– Вот потому что уважает, потому и говорит ещё с тобой, а не на фиг послал тебя с рожей твоей бесстыдной, – с горечью бросила она.

– Да что б ты понимала! – возмутился оскорблённый муж. – Лучше молчи и сгинь обратно туда, откуда пришла! А то ещё навешаю!

Иволгин заметил, как Татьяна вздрогнула от этих слов, но осталась стоять. Приглядевшись, он обратил внимание на аккуратно зачёсанные светлые волосы, скрывавшие левую часть лица женщины, на следы тонального крема. Борису вдруг до боли захотелось подняться по этим нескольким ступеням, которые сейчас отделяли его от Юрия, и как следует дать тому в зубы. В его голове напрочь не укладывалась мысль о том, чтобы поднять на женщину руку. Ну, ладно ещё в бою. Ладно ещё защищаясь. Случаи всякие бывают. Среди тех же снайперов всегда хватало женщин. Но вот так… Борис этого не понимал, и даже не желал понимать.

Он прикрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. Затем сбросил через ноги вниз, в жаркие земные недра, свою злость, отправляя на переработку жгучее и едкое желание ударить. «Отдаю злость и слепую ярость земле для переработки на благо жизни», – мысленно подал он команду для облегчения сброса негатива. По телу вязкими комьями стекло вниз нечто невидимое, но вполне ощутимое. Борису стало легче. Но для закрепления результата он потянул на вдохе из земли покой и основательность, чувство поддержки и опоры. Буквально нырнув в тёплую глубину этих качеств, Иволгин открыл глаза, взглянул на Юрия и спокойно сказал:

– Не обижай свою жену. Она тебя выбрала за что-то хорошее. И ты её выбрал тоже за красоту и что-то ещё достойное внимания. Вспомните, за что же вы полюбили друг друга. Вспомните, чем таким привлекли и заинтересовали.

Борис перевёл взгляд в сторону, как бы смотря поверх и куда-то в другое место, туда, где сейчас мысленно представил ту влюблённую парочку, которую видел ещё совсем недавно. Чуть улыбнувшись одними губами, он мягко обратился уже к этому образу:

– Что, если то самое лучшее, за что вы выбрали друг друга, всё ещё в вас есть? Что, если вы можете вновь повернуться друг к другу этими сторонами? Что, если ты, Юрий, вполне способен найти в себе силы, чтобы проявить мужественность и вновь отыскать любовь в своём сердце? Что, если и ты, Татьяна, тоже способна найти в себе силы и желания поддержать своего избранника в трудную минуту его жизни? Что, если для вас обоих всё ещё может сложиться благополучно?

Иволгин говорил мягко и спокойно, обращаясь не к ним нынешним, а к тем Юрию и Татьяне, которые ещё совсем недавно являли собой вполне счастливую пару. Такой приём в психологии тоже существовал, хоть и требовал довольно тонкой настройки на поле психического состояния того, к кому обращаешься. При этом ни в коем случае нельзя было приказывать, отдавать команды или утверждать – только спрашивать и предлагать, как бы открывать дверь в другую возможность и приглашать посмотреть туда.

В ответ на эти слова Юрий скрипнул зубами, но вслух ничего произнести не посмел. Что-то остановило его в голосе Бориса. Однако хрустнувшая в его руке пластиковая бутылка наглядно продемонстрировала бушевавшую внутри бурю эмоций. И даже хмель как будто бы выветрился из головы мужчины. Но яснее от этого там не стало. Слишком сильна была боль внутри. Чувство провала, уязвимости и собственной слабости горело раной с рваными краями.

Иволгин уже профессиональным взглядом отметил у соседа полный букет так называемого посттравматического синдрома, вызванного боевой психологической травмой9. Причём, в активной и агрессивной форме. Похудевшее лицо обтягивала сухая кожа. Потрескавшиеся губы, словно от жажды, которую никак не удаётся утолить до конца. Под глубоко запавшими глазами лежали тёмные круги, как Борис точно знал, от мучительно долгих бессонных ночей. Когда боишься закрыть веки и провалиться в кошмар, снова, раз за разом, переживая самые жуткие моменты прошлого, или ещё хуже – свалиться на дно удушающей ямы, наполненной порождениями страхов, иногда обретающих знакомые лица. Страшно засыпать. Потому что просыпаться с криком, разрывающим лёгкие, ещё страшнее.

Борис знал это всё на собственном опыте. И с готовностью помог бы Юрию, если была бы такая возможность. Но в том-то и дело, что сделать он пока что ничего не мог. Даже это приглашение было проведено им на грани допустимого. Юрий просто никого не подпустит в таком состоянии. Он должен сам признать существующую у себя проблему и захотеть что-то с ней сделать, сам захотеть исцелиться.

– Пойдите прочь оба, – бессильно махнул на обоих Юра.

Он всхлипнул, резким движением вскинул зажатую в руке бутылку, сделал несколько судорожных глотков, утёр губы и отвернулся к окну. Плечи мужчины вздрогнули, и Иволгин скорее почувствовал, нежели услышал беззвучный плач Юрия. Но было в этом ощущении и ещё нечто неуловимо похожее на вскрывшийся гнойник. А это уже хороший признак. Он посмотрел на Татьяну, прижал палец к своим губам, призывая её к молчанию, после чего мягко коснулся ладонью женской руки и ободряюще сжал тонкое запястье. Таня благодарно кивнула, тоже заплакав от охватившего её бессилия. Борису захотелось обнять молодую женщину, дать ей почувствовать поддержку, но он ясно понимал, что в присутствии Юрия этого делать категорически нельзя.

– Иди домой, – тихо шепнул он Тане, отпуская её руку. – Оставь его пока что.

Та снова молча кивнула, прикусывая губы в попытке сдержать рвущиеся наружу горькие слёзы обиды и отчаяния. Ещё раз посмотрев на Бориса с затаённой надеждой, она скрылась за дверью своей квартиры. Молодой человек тоже поспешил отгородиться от мрачного соседа металлической дверью. Нет, не из-за страха. Бояться Юрия он не боялся. Он мог играючи справиться с десятком таких бойцов. А вот глупостей наделать – сейчас было легче лёгкого. Лучше им разойтись пока в разные стороны. Да и кот начал проявлять признаки нетерпения, завозившись в своей переноске.

Вернувшись в свою квартиру, Борис выпустил кота, расставил лотки и миски, принял душ и переоделся в домашнее. Следующим пунктом в списке текущих желаний стоял горячий крепкий чай. Но парень успел лишь протянуть к чайнику руку, когда на столе тихо тренькнул телефон, возвещая о разблокировке связи и возобновлении работы сим-карты. Пальцы задумчиво пробежались по пластиковой поверхности электрочайника. Борис раздумывал, не позвонить ли сперва отцу. Но решил всё же подождать, и снял чайник с подставки.

Когда Иволгин наливал воду, телефон снова дал о себе знать. Мрачноватая и торжественная мелодия имперского марша из фильма «Звёздные войны» зазвучало неумолимым призывом. Он хмыкнул, быстро вспоминая, на кого же в его списке поставлена эта музыка. Не на легендарного Дарта Вейдера, конечно, и даже не на императора галактической империи. Но по своей настойчивости и хватке ЖЖ мало чем уступал владыкам далёкой-далёкой галактики. Поставив воду кипятиться, Борис коснулся сенсора, принимая вызов и активируя громкую связь. Из динамиков послышался нарочито строгий и официальный голос молодого человека:

– Товарищ Иволгин, родина вас не забыла и вновь нуждается в вашей доблестной помощи. Сегодня вам предписывается прибыть на военный аэродром «Бельбек»10, чтобы вылететь спецрейсом в Москву. Там вам в Кремле вручат орден за заслуги перед отечеством первой степени. Затем верховный главнокомандующий лично введёт вас в курс дела и определит новую важную задачу.

Жуков Евгений Павлович, или попросту Жека Жуков, а для своих и вовсе ЖЖ, был балагуром, весельчаком, одноклассником и приятелем Бориса.

– Хм, так точно, товарищ старший секретарь, – насмешливо ответил Борис. – Разрешите ботинки зашнуровать? А то неловко перед президентом будет. Не по уставу.

– Разрешаю, – грозно ответил Жека, и заржал в полный голос.

– Ну, прям оглушил, лошадь Пржевальского, – недовольно потряс головой Иволгин. – Тебя б в тыл врага с мегафоном закидывать. Мигом бы признали оружием массового поражения, и наложили какую-нибудь конвенцию. Но я всё равно рад тебя слышать, – уже теплее закончил он.