Удивительно, но за все время лечения ему впервые нравились ощущения от таблеток. Нет апатии или подавленности. Нет ничего. Просто штиль и тишина. Нет никаких желаний, только созерцать. Появились намеки на приятные чувства. И боль. Боль изменилась. Нет, не ушла, просто стала другой. Не лаяла и не рвала его изнутри на лоскуты, просто легла рядом с будкой и наблюдала, изредка показывая оскал и напоминая о своем присутствии. С такой болью можно жить, договориться, приласкать. И самое главное, никого вокруг. Вообще. За весь день в палату кроме утреннего гостя не заходил никто. Даже в коридоре – полная тишина.

Когда солнце опустилось за горизонт и начало смеркаться, в коридоре включилось автоматическое освещение, но в палатах оставалось по-прежнему темно. Марк ждал, когда с легким щелчком загорится диодная лампа, но она молчала и не хотела светить. Вскоре комната погрузилась в сумрак, лишь отсветы города за окном немного рассеивали темноту. Добравшись на ощупь до кровати, нашел пульт вызова медсестры и нажал. Пискнуло, кнопка загорелась красным цветом. Не ожидал от себя, что позовет кого-то. Темнота напрягала. Сидя в сумраке, создавалось впечатление, что уже умер и завис в лимбе.

Пять минут. Никого. Марк поднял пульт и нажал кнопку еще раз. Тот послушно пискнул, и светящаяся кнопка моргнула три раза. Пять минут. Никого.

Очень странно. Обычно медсестры прибегали через минуту, нажатая кнопка включала назойливую сирену на пульте у дежурной. Он подошел к входной двери и приложил ухо. Прислушался. Ни шагов, ни шума колес, ни телефонных звонков, ничего. Вообще.

Положив руку на дверную ручку, надавил, просто проверить. Дверь открылась, плавно, щелкнув замком. Щель проема увеличилась, и в комнату проник холодный свет из коридора. Марк удивленно отошел назад. Палаты всегда закрывали на магнитный замок, открывающийся снаружи картой. Но дверь – открыта.

Осторожно подошел ближе и засунул пальцы ноги в полоску света на полу. Неуверенно поставил, продвинул еще сильнее. Тишина. Чуть осмелев, придвинулся к свету и выглянул одним глазом. Никого. Медленно открыл дверь и высунул голову, осматриваясь по сторонам. Ни души. Даже за столом дежурной медсестры никого. Только сиротливо открытые двери в палаты и пара инвалидных кресел возле входа в отделение. Протиснувшись в приоткрытую дверь, вышел. Постоял, привыкая к освещению и прислушиваясь. Несколько шагов по коридору. Громкий скрип старого полового покрытия эхом пронесся по зданию и затерялся где-то вдалеке. В ответ ничего, только тишина. Еще несколько шагов. Палаты открыты. Внутри пусто. Незаправленные кровати. Брошенные вещи. Ординаторская с открытой дверью. Пустые столы с ворохом бумаг. Шкафы с лекарствами. Стойки для капельниц. Халаты на вешалках. Запах медикаментов и хлорки, въевшийся глубоко в стены.

Пройдя еще немного, увидел закрытую дверь с табличкой «Заведующий отделением». Ручка повернулась с легким щелчком. Теплый и спертый воздух вырвался из кабинета. Внутри темно. Стараясь хоть что-то рассмотреть, сощурился, но после светлого коридора внутри царил полный мрак. Нащупал на стене выключатель. Свет ударил по глазам подобно вспышке сверхновой. Стол, компьютер, ворох личных дел больных. Обойдя стол, остановился. На полу лежал человек, лицом вниз, в неестественной позе.Марк присел и повернул тело, на удивление легкое. В том, что это уже «тело» он не сомневался, кисти рук и шея неестественного синевато-землистого цвета, волос на голове почти нет. Труп его лечащего врача, имени не помнил, но знакомые черты лица еще можно узнать в том, что от него осталось. А осталось совсем немного. Тело больше походит на мумию с выставки, посвященной древнему Египту. Высохшая почти до прозрачности кожа обтягивает череп, глазницы ввалились. Черный язык в приоткрытом рте ссохся, напоминая угря. Словно из него высосали все жидкости, оставив сухую оболочку.

Он еще несколько минут сидел и рассматривал тело. И думал. Впервые за долгое время мысли текли плавно, выстраиваясь в логическую цепочку, а не носились в хаосе, как рой мух над свежим трупом.

Вроде вот то, чего так долго ждал. Тишина и одиночество. Людей нет. Насчет всех не уверен, но в больнице их точно нет. Легкая тревога за братьев уколола глубоко внутри, под слоями безразличия и отрешенности. Где они сейчас, что с ними? Как с ними связаться? Мобильного нет, и наизусть номеров их не знает. Так же не знает, в какой части города сейчас находится. Можно сориентироваться по станциям метро. Заодно узнать, что произошло, и где все люди.

Осмотревшись, заметил небольшой шкаф в углу. Внутри висит легкая летняя ветровка и пара сменных туфель. В тапочках и больничной робе далеко не уйдешь, поэтому прихватил вещи с собой, мертвому они уже не нужны. Следующая остановка – процедурный кабинет. Связки бинтов, таблетки, мази, капельницы. В обилии названий и бирок можно запутаться, но он точно знает, что ищет. Осторожно срезав бинты с рук, снял старую повязку. Руки покрыты сотней тонких пунцовых рубцов, некоторые уже почти зажили, некоторые еще покрывала запекшаяся короста. Вооружившись пинцетом и ножницами, начал снимать швы, осторожно, одну за другой, вытягивая нитки. Они выходили нехотя, натягивая кожу и с легким хрустом надрывая почти зажившие проколы. Через полчаса на столе собралась горка коротких черных обрезков, а по рукам струились тонкие ручейки крови. Заживляющая мазь приятно охладила кожу, бинты обняли запястья и успокоили жжение. Да, жизнь он не очень сильно любил, но немного пришедшее в себя сознание содрогалось от мысли умереть от заражения крови или гангрены. Справившись с перевязкой, Марк полез рыться по шкафам. Название прописанного препарата не помнил, поэтому распаковывал каждый и смотрел на внешний вид, пытаясь найти ярко-оранжевые капсулы. Поиск завершился успехом довольно быстро, нашел больше двадцати упаковок, в каждой по сотне. На удачу внизу шкафа лежала синяя сумка для переноски медикаментов, сложил в нее таблетки, бинты, мази и антисептики. Урчащий живот напомнил о продуктах, оставленных в палате, пришлось вернуться.

В коридоре осмотрелся еще раз. Уже больше часа он расхаживал по всему отделению, но так никого и не увидел. В зале перед отделением тоже пусто. Одна мысль о тесном пространстве лифта всколыхнула волну злости, предпочел спуститься по лестнице. Шаги гулко разносились по всем семи этажам. Казалось, что вот-вот раздастся крик снизу, и его уведут обратно в палату, но он благополучно спустился на первый этаж. Широкий коридор вывел в просторное фойе. Никого. Стойка охраны и регистрации, диваны для ожидающих – пусто. Вообще ни души. Сбавив шаг, прошел через помещение, осматриваясь по сторонам. Два вендинговых аппарата с едой и напитками разбиты и вынесены подчистую. Входная дверь открыта. Выломанный из косяка доводчик лежит на полу, створки сиротливо покачиваются от легкого ветра.

Теплый уличный воздух приятно наполнил легкие. Марк на секунду задержал дыхание и протяжно выдохнул. Может, память его подводила, но воздух необычайно чист, почти как за городом, не такой, как обычно в Москве – тяжелый, густой и горький. И опять никого. Вообще. Ему это нравилось. Он понимал, что одна из причин его спокойствия это отсутствие людей. Нет больше этих ненавистных, лживых и жестоких созданий. Он один. Его внутренне бешенство, как сторожевая собака, после ухода незнакомца, послушно свернулось на крыльце и спит. Поправив ремень медицинской сумки, он поерзал босой ногой в чуть великоватых туфлях и вышел за забор на пустую улицу.

27 августа

Пригород Воронежа.

Остановив мотоцикл на парковке торгового центра, чуть в стороне от трассы Дон М-4, он поднял визор шлема и осмотрел здание. Стекла на стенах исполинской туши бетонной громадины отражали серо-фиолетовые дождевые тучи. Ветер качал сорванную с доводчика дверь главного входа. На рекламном щите висели вывески заведений фаст-фуда – значит в здании есть ресторанный дворик, есть кухни, холодильники. Здесь просто обязано быть резервное питание, можно зарядить плеер, фонарики, внешний аккумулятор и искупаться в горячей воде.