Пользуясь тем, что остается невидимым, Джербер погрузился в атмосферу места, застывшего во времени, и по черным и белым плиткам пола направился в зал с высоким потолком и белыми люстрами-полусферами, похожими на огромные глазные яблоки.

Переходя от столика к столику, он остановился перед тем, на котором лежали старинные карманные часы в золотом корпусе; они крепились к цепочке, что заканчивалась в руке элегантного господина семидесяти лет, катавшего во рту незажженную сигарету с анисовой отдушкой.

– Добрый вечер, доктор, – поздоровался тот, хотя они никогда раньше не встречались. – Прошу вас, – пригласил он, указывая на свободное место напротив.

Старик убрал часы со стола и положил их в карман. Джербер снял промокший плащ и повесил его на спинку кресла, потом уселся сам. Он продрог до костей.

– Калиндри, – представился старик, назвав только фамилию. – Выпьете что-нибудь? – поднял он руку, подзывая официанта. Себе он уже заказал негрони.

– Нет, благодарю, – остановил его психолог.

Тот не стал настаивать:

– Как вам будет угодно.

После исследования полного опасностей разума маленького Томми, встречи с грустной финской девушкой и ее рассказа об Эве и ее воображаемом дружке Джербер хотел только одного: поскорее покончить с делом и вернуться домой.

– Как я вам уже говорил по телефону, синьор Калиндри, ваш номер мне дали знакомые из суда по делам несовершеннолетних. – Детский психолог, которого туда больше не приглашали, все-таки сохранил кое-какие связи.

– Что именно вам сообщили обо мне?

– Что в прошлом вы работали в органах правопорядка, что вы достойны доверия и что у вас нет офиса, – заключил Джербер, обводя рукой зал.

Калиндри улыбнулся:

– Скажем так: я предпочитаю, чтобы мои дела всегда были… в движении.

– Поздравляю, у вас получается скрывать свое существование от посторонних глаз.

– Главное правило в моем ремесле, иначе я занялся бы чем-то другим.

– А что вы знаете обо мне? – решил Джербер испытать и его тоже. – Полагаю, вы собрали информацию, прежде чем встречаться со мной.

– Вы в разводе, ваша бывшая жена Сильвия живет в Ливорно с вашим общим сыном Марко и скоро снова выйдет замуж.

Джербер все это прекрасно знал, но скупые сведения, услышанные из чужих уст, причинили боль. Укол в самое сердце, необъяснимый с клинической точки зрения; только разведенные отцы могут это понять.

Калиндри продолжал:

– Вы унаследовали дело вашего отца, который умер семь лет назад. Мать вы потеряли в возрасте двух лет.

– Это общеизвестные факты, – сказал Джербер, желая подчеркнуть, что их нетрудно было добыть.

Даже не поморщившись, старик вынул сигарету изо рта и отхлебнул негрони. Потом снова поставил бокал на столик.

– Я редко беру новых клиентов, – уточнил он. – Работаю только с постоянными – компании или адвокатские конторы. – Казалось, он ищет предлог, чтобы отказаться от поручения. – По телефону вы намекнули на слежку. Дело деликатное, длительное. По опыту знаю: тот, кто просит о такого рода услуге, ожидает почти немедленных результатов. Вот почему я обычно предупреждаю – если у клиента мало времени или недостаточно денег, лучше сразу отступиться.

– Я не стану жаловаться, даже если результатов не будет, – пообещал психолог. – Знаю: вам сказали, что я человек терпеливый, потому-то вы и согласились на встречу. И наверняка поняли, что, раз я обращаюсь к вам, у меня нет иного выбора.

Старик пристально вгляделся в него, то ли изучая, то ли пытаясь понять, можно ли доверять такому клиенту.

– За кем я должен следить? – спросил он.

– За мной.

Быстрый ответ Джербера сбил сыщика с толку.

– За вами, – повторил он без тени вопроса, просто чтобы показать, насколько ошеломлен.

– Вот именно, – откликнулся Джербер. – Не обязательно все время ходить за мной следом, – уточнил он. – Я укажу вам места, где обычно бываю, и мы будем время от времени договариваться о встречах. Можете начать с наблюдения за моим кабинетом.

– Задание необычное, – отметил Калиндри, не теряя присутствия духа.

Но было видно, что он недоумевает, и это требовало адекватного объяснения.

– Около двух лет назад я проводил лечение женщины, – признался психолог.

– Разве вас не зовут «улестителем детей»? – удивился сыщик.

– Зовут, – подтвердил Джербер. – То был первый и последний раз, когда я лечил взрослую.

– Как так вышло, что вы взялись за этот случай?

– Хотел помочь девочке, которая обитала в ней, – попробовал Джербер упростить ситуацию, хотя в действительности все было гораздо сложнее. – Та девочка, запертая в ее разуме, проявляла себя только под гипнозом.

– Хорошо, продолжайте. – Сыщик помахал рукой, словно извиняясь за то, что прервал собеседника.

– Ее зовут Ханна Холл. – Это имя постоянно витало в его мыслях, но, произнеся его вслух, Джербер вдруг испугался, будто сказал что-то запретное. Он, однако, попытался преодолеть это ощущение. – Ханна прилетела во Флоренцию из Австралии, чтобы прояснить один эпизод из своего детства. Я был уверен, что у меня получится излечить ее, но, сам того не замечая, утратил контроль… А этого нельзя допускать, особенно в моей профессии.

– В моей это тоже довольно рискованно, – заметил Калиндри.

– Роли поменялись, – продолжал доктор. – Вдруг получилось так, что она стала изучать меня.

Старик поднял бровь, может быть задаваясь вопросом, как такое вообще могло случиться.

– Проблема в том, что пациентка исчезла до того, как мы закончили курс терапии. – И унесла с собой уйму секретов, подумал Джербер про себя.

– Простите, доктор, но как это связано с тем, что я должен следить за вами?

Джербер глубоко вздохнул.

– Я вижу Ханну повсюду, – признался он. – Ее отражение в витрине. Фигуру в группе туристов, переходящих улицу. Лицо в толпе. – (Первые проявления совпали с психической травмой, настоящим крушением, каким закончился случай сказочника.) – Я не успеваю хорошенько рассмотреть ее, и остаются сомнения: возможно, это игры разума, своего рода галлюцинации. – Джербер в смущении потупил взгляд.

– Стало быть, я должен следить за вами, чтобы выяснить, существует ли эта Ханна Холл в реальности, или она всего лишь плод вашего воображения.

Джербер кивнул. Он решил нанять частного сыщика, чтобы хоть как-то поправить свое бытие. Может, даже получится снова привлечь пациентов и вернуть себе прежнюю жизнь. Синьор Б. всегда говорил, что признать наличие проблемы – значит сделать первый шаг к ее разрешению. Но истина заключалась в том, что человек, сейчас сидевший напротив, заключал в себе единственную возможность выяснить, не сходит ли Джербер с ума.

– Не легче ли найти эту женщину? – спросил сыщик. – Если она иностранка и вернулась во Флоренцию, ее будет нетрудно обнаружить.

– Нет, – встревожился Джербер. – Я не хочу знать, в городе она или где-то еще. – Сама мысль была для доктора нестерпима, ибо это означало бы, что он хочет ее найти. – Мне просто нужно знать, не подвергся ли я наваждению. А чтобы вылечиться от наваждения, никогда не следует ему потворствовать.

Он не стал добавлять, что пациентка владеет информацией о его прошлом, а сам он не уверен, что хочет видеть, как выходят на поверхность давно погребенные тайны. И никогда не признался бы, что испытывает какие-то чувства к Ханне Холл. Не просто механизм переноса, возникший между лечащим врачом и пациенткой. И не влюбленность, которая со временем угасает сама собой.

Нездоровое влечение.

Единственный способ оградить себя – оставаться вдали друг от друга. Только так они с Ханной не причинят друг другу вреда.

– У вас есть фотография этой женщины? – спросил частный сыщик.

– К сожалению, нет, – отвечал Джербер. (Может, поэтому я вижу ее повсюду, сказал он про себя.) – Могу вам только ее описать: тридцать два года, блондинка, голубоглазая, чаще всего собирает волосы в хвост и всегда одета в черное. – (Не красавица, вспомнил он. Обворожительная и опасная. Одно с другим тесно связано.) – Когда мы общались, она курила. Но не могу сказать, было ли это действительно привычкой или частью роли, которую она разыгрывала передо мной. – (Я ведь до сих пор не знаю, кто такая Ханна Холл. Именно это и мучит меня.)