Убеждение в том, что все без исключения происходит по Предопределению Создателя. Бог определил существование каждому из созданных, то есть Он создал каждое свое творение, предопределив ему судьбу, и она неизменна – то, что суждено Богом, не меняется и непременно произойдет.

Убеждение в том, что поклонения достоин только Аллаh. То есть только Бог достоин проявления наивысшей степени смирения и покорности. Так как Бог – Единственный Создатель всего: и причин, и их следствий, Он властвует над каждым Своим творением, и все принадлежит Ему.

Кроме знаний о Боге в основы исламского вероучения входит вера в Пророков Аллаhа. А именно убеждение в избранности и правдивости Мухаммада – сына ‘Абдуллаhа, араба по происхождению. То есть убеждение в том, что он был Пророком и Посланником Аллаhа Всевышнего. И это то достаточное знание о Пророке Мухаммаде, мир Ему, которое вместе с истинными убеждениями о Боге входит в значение двух свидетельств Ислама: «Я свидетельствую, что нет создателя, кроме Одного-Единого Бога, и свидетельствую, что Мухаммад – Посланник Бога».

Урок продолжался еще какое-то время, и когда я услышал, что он сводит его к завершению, я затосковал – настолько интересно было его слушать.

Я всегда любил уроки по религии, это было привито мне моими родителями. Когда я был маленьким, они водили на меня в религиозное медресе получать знания, а когда я подрос – то уже сам стал регулярно их посещать. Осознание того, что я смогу и в Грозном регулярно – вот так из уст в уста, как это и необходимо – получать знания по Исламу, очень воодушевило меня и придало спокойствия.

Вознеся руки, мы читали молитву за этим молодым парнем, а когда старики вокруг стали немного отвлекаться, я решил заговорить с ним.

– Ас-саляму ‘алейкум, – поздоровался я, а вслед за мной это сделал и Арби.

– Уа ‘алейкум ас-салям, – ответил он, кивнув нам.

– Брат, ты регулярно даешь тут уроки?

– Да, – он улыбнулся мне. – Хочешь посещать?

– Очень.

– Получал знания?

– Да, слава Богу. Но не в Чечне. Я тут буквально пару дней.

– А откуда приехал? – заинтересованно вздернув подбородок, осведомился он.

– С Москвы.

– А тут надолго?

– Да, дай Бог. Поступил тут в университет и собираюсь тут учиться.

– Дал атто бойл28, – улыбнулся он. – А куда поступил?

– В Медицинский Институт. Мой брат – Арби – тоже. Будем учиться вместе.

– Ма ша Аллаh! – одобрительно закивал молодой учитель. – Какие вы молодцы! И ты, Арби, тоже не отсюда?

– Да. Я из Ростова.

– Это хорошо, что вы вернулись. Меня и самого тут долго не было, а вернулся я не так давно. Теперь, дай Бог, осяду тут насовсем.

– Дай Бог. Только я не возвращался, – виновато улыбнулся я. – Я тут никогда и не жил, а только гостил у родственников.

Он приподнял руку, будто бы останавливая мою речь:

– Это неважно, брат. Все мы – чеченцы, находясь где-либо, кроме Чечни – гости. А Чечня – наш дом. Так что ты вернулся домой, даже если и не жил тут никогда.

Соглашаясь с ним и кивая ему, я думал о том, что эти его мысли и умозаключения опирались на его опыт, на его собственные ощущения.

Вблизи он казался даже моложе, чем поодаль, когда мне указывал на него Амир. На его голове была надета темно-синяя тюбетейка, а на плечи был накинут красивый темно-зеленый арабский бишт с золотистой тесьмой на кромках.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Я – Саид. А это – Арби.

– С Арби ты меня уже познакомил, – озарился понимающей улыбкой он. – Саид, хорошо. А мое имя – Муса. Будем с вами знакомы. Приходите на уроки, когда сможете.

– Да, это я и хотел спросить. По каким дням ты их даешь?

– В любой будний день можно приходить. Откровенно говоря, у меня тут нет никакого графика, но он, вероятно, будет, потому что много людей начинают сюда ходить. Но одно могу сказать точно – по будням в первой половине дня уроки слушают в основном дети. Так что ты просто не пропадай, а я буду сообщать тебе об изменениях. Наверное, определенное расписание мы все же установим. Повторюсь: я тут недавно, так что хорошенько обосноваться еще не успел.

Ближе ко времени утреннего намаза в Мечети собралось довольно много народу: по крайней мере четверть главного зала мы заполнили.

На следующее утро я получил сообщение от своего дяди Сулеймана. Он рассказал о готовящемся отборе в команду стоматологического факультета, который пройдет на университетском футбольном поле. Я видел его, когда мы с Арби ходили к директору Медицинского Института, и еще тогда наметил себе цель пропадать там часами.

– Тогда какой у нас план? – спросил Арби.

– Поедем на отбор. Там соберутся все кандидаты. Наверное, стоит поторопиться, пока ребята со старших курсов не расхватали все места.

– Там, выходит, будут студенты нашего факультета?

– Получается так.

– Это хорошо, сможем познакомиться с будущими однокурсниками.

С этим было нельзя не согласиться. Мне не терпелось познакомиться с людьми, с которыми я буду учиться. Для меня в целом было в новинку учиться в Чечне, ведь прежде я никогда этого не знал. Я был в предвкушении, но единственное, о чем я думал и чего не хотел – новых приключений. Отец наказал мне быть незаметным, быть тихим, а я уже навел суеты, еще и с таким размахом – прямо на пороге торгового комплекса в центре города, с вовлечением почти всех, кто был неподалеку.

У нас с Арби не было футбольных бутс, и мы поспешили в первый попавшийся спортивный магазин в «Гранд Парке», чтобы приобрести себе минимально необходимую экипировку. Выиграв в очередной комичной борьбе за оплату, я заказал такси по тому же адресу, что и в прошлый раз. Доехав до места, еще в машине мы увидели много бегающих по полю ребят под руководством моего дяди. Казалось, уже тут я слышу его оглушительные выкрики.

Завидев нас, Сулейман коротко махнул и указал на будку рядом с небольшим количеством зрительских мест, расположенных под прозрачным навесом в три ряда, продолжая регулировать тренировочным процессом. Будка была очень маленькой и тесной, она была завалена рюкзаками и сменной обувью. В ней пахло искусственным газоном, песком и потом.

Переодевшись первым, я вышел из будки и стал осматривать игровую площадку. Футбольное поле окружалось беговой дорожкой из резиновой крошки в пять полос, а белая краска, разделявшая эти дорожки, была почти полностью стерта. Справа за воротами – ближе к выезду с территории – находилась баскетбольная площадка за зеленым сетчатым забором.

Пройдя к полю через беговую дорожку и небольшой участок сухой пожелтевшей травы, я вышел на идеальный, свежий искусственный газон. Арби поравнялся со мной, опустившись к своим шнуркам.

– Вот мы и тут, – облегченно проговорил я про себя, осматриваясь вокруг.

Народу и впрямь было довольно много. Кто-то тренировался, устало сощуриваясь в лучах солнца, а кто-то сидел по краям, не участвуя в процессе. Тут также лежало много рюкзаков и обуви.

Сулейман, вновь повернувшись к нам со свистком в руках, жестом погнал нас совершить пробежку.

– Погнали.

Мы стали бегать вокруг поля, а я вновь ощутил эту непередаваемую умиротворенность и увлеченность, которую давали мне футбольные тренировки. Я делал все привычные упражнения, отточенные годами, а Арби повторял за мной.

Для меня футбол был чем-то большим, чем просто спорт. Тут – на поле – я всегда растворялся. Конечно, это было ничем иным, кроме как отвлечением, но эти мгновения абсолютной душевной безмятежности, добываемые физическим трудом тела, уносили на своих волнах, завлекали глубже в свои недра, будто бы убеждая тебя не возвращаться в реальность как можно дольше. Это вполне можно назвать зависимостью. Когда ты можешь часами напролет носиться по полю и бить по мячу, не взирая на усталость. Тренера не разрешали нам играть в футбол за пределами тренировочной площадки спортивной секции из-за существующей опасности получить ненужную травму, но я все равно играл. Я будто бы не мог без этого.