Они посовещались между собой и тонкими, но сильными голосами затянули какую-то мелодию. Исполнив две песни, гаине выжидательно посмотрели на нас, всем своим видом показывая, что концерт окончен, а за билеты еще не заплачено. Мы дали им несколько рупий. Поднеся к лицу сложенные лодочкой ладони в знак благодарности, они исчезли так же внезапно, как и появились.

Видно, эти трубадуры берегли свои голоса…

И тут вспомнился мне другой гаине. Однажды я проводила экскурсию для работников нашего посольства по Долине Катманду. Во время остановки на отдых мы обратили внимание на одиноко стоящего в стороне гаине. Казалось, он так же, как и мы, любовался панорамой гор. Я подошла к нему и попросила спеть. Гаине охотно согласился. Он быстро настроил саранги и запел простую, но запоминающуюся мелодию. Он пел о несчастной любви. Пел долго и страстно. Песня захватила нас. Голос у певца был красивый, сильный. Закрыв глаза, он весь отдался пению. Песня была так длинна, что я устала от перевода. И хотя слова песни были теперь непонятны моим товарищам, но ритм, мелодия, голос и манера исполнения, абсолютно чуждые русскому слуху, заворожили всех. Когда же он наконец кончил, я дала ему три рупии — сумма пустяковая, но в Непале для бедного человека она значит много. Как он обрадовался этим деньгам, как засияли его глаза! Я еще долго потом жалела, что так скромно отблагодарила его за чудесное пение.

После того как в излучине реки исчезли два гаине, мы некоторое время шли молча. Вдруг до нашего слуха донеслось отдаленное цоканье копыт, и мы увидели трех всадников, по виду европейцев. Когда они поравнялись с нами, мы узнали в них англичан, которых заметили за ужином в ресторане отеля «Снежный вид» в Покхаре. Они ели там рыбу, выловленную в озере Пхева-Таль, и запивали ее добрым голландским пивом. Изучая карту Покхары, говорили, что хорошо бы взять напрокат лошадей, чтобы осмотреть окрестности. Единственная в этой компании женщина была на редкость высокой и костлявой.

— Да это же вчерашняя высокая дама, — сказала я на непали (по-непальски агли— «высокая»).

— Дхерей агли. (Да, она слишком высокая), — подтвердил Умакант Мишра.

— О, йес, вери агли, — проговорил Дэниэл по-английски.

Мишра и Дэниэл некоторое время недоуменно смотрели друг на друга и вдруг весело расхохотались.

— Странное совпадение! И непальское и английское слово «агли» удивительно подходят этой даме, — говорили они, дружно смеясь.

Дело в том, что по-английски ugly — значит «ужасный», «безобразный»…

В седле некрасивая дама держалась неплохо. А после того, как Дэниэл сообщил нам, что прокат одной лошади стоит в Покхаре триста рупий, мы ахнули и пришли к выводу, что состоятельная дама может кое-кому показаться даже интересной.

Всадники спросили, куда мы держим путь. Узнав, что идем в горы, они заявили, что это не для них — уж очень утомительное путешествие. Если б можно было добраться туда верхом, другое дело. Они и так слишком далеко отъехали от города и устали. Мы вежливо раскланялись и направились в разные стороны.

Дорога пошла круто вверх. Шесть часов трудного пути. В знойный полдень поднялись мы наконец по отвесу на семьсот метров, увидели чаутара («приют») и пошли к нему. Часто на дорогах, горных и вьючных тропах, окраинах деревень устраиваются эти «приюты». Да и не приют это вовсе, а величественное дерево (пипаль или бар) с густой кроной, которая дает много тени.

Под деревом выкладывают четырехугольную каменную высокую платформу. Вскоре она прорастает травой и становится «мягкой». Взобравшись на нее, можно отдохнуть — посидеть в тени и даже выспаться. Эти «приюты» весьма удобны еще и потому, что в Непале так мало современных дорог и способ транспортировки товаров довольно примитивный — важной тягловой силой остается, к сожалению, человек. Носильщикам, сборщикам дров, торговцам с нехитрым товаром, женщинам с тяжелыми корзинами, возвращающимся с базара, крестьянам, переносящим на себе плоды со своих полей, приходится преодолевать большие расстояния. Так что в пути «приюты» эти им просто необходимы.

Спешат они из деревни в город, в другую деревню, из города в деревню. Шагают через холмы, горы, равнины. Идут своеобразной походкой: женщины мелкими легкими шажками, часто перебирая тонкими, крепкими, дочерна загорелыми босыми ногами. Мужчины двигаются тоже легко и стремительно, почти бегом, но шаг их не размашист. Крепкие, жилистые ноги способны выдержать большие нагрузки. Не меньшие нагрузки приходятся на спины и головы, потому что самая популярная емкость для переноски грузов — это доко (большая конусовидная, плетенная из бамбука корзина). Она закрывает всю спину носильщика и крепится с помощью толстой бечевы или намло (ремня) на голове, чуть выше или прямо на лбу. Доко используют все жители горного Непала, кроме неваров. Эти чаще пользуются кхарпаном, который чем-то напоминает коромысло. Только вместо ведер к нему подвешиваются бамбуковые корзины или джутовые мешки.

Ремнем на лбу крепят не только доко, но и груз без тары, например вязанку дров.

Так вот и шагает непальский путник, пока не наткнется на чаутара. Подойдет к нему, прислонится спиной, так, чтобы доко встало на платформу и… многокилограммового груза как не бывало. Постоит в тени огромного дерева, раскурит бири, поговорит со встречным (если бог пошлет его) и, чуть нагнувшись, снимет груз с платформы (усилий для этого дополнительных не надо, ведь намло остается на лбу) и снова в путь.

Так и мы, увидев на вершине холма чаутара, бросились в его спасительную прохладу. Поставили рюкзаки на платформу и вздохнули полной грудью. Отсюда виден был путь, который мы только что прошли.

— Для начала недурно, а? — сказал Дэниэл, широко раскрыв голубые глаза. Он смотрел на раскинувшуюся перед ним панораму и, жмурясь от удовольствия, улыбался. Потом вдруг прикрыл глаза и, к нашему с Мишрой изумлению, задремал стоя…

Умакант Мишра снял черную шляпу, вытер белоснежным платком блестевшие капельки пота со лба и круглых, румяных, словно яблоки, щек и попросил воды. Я открыла флягу (мы предусмотрительно запаслись кипяченой водой в Покхаре), и Мишра сделал несколько глотков. С нежностью поглядывая на дремлющего Дэниэла, он сказал по-русски:

— Уморился, бедняга.

Мишра с отличием окончил один из крупнейших институтов в Киеве. Иной раз, когда ему хотелось поговорить по душам, сказать что-то сокровенное, он переходил на русский. Говорит хорошо, без акцента и ошибок не только по-русски, но и по-украински. Знает немецкий, английский и хинди.

Наконец Дэниэл очнулся от дремоты. Мы помогли друг другу просунуть руки в лямки рюкзаков и тронулись дальше.

Снова шли по пересохшему каменистому руслу реки, потом долго поднимались вверх по поросшему колючим кустарником склону, двигались по высоким, стоящим цепочкой холмам. Навстречу нам вышли двое: один, по виду шерп, нес походное снаряжение и вел за руку другого — высокого бородатого парня с длинными до плеч, спутанными волосами. Молодой человек еле держался на ногах. Глаза его были полузакрыты, казалось, вот-вот упадет. Похоже было, что это слепого ведет поводырь. Мы радостно приветствовали этих людей (ведь на тропе встречи так редки и всегда приятны). Бородач промычал что-то в ответ, не в силах говорить. За него ответил поводырь:

— Это хиппи. Он заболел и вот возвращается с полпути. Его товарищи уговорили меня довести парня до Покхары. Там у них лагерь…

Мы пожелали им счастливого пути. Когда они отошли уже на значительное расстояние, Дэниэл сказал:

— Плохи у них дела. У парня, видимо, гепатит — инфекционная желтуха. Это очень тяжелая, изнуряющая и опасная болезнь. Ему бы сейчас в чистую постель да принять лекарства. Нужна специальная диета, чистая кипяченая вода, а он вынужден еще долго брести по трудному пути до своего лагеря.