычно посоветовала ей Марта и схватив меня за руку, поволокла за собой. — Идем дочь моя, доведем благое дело до завершения, чтобы сердце мое возрадовалось.

Она как-то проболталась что дед по материнской линии у нее священник и в детстве ее часто оставляли ему на лето. Вот и прорывается у нее время от времени память о годах чудесных.

Шли мы недалеко. В туалет, где Марта лично меня накрасила. Как она это сделала я так и не поняла. Внешне будто бы ничего не изменилось, но глаза стали больше и ярче, а губы нежнее и пухлее. На щеках проступил нежный румянец.

— Так-то лучше будет. — подруга удовлетворенно уставилась на дело рук своих. — Да не дергайся, волосы не трону. Вполне неплохо. Двигаем на пару, а по пути ты мне расскажешь чего там Виктор такого сделал что прошло цунами?

— Да ничего он делал! Только целоваться лез на колесе обозрения.

Марта резко остановилась.

— Ну вот … а ты говоришь: ничего. Нехорошо врать старшим.

Я подтолкнула ее вперед:

— Ты старше всего на месяц, балда. Так что переживешь.

— Ну вот. Никакой благодарности. — вздохнула блондинка. — Гриша, и за что я в вас такой влюбленный.

— У нас что новенькая?

Сзади раздался голос Стрижаева, нарушая нашу дружескую перепалку. Я оглянулась.

— Ага, со старыми дырками. Не будет тебе такого счастья, Стрижаев, твой гарем и так переполнен.

Макс недоверчиво уставился на меня.

— Ты что ль, Соколова? Что-то в лесу умерло? Или в штаны не влезла?

— Хотела посмотреть, как тебя кондратий хватит. — ласково сообщила, опуская ресницы, чтобы не было видно ядовитого блеска.

Но блондин неожиданно ответил почти миролюбиво:

— Почти получилось. Дальше пытаться будешь? Ну чтобы я приготовился?

Как всегда не вовремя начавшаяся пара не дала нам сцепиться как следует и прошипевшая «много чести» Марта уволокла меня внутрь занимать место.

Добил меня ОБЖник. Пробежав взглядом список отсутствующих, который положил ему Макс, он окинул взглядом аудиторию и спросил:

— А Соколова, что тоже заболела?

Стрижаев кивнул в мою сторону, сохраняя самый серьезный вид, на который был способен: