– Ваша контора?

– Да, это офис «Хеллемы», – ответил Дирк. – Вам здесь нравится? Устраивайтесь.

Я упал на мягкий диван, а Дирк плеснул в фужеры коньяк и сел в кресло напротив.

– Бьянка, сигары! – закричал он и нажал на красную кнопку на журнальном столике.

Дверь медленно раскрылась. Сердце моё дрогнуло и застыло, а в висках застучал молоточек. Держа в вытянутых руках большой футляр с сигарами, в контору вошла совсем юная девушка с длинными, намного ниже пояса золотыми волосами.

Если Эллен была королевой красоты и казалась земной, искренней и скромной голландской девушкой, перед прелестью которой невозможно устоять, чьи бездонные васильковые глаза и милые ямочки на щеках вызывали мгновенную симпатию и любовь, то юная Бьянка была из иного, не нашего мира.

Совершенно всё в ней было прекрасно. Её волосы словно лились бесконечной золотой волной. И эти струящиеся волосы, и огромные изумрудные глаза, и тоненькая фигурка при высоком росте, всё в Бьянке вызывало удивление. Но одна черта её лица, невиданная и необычная для людского рода, особенно приковывала к ней взгляд – идеальный античный профиль. Эта девушка словно сошла из-под резца Фидия или Праксителя… Будто лучшее их творение обрело жизнь и явилось мне. Время и всё вокруг куда-то отступили. Я смотрел на человеческое совершенство, и сердце моё не билось.

Бьянка же, не взглянув на меня и не проронив ни звука, поставила сигары на столик и вышла. Кто она?.. Откуда взялась?.. Что здесь делает?.. Почему Дирк не удостоил её ни капелькой внимания?.. В мою душу вкралось недоумение.

– Иван, выбирайте сигару…

Голос Дирка спустил меня с небес. В футляре, большом лакированном коробе, были два ящика поменьше.

– Здесь кубинские сигары. А это голландские. Выбирайте. Знаете, все смеются над голландцами, курящими яванский табак, но мы привыкли к нему с детства. Мой отец был простым рабочим, плотником. Судовым плотником, как царь Петер. Отец курил морскую глиняную трубку с вонючим яванским табаком. Он говорил, что ждёт дня, когда увидит меня не с трубкой, а с яванской сигарой в зубах. Слова отца я запомнил на всю жизнь.

– Я возьму яванскую, Дирк. Ни разу не пробовал… Боже, какой мерзкий запах. Это из обезьяньего помёта?

– Вроде того. Будьте осторожны, Иван. С непривычки может стошнить. Макните кончик в коньяк.

Мы закурили и откинулись на спинки, положив ноги на столик. Дирк смотрел поверх меня, переводя взгляд с одной афиши на другую. Перед моими глазами во всю стену раскинулось панно. В медленных сизых клубах едкого вонючего дыма море словно ожило, размеренно колышась в ритме извивавшейся певицы.

Дирк встал.

– Вы любите итальянскую музыку?

– Да, Дирк, очень. Обожаю Беллини за изысканную мелодичность. Он моя услада.

– Беллини? Никогда не слышал, – отозвался Дирк. – Извините, новичками совсем не интересуюсь.

– Беллини написал «Норму».

– Нет, не слышал такую канцону. Наверное, что-то совсем новое. Я поставлю своё любимое.

Дирк достал диск и вставил его в проигрыватель. Из колонок баюкающе запела итальянка.

– Нравится? Настоящая канцона. Словно поёт само сердце, распахнутое миру. Это старомодная песня… Настоящая классика…

– Я совсем не знаю эту музыку, Дирк. Надо послушать, чтобы понять её прелесть.

– Я вам дам пластинки.

– У меня нет здесь проигрывателя.

– Тогда дам кассеты… Вы не засыпаете под канцону? Может, сейчас перекусим и займёмся делом?

– Пожалуй, да.

– Бьянка! – закричал Дирк.

Бьянка вошла со скатертью в руках, молча расстелила её на столике и также молча вышла. Через мгновение она появилась с тарелками и столовыми приборами, затем начала вносить и расставлять еду. Когда Бьянка наклонялась, в разрезе платья виднелась молодая немятая грудь. Наконец, она принесла салфетки. Я протянул руку, чтобы взять себе, но Бьянка развернула салфетку и накрыла ею мои колени, после чего молча вышла.

– Какая интересная и загадочная девушка, Дирк. Кто она? Она немая?

– Не обращайте на неё внимания, Иван. Вас ждут итальянские яства.

Сказав это, Дирк поднял крышку самого большого чугунка, обдавшего нас облаком пахучего пара.

– Спагетти по-милански… Здесь тёртые сыры. Пармезан, маасдам и так далее. Попробуйте всё… Это приправы. Это знаменитая «карбонара». Вот оливковое масло… Оригинальный сицилийский разлив… А здесь подливка со специями. Это кастрюля с устрицами. Вы любите устрицы?

– Я не знаю. У нас их нет. И лягушек не едим. От них меня вывернет.

– Попробуйте, не бойтесь. Никаких лягушек. Или вот чугунок с мясной поджаркой. Острой. Можете расправиться с нею… Вам налить вина?

– Можно воды?

– Бьянка! Воды без газа! Ты забыла воду!..

Бьянка появилась с бутылкой «Пеллегрини». Никак не отреагировав на резкость тона Дирка, она откупорила бутылку, наполнила мой бокал и вышла.

– Вы молитесь перед едой? – внезапно спросил Дирк.

– Нет, Дирк. Только по большим событиям.

– Молитва – полпути к богу…

Дирк сложил руки на груди и закрыл глаза. Я подождал его.

– Благодарим тебя, господь, за твои милости к нам, – сказал Дирк.

– Аминь.

Мы принялись за еду. Всё было вкусным.

– Что в портфеле, Иван? – нарушил молчание Дирк. – Для ста тысяч он мал. Для золотых слитков хлипкий.

– Я шёл в банк и взял портфель для солидности. В нём пачка чистой писчей бумаги. Но она понадобится сейчас. Я хочу посмотреть ваши закрытые контракты. Мне нужен образец для оформления формального письма в банк для перевода средств.

– Наши контракты на голландском и итальянском. Вы не разберётесь, Иван.

– Это не важно. Мне нужна лишь форма. Я разберусь. И, если у вас есть, нужна пишущая машина.

– Бьянка! Достань синюю и зелёные папки и положи на стол, – распорядился Дирк вошедшей на его зов красавице. – И расчехли тайпрайтер.

Бьянка нашла в шкафу нужные папки и серую пишмашинку и вышла.

– Дирк, если можно, то после обеда я часок посижу здесь с бумагами. Потом отправлюсь в библиотеку университета и найду там деловую литературу. На это мне нужен будет также час. Затем вернусь сюда и оформлю письмо партнёру.

– Как у вас всё просто делается, Иван. Мы так быстро не можем.

– Это не просто, Дирк. Я должен сделать так, чтобы дела пошли у меня и моих партнёров, у вас и ваших партнёров, и, наконец, у голландского и советского банков.

– Странно это слышать, Иван. Говорится, что покупатель должен иметь сто глаз, продавец один. У вас наоборот, но ваша позиция мне нравится. Я выпью за ваше здоровье.

– Торгуй правдою, больше барыша будет…

Через полчаса Дирк спустился в гараж, а я сел за рабочий стол изучать бумаги голландского гаража. Сделав выписки, я вышел из конторы в холл, где с книгой в руках перед включённым телевизором сидела Бьянка. Я был столь сильно ослеплён её необычной красотой, что всё вокруг казалось радужным, сказочным.

– Бьянка, данкевел за гостеприимство и за вкусный обед, – впервые обратился я к девушке. – Чуть не проглотил язык.

Девушка вскочила на ноги и на неуловимый миг подняла на меня глаза. Лишь на миг. Склонив голову, она стояла передо мною – выше меня на полголовы, тонкая, стройная, длинноногая.

– Где Дирк?

Бьянка указала на входную дверь. Я попрощался и сбежал по лестнице вниз.

– Бедная немая девочка, – думал я. – Ужасно жить, будучи неспособной выразить себя и оттого чувствуя себя неполноценной… И ведь так она прекрасна!..

При виде Бьянки перехватывало дыхание. Должно быть, у всех. Наверное, бедняжка не выходит из дома, чтобы не привлекать внимание и не попасть в беду. И почему безразличен к ней Дирк. Словно бы Бьянки не существовало… Почему он слеп?..

В гараже царило оживление. Сверкающая хромом молочно-белая «пятёрка» стояла над ямой. Ещё две, ярко-красная и синяя, висели подвешенными над головою. У ворот фырчала мотором чёрная. В ней сидел Марио.

– Патрона нет, – завидев меня, закричал он. – Будет через полчаса!