Как и нашего местного красавчика. В его глазах я сразу увидела приговор: из списка возможных сердечных побед меня вычеркнули красной пастой. Три раза.
Вот и сейчас он пренебрежительно окинул взглядом мой наряд: шорты с длинными серыми гольфами выше колен и тонкий сиреневый джемпер.
— Цирк уехал — клоуны остались, Соколова? Взрослая девушка, а одеваешься, как первоклашка.
Сладко улыбнулась в ответ:
— Рыбки дома уже передохли от твоего занудства решил за меня взяться?
И гордо прошествовала мимо.
Если я когда-нибудь влюблюсь в кого-нибудь подобного, торжественно прошу меня пристрелить.
По спине треснули рюкзаком, заставив ойкнуть.
— Сбежала, предательница?! — рядом пристроилась Марта, доедая круассан. — Чего этот гоблин от тебя хотел?
— Воспитывать пытался. — я тоже цапнула из пачки выпечку. — Как нужно выглядеть девушке.
— Чтоб его светлости понравиться? Ты его хоть послала?
— Да ну его… Еще подумает, что я к нему неровно дышу. — усмехнулась.
Марта чуть не подавилась.
— Кто — ты? Окстись, Соколова, день, когда ты влюбишься я обведу красным в календаре и напьюсь. Ты как Герда, которую вместо Кая украли по ошибке.
— Хамишь? — ласковым голосом поинтересовалась я, приподняв бровь, но напугать таким Марту сложно.
— Соколова, когда ты поймешь, что «нарядно» и «удобно» — не синонимы, я обрету надежду. Слушай… а давай с последней пары удерем?
Последняя пара у нас — ОБЖ. Преподаватель, неплохой человек и не злобный по натуре. Кроме одного бзика. Всем, кто посещает его пары без пропусков он ставит сессию автоматом. Хоть один пропуск — пишите завещание. Память у него, как у королевской кобры. Выжить можно, но страдать будешь долго. Пока пересдашь. А сделать это не так уж и легко. Ведь как всегда есть проклятое «но»…
У Олега Севастьяновича слабое здоровье и вечный гайморит. Понять что он говорит можно с большим трудом и в обычные дни. Но если его прихватило да еще и аудитория большая то лекция начинает напоминать игру на выживание. В чем связь между помещением и его здоровьем? Ну хотя бы в том, что микрофоном он не пользуется. И приходится напрягать уши изо всех сил. Помогает слабо. Нет, так-то он мужик неплохой, как я уже говорила. Но после пары лекций у него я твердо решила не пропускать. Это мой единственный шанс сдать его предмет. Тем более, что меня он запомнил очень хорошо.
С моим-то везением…
Нет, на его пары я не опаздывала. Просто у него есть один ритуал перед каждым занятием: проверять всех по журналу пофамильно. Ну как в школе на уроке. И каждый должен подать голос, что, мол, вот он я. А у меня этот процесс вызывает, как у собаки Павлова при загоревшейся лампочке стабильную реакцию — поднять руку, как будто я снова за партой. Его это почему-то бесит, потому что нужно подавать голос а не лапу. Но дрессировке я не поддаюсь. От слова совсем. Клятвенно обещаю себе быть внимательной, но когда звучит моя фамилия рука сама, как намагниченная тянется вверх, вызывая смех окружающих. По-моему, на нас уже ставки делают, кто победит: ОБЖник или я.
За это я заработала у него прозвище «звезда моя».
Грустно вздыхаю. Уж мое-то отсутствие Олег Севастьянович точно заметит. Марта цапает меня под руку:
— Да ладно тебе, поспим под его «колыбельную» и потом в парк махнем. Вот только не пойму: зачем ты его злишь постоянно? А, «звезда моя»?
Мы весело смеемся и ныряем в прохладное нутро магазина. Здесь среди полок, заполненных цветными упаковками и банками тихо и немного пыльно. Людей мало — середина дня. Все на работе. Я взяла маленький сок и пачку печенья а вот Марта затарилась основательно: чипсы, пару пачек сухариков еще круассаны с вишневым вареньем и маленькую пиццу с колой. Много думаете? Ничего подобного, аппетиту этой белокурой феи могут позавидовать даже крокодилы в зоопарке. При этом она не полнеет. А на все шутки в свою сторону философски отвечает, что на то, чтобы творить зло уходит слишком много сил.
Мы уже стояли в очереди, когда меня будто кто-то толкнул, заставив оглянуться. На крайней у входа кассе стоял высокий парень, со спины похожий на сотню таких же других брюнетов, которые точно так же носят дорогие светлые пиджаки и дорогие стрижки. У них такой же разворот широких плеч и уверенный наклон головы. И возможно мне просто показалось, что он похож на того, чье имя я боялась произнести вслух. Вдруг услышит? Но внутри все покрылось инеем, доставая до самого сердца. Которое вдруг подпрыгнуло, замерло и снова заколотилось с утроенной силой. Стало трудно дышать. Незнакомец взял пакет и стал поворачиваться, чтобы уйти. Я трусливо отвернулась.
Это не он.
Точно не он. Но смотреть не буду.
Так на всякий случай.
— Э-э-эй, Машка, тебе, что плохо? Ты вся вспотела.
— Душно тут. — промямлила, язык закостенел и с трудом двигался.
— Так давай на воздух. Сейчас пройдемся и тебе станет легче.
При мысли, что сейчас столкнусь там у выхода с ним сердце снова трепыхнулось.
— Нет, подожди, я забыла кое-что. — рванула обратно к полкам.
Марта только пальцем у виска покрутила.
— Давай быстрее, блаженная. А то на перекличку к Севастьянычу не успеем.
На пару мы успели.
Но всю дорогу до универа мне казалось, что я сейчас с ним столкнусь нос к носу. Это то, что я не люблю рассказывать даже Марте. О том, что даже ледяное сердце может треснуть. Оно ведь только снаружи кажется непоколебимым, а на самом деле хрупкое, как стекло.
Уже сидя на паре судорожно размышляла. Мысли скакали, как бешеные тараканы. Это же не может быть он? В нашей стране куча городов побольше и покрасивее этого. Зачем ему сюда приезжать?
Мозг зафиксировал знакомое слово и я вяло дернула рукой, нехотя поднимая ее вверх. Раздавшиеся вокруг смешки заставили вернуться в реальность. Стрижаев напротив поморщился, но мне было на него исключительно наплевать. Пусть вон Леська, поедающая его глазами со второго ряда, переживает о его душевном равновесии.
К счастью, преподаватель продолжил называть других студентов, решив в этот раз оставить меня в покое. К концу пары я кое-как пришла в себя и теперь слушала Марту, которая, слопав все чипсы, сытая и довольная (у нее эти два события всегда неразрывны) щебетала, как соловей.
Но в парк мне идти расхотелось и я удрала домой.
Едва открыла дверь тут же увидела две недовольные мордочки: одну шоколадную, почти черную с бежевыми щечками и вторую интеллигентно-наглую полосатую. Мои собака и кот. Которые искренне убеждены, что я существую для того, чтобы им было хорошо.
Каська, иначе именуемая Кассандрой, дворняжка, как две капли воды похожая на овчарку, многие, кто ее видит до сих пор уверены, что это щенок, который когда-нибудь обязательно вырастет. Но наша хвостатая дамочка уже давным-давно взрослая и активная девушка с мозгами которыми активно пользуется. Иногда мне кажется, что она умней меня. Во всяком случае ее сообразительности можно только позавидовать. А еще она обожает обниматься. Стоит зазеваться, как она врезается, как пушечное ядро и, на секунду обхватив лапами, уносится прочь. На ее собачьем языке это значит «поздороваться». А я называю это — «смерть колготкам», которые, к счастью, ношу редко.
Ее подобрали в камышах соседские мальчишки, но взять ее к себе не смогли. И Кассандра обрела дом у нас. Но если ее мы взяли осознанно, то Боня появился у нас сам. Он так решил. Его выкинули уже взрослым, потому что купили дорогую собаку. И Бонифаций оказался ненужен. Его приютили в том же дворе на складе, какой-то магазин снимал для него помещение на первом этаже. Вовка подрабатывал там летом, чтобы отвезти Марту на море в августе. Мы часто приходили туда вдвоем с ней. Там-то Бонифаций меня и заприметил. Стоило мне появиться, как он тут же начинал кружить рядом, а потом лез на колени. Мягко, но непреклонно. Я всегда снимала его и прогоняла. Каська нервничала, чуя его запах. Но Боню это не останавливало. Он уже выбрал меня. Оставалось только убедить в этом новую хозяйку. То бишь Машу Соколову.