Я закрыл глаза. Если поддаться страху, то мне не жить. Я понимал это, а вот Петька не выдержал. Он сдавал.
– Мне надо выйти! – заверещал он.
– Сидеть! – рявкнула Джули, но он её не слышал.
– Я больше не могу! Не могу! – я услышал, как он дёрнул ремни безопасности. И опять этот противный вой, срывающийся на потусторонний крик.
– Слабак! – рявкнул Бурый, прикладывая его головой об дверцу машины. Петька попытался сопротивляться, но второй удар его окончательно выключил. – Больше никто не хочет погулять?
– Ты обо мне? Не имею такого желания, – ответил я, опять закрывая глаза. Джули ничего не сказала.
– А то я быстро…
– Тебе сказали, что нет. Чего тогда рычишь? – спросил я.
Внутренности свело от крика твари. Надо было отвлечься. Я пытался читать про себя стихи. Про ясное небо, тёплое солнце и девушку в лёгком платье, что собирала цветы. Вначале получалось стишок напоминал скороговорку. На третий раз я начал читать медленнее. Поле, цветы, девушка. А ведь красивый стих. Спокойный. Впереди неизвестность, позади проблемы. Стих же запечатлел момент, что есть что-то хорошее. Наверное, за такие моменты и стоило бороться, жить, держаться, воевать. Чтоб всегда было солнце, цветы, неуловимые улыбки, которые так и хотелось запечатлеть. Я цеплялся за каждую строчку в этом стихе. Неуловимая улыбка. Разве бывает такое? Неуверенная улыбка. Улыбка, которая появилась и тут же пропадала? Или только её след? Когда девушка только думает улыбнуться, но не улыбается? Наверное, на этом поле пахло цветами и тёплой землёй. Этот аромат переплетался с её ароматом. Приехали. Теперь хотелось оказаться в этом месте, где девушка плела венок из синих цветов и хотела улыбнуться, но почему-то не решалась.
Твари никуда не делись. Они продолжали выть. Только я больше не обращал на них внимания. Кузов машины был крепким и прочным. Его нельзя было пробить какой-то твари, если мы не откроем двери, но никто двери открываться не собирался. Здесь самоубийц не было.
Можно ли отвлечься от реальности настолько, что перестать её воспринимать? Можно, если задаться целью. У меня эта цель появилась. Я хотел оказаться на этом лугу. Мысленно я был там, а не в машине, облепленной чудовищами.
Утро я встречал в дреме. Вой прекратился незадолго до рассвета. Наступила зловещая тишина, которая была обманчивой. Они притаились и ждали, когда мы утратим бдительность. С первыми лучами солнца я увидел как колеблется воздух, от быстрого движения тварей. Трава колыхалась, словно от ветра. Твари уходили прятаться по норам.
Петька скулил, как побитая собака. Бурый сидел с хмурым лицом, похожим на застывшую маску. Джули плакала. Тихо. Беззвучно. Лишь слёзы текли по её щекам. Мы пережили эту ночь, но радости не было. Не сговариваясь, Джули решила отъехать от места нашей ночёвки. Она вытерла слёзы рукавом и завела машину. Я видел, что она нервничала. Машину виляло, но я не знал, как вёл бы её сам.
Мы остановились через несколько часов после рассвета, когда нам дорогу перегородила речка. Около неё росли мелкие кусты чем-то похожие на ивняк из моей прошлой жизни. Речка была неглубокой, но широкой. Я видел её дно, покрытое мелкими камнями. Холодная вода действовала как-то обжигающе, после стресса и жары. Петька ползал по траве. Джули с Бурым решили долить воды в баклажку. Я же сидел около реки и смотрел на то, как бежит вода. Только сейчас меня начало отпускать. Пришло понимание, что это была за ночь и каким чудом нам удалось её пережить.
– Вот про это и шёл разговор, – ответила Джули, подсаживаясь ко мне.
– Ты раньше ночевала в степи?
– С батяней. Нашу деревню порезали. Мы еле ноги унесли. Тогда трое суток прокатались в машине. Из жрачки – сигареты, и ведро воды. После этого на сигареты подсела, – она протянула мне пачку.
– Не надо. Так справлюсь.
– Как знаешь. Вроде помогает в себя прийти.
– У каждого свои обманки, – ответил я.
– Петька не пережил. Бурый предлагает его грохнуть.
– Бурый его и вчера хотел грохнуть.
– Вчера Петька слюну не пускал и в штаны не ходил. Это будет человечнее, чем оставлять его здесь на съедение тварям. Ночью они его сожрут.
– В город его отвезти?
– А кому он там нужен?
Я покосился на Петьку, который валялся в траве и выл, зарываясь лицом в траву. Я оставил Джули и подошёл к нему. Присел рядом с ним.
– Петь, ты как?
Он меня даже не услышал. Лицо перекошено. Безумный взгляд. По щеке текла слюна. На виске была струйка засохшей крови. Может это оттого, что Бурый его головой долбанул? Хотя… Какая разница. Петька уже в себя не придёт. Пусть это и была вина Бурого, но я не мог его винить. Петька хотел нас всех подставить. Сделать из нас корм. Бурый защищал свою жизнь. А сейчас? Сейчас Джули была права. Петька был никому не нужен, как и я, как и Бурый, Джули. Пустые люди, о которых некому будет вспомнить, если мы не вернёмся.
Я кивнул Бурому. Что-то говорить было лишнее. Мы съели завтрак, хотя аппетита не было. Петька травку жевал, изображая из себя козлёнка с мокрыми штанами. Человечность? А обрекать его на вот такую жизнь было человечным? У меня не было ответа на этот вопрос. Я не хотел брать на себя ответственность за жизнь Петьки. Не хотел брать ответственность за его смерть. Но мне пришлось взять эту ответственность, когда перед отъездом Бурый подошёл к Петьке. Три пули из автомата-пулемёта. Петька покачнулся и упал лицом в траву. Мы же сели в машину. В этот раз за рулём был я. Бурый сел рядом. Джули дремала позади.
Во время сиесты меня сменил Бурый. Джули села за руль к вечеру.
– Мы скоро будем на месте, – сказала она.
– И какие ориентиры? – спросил её Бурый.
– Координаты, – ответила Джули, сворачивая на девяносто градусов.
– Эту ночь будем опять в машине проводить? – спросил я.
– Возможно.
После этого я уснул. Нужно было восстановить силы. А во сне снился Петька, который валялся с простреленной головой на травке…
Город показался на закате. Пустые стёкла напоминали пустые глазницы. Часть крыш была словно срезана. Высокие антенны раскинули свои тарелки, как шляпы грибов.
– Это один из мёртвых городов? – поинтересовался я.
– Он самый, – с какими-то благоговением ответил Бурый. – Я не знал, что здесь поблизости есть город.
– Одно из сердец, – ответила Джули. – Военно-научная база. Люди её покинули десять лет назад, оставив бункера. Произошла разгерметизация лаборатории. Левый район закрыт. И туда лучше не лезть. По краю много всего вкусного валяется. Нам этого вполне хватит на долгую и сытую жизнь.
– Твой информатор не сказал, что в замороженном секторе, где была лаборатория? – поинтересовался я. – Хочется знать с чем имеем дело. Мало ли эта гадость нашла щель и выбралась в город.
– Вирус какой-нибудь, – ответил Бурый.
– Нет. Агрессивные растения, которые могли управляться людьми, – ответила Джули.
– Колючками кидаться и жевать людей? – спросил я.
– Типа того. На привал остаёмся здесь. Завтра поедем за железом в жилую часть города, – ответила Джули.
– Логично, что в темноту тащиться никто не будет, – ответил я.
Хлеб, мясо, стопка самогона. Я не отказался. Впереди была ещё одна вытаскивающая душу ночь и к ней нужно было подготовиться морально, заодно Петьку помянуть. Разговоров не было. Каждый сам по себе и в то же время вместе в этом безумном путешествие.
– Кто чем займётся, когда получит свою долю? – спросил я.
– А тебе это зачем? – подозрительно спросил Бурый.
– Интересно, куда можно вложиться, чтоб деньги не утекли из рук. Девчонки и вино – это круто, но шкурой каждый раз рисковать, чтоб их получить, как-то глупо. Надо их в дело вложить.
– Хочешь открыть бар? – предложила Джули. – Магазин оружия?
– Лучше бордель, – заржал Бурый. – На всё это нужны связи. Просто так в город приехать и открыть заведение вряд ли получится.
– А что может помешать? – заинтересовался я.
– Вань, ты головой думай, а не в облаках летай. Кто разрешит чужаку вести дела и отбивать клиентов у друзей?
