* 41 *

Они помахали Доменике и отправились на парковку.

— Скажите, Элоиза, откуда вы взяли этого монстра? — кивнул Себастьен на представительское авто дядюшки Жана. — Вы купили машину?

— Нет, — покачала головой она.

— Вы угнали машину? — рассмеялся он.

— О, это комплимент, так? Нет, — рассмеялась она в ответ. — Я просто попросила у дяди ту машину, которая ему каждый день не нужна, и он дал. Вот и всё.

— Действительно, всё просто, — он придержал ей дверь, затем сел сам.

Двери закрылись. Они, не сговариваясь, потянулись друг к другу…

Телефон заурчал и засветился сообщением. Марго интересовалась, всё ли с ней благополучно.

— Монсеньор, давайте поедем ко мне, а там уже будем целоваться.

— С удовольствием. К вам — это куда, кстати?

— Ко мне — это туда, куда я вас приглашаю. Увидите. Нет, это не особняк Шатийонов. Не сердитесь, но я хочу… как бы это сказать… в общем, провести время с вами, а не с родственниками в вашем обществе.

— Абсолютно понятное желание. И вы же знаете — с вами я хоть на край света. Где он у нас сегодня?

— Поехали, покажу.

Но сначала она еще написала Марго, что с ней всё хорошо, и беспокоиться нет никакой необходимости. Примерно до понедельника.

* 42 *

Элоиза почему-то страшно волновалась, когда они поднимались по старой лестнице в мансарду. Вообще, ей было абсолютно безразлично, где и в каких условиях встречаться с мужчинами. Всякое бывало. Не бывало только того самого «как у людей» — пригласить домой, представить семье… Сейчас она, конечно, никого никому не представляла, но на практически свою территорию — насколько у неё вообще может быть своя территория — приводила важного для неё человека не впервые, конечно, но… да всё равно, что впервые.

Она отперла дверь и пригласила его проходить.

— Скажите, Элоиза, что это за мансарда? Откуда вы её взяли? — Себастьен с любопытством оглядывался вокруг.

— Это шатийонская мансарда, — изрекла она тоном экскурсовода и вкратце рассказала, кто и зачем тут жил.

— И вы, получается, жили?

— Да, во время учёбы.

— Надо же, у вас бывает вот прямо собственный дом, — изумился он. — Мне нравится, мне в самом деле нравится. И вот это вам в ваш дом, — он достал из рюкзака стеклянную колбу на подставке, внутри которой был хитрым образом укреплён цветок орхидеи. — Помнится мне, эти цветы вам нравятся, вы всегда ходите на них посмотреть.

— Это из зимнего сада? — поняла она.

Почему-то этот факт привёл её в восторг.

— Да, именно. И вот ещё, — из рюкзака появилось несколько апельсинов. — Те самые, слегка красные внутри, которые не ест никто, кроме вас. Шарль разрешил их сорвать и отвезти вам.

— Передайте ему мою благодарность. Честно, я жду, когда пройдёт следующая неделя, и я уже вернусь и буду работать.

— Только работать? — он хитро взглянул на неё.

— Не только, — она забрала рюкзак из его рук, поставила на стул в кухне, а потом её руки как будто сами обняли его. — А сейчас я просто рада вас видеть. Очень рада.

— А я-то как рад, — он подхватил её на руки и бережно опустил на кровать в комнате — Рафаэлита, вы действительно в порядке? У вас ничего не болит?

— Да если бы и болело, — пробормотала она.

* 43 *

— Теперь я верю донне Доменике.

— Это в чём же?

— В том, что вы выздоравливаете. Вы давно не излучали столько радости, — он убрал с её щеки прядь волос, провёл пальцем по щеке, а затем и по уху. — Даже когда были той пресловутой фарфоровой чашечкой.

— А я даже не подозревала, что в вас скрывается столько нежности и тепла, — улыбнулась она в ответ. — Вероятно, это было то самое лекарство, которого мне недоставало все эти дни.

— Почему было? Есть. Мы же не торопимся?

— Абсолютно никуда.

— Вот и славно. Чего бы вам сейчас хотелось?

— Вам правду сказать? — рассмеялась она.

— Конечно. Чем удивите?

— Боюсь, ничем. Я страшно голодна. Обед был давно, а сейчас вдруг почему-то середина ночи, если верить вон тем часам, — на часах, которые завёл на стене Филипп, было единственное деление, обозначавшее полночь или полдень, а так стрелки бегали по абсолютно пустому циферблату.

— Это дело поправимое. Даже если то милое кафе, которое располагается на первом этаже, уже закрыто, должна же быть какая-нибудь круглосуточная доставка еды добрым людям на дом?

— Всё проще, — рассмеялась Элоиза. — На кухне есть еда. Её только придётся разогреть.

— Что? — он уставился на неё с изумлением и некоторой опаской. — Правильно ли я понял, что вы приготовили какую-то еду?

Она уже не смеялась, она хохотала.

— Нет, Себастьен, я даже и не пыталась. Еду приготовил Паскаль, это повар дядюшки. Он, конечно, ворчал, что любое блюдо нужно есть свежеприготовленным, но так уж и быть, сделал для меня что-то, что можно съесть не сразу.

— Вот в чём я не сомневался никогда, так это в ваших организаторских способностях. Я подозревал, что вы способны не только сами не пропасть в одиночку, но и позаботиться о ком-нибудь, столь же одиноком и голодном, — он смеялся и целовал её через слово.

— Тогда я с вашего позволения надену что-нибудь, и пойдёмте, посмотрим, что там. Пока везли, пахло вкусно, но в контейнеры и тарелки я не заглядывала. Там должно быть мясо и к нему гарнир. И что-то ещё. Да, есть вино. Я надеюсь, что найду, чем его открыть.

— Я думаю, это наименьшая проблема из всех возможных, — подмигнул Себастьен.

* 44 *

— Скажите, а есть какие-нибудь новости, которых я ещё не знаю?

Утро началось значительно позже полудня. Началось с полусонных улыбок и ласк, потом побрели на кухню варить кофе, первая чашка воодушевила на подвиги, и обратно они вернулись через некоторое время, зато с большой тарелкой омлета с сыром. Одной на двоих — так оказалось проще. Кофе Себастьен принёс прямо в турке и вместе с молочником поставил на столик возле кровати. Кроме того, в пакете от Паскаля были нетронутые ночью пирожные.

Элоиза усомнилась, что они смогут поесть в кровати и не насыпать крошек, но Себастьен обещал вытрясти потом простыню. Или найти в шкафу другую.

— Скорее всего есть, — Себастьен внимательно на неё посмотрел. — Вам плохих, хороших или нейтральных?

— Ой. Плохих, наверное, — Элоиза опустила вилку в тарелку. — Лучше уж сразу. Что случилось?

— Анджерри вернулся. Его никто не звал, но он нашёл какую-то лазейку и какие-то знакомства, и его вернули в Рим. И во дворец Шарля, естественно.

— Отчего же он не остался там, где у него лазейка?

— А вы думаете, он такая приятная личность, что его везде рады видеть?

— Вот ещё, с чего бы мне такое думать?

— Именно, вам ли не знать! Сам по себе он никому не сдался, он интересен только как инструмент воздействия на Шарля. Хотя я иногда хочу сказать ему спасибо, и знаете, за что?

— Даже и не догадываюсь, — она и вправду не догадывалась.

— Если бы вы не взялись его душить, мы бы с вами долго ещё ходили вокруг да около, — сказал он. — Но не спешите сердиться. Знаете, с кем он спелся во дворце? За три дня успел, между прочим.

— Откуда же мне это знать? — она грустно покачала головой.

Вот не было печали!

— С вашим нелюбимым сотрудником.

— С Верчезой? — нахмурилась Элоиза. — Воистину подобное притягивает подобное. Или есть ещё одна интерпретация этого выражения, не буду её приводить, смысл не изменится.

— А скажите? — подмигнул он.

— Всякое паршивое найдёт своё поганое, — буркнула она.

— Воистину, — рассмеялся он. — По достоверным данным, они вместе пьют, играют в карты и чревоугодничают, попросту говоря — жрут всё без разбора. Звали Маурицио Росси, но у него с Анджерри неконнект. Анджерри, говорят, приставал к вашей девочке, но она сначала сама его отшила, а когда тот не понял — пожаловалась, кому следовало, и с ним поговорили. Пока вежливо, этого оказалось достаточно.