Дошел он до такого безумия, что не захотел больше жить в императорском дворце, но пожелал переселиться в казарму гладиаторов. Себя он повелел называть уже не Геркулесом, а именем одного знаменитого гладиатора, недавно скончавшегося» (Гер. I, 15).

По свидетельству биографа Коммода, он выступал на арене как гладиатор 735 раз.

«Диких же зверей он убил собственной рукой много тысяч, в том числе убивал и слонов. И все это он часто проделывал на глазах у римского народа. При избиении зверей он проявлял необыкновенную силу, пронзая пикой слона насквозь, прокалывая рогатиной рог дикой нумидийской козы и убивая с первого удара много тысяч громадных зверей» (АЖА, Комм. XI-XIII).

31 декабря 192 г. Коммод был убит в результате заговора, организованного его любовницей Марцией и начальником его охраны Квинтом Эмилием Летом.

Рим возликовал, сенат приказал разбить статуи Коммода и уничтожить его имя.

Славная династия Антонинов пришла к бесславному концу.

Конец Антонинов совпал с концом благополучия Римской империи.

Роковой порок заключался в том, что Рим всегда шел вширь, а не вглубь; он шел по пути экстенсификации, жил за счет все более и более широкого ограбления других народов, а не за счет совершенствования внутренних ресурсов; древним римлянам просто не приходило в голову, что можно идти по пути интенсификации, по пути научно-технического прогресса – в этом заключалась их историческая ограниченность, у них наука не сомкнулась с производством, ибо этому воспрепятствовало рабовладение. Раб мог работать добросовестно, так как ему было выгодно заслужить милость хозяина, но беда состояла в том, что хозяину невыгодно было вкладывать большие средства в техническое усовершенствование производства, поскольку проще и дешевле было его расширять за счет увеличения числа рабов, огромные партии которых постоянно доставляли победоносные войны: не наука питала античное производство, а война.

Экстенсификация Римской империи достигла предела в начале II в. н. э. – последняя, 36-я провинция (Дакия) была образована в 107 г.; обращенная в 115 г. в провинцию Армения перестала быть ею и получила самостоятельность после смерти Траяна в 117 г. Завоеванные территории были столь обширны, что двигаться дальше Рим уже физически не мог. Со времени правления Адриана утвердилась политика мирного существования, а при его преемниках римлянам пришлось вести даже оборонительные войны.

С прекращением победоносных войн заметно сократился приток рабов. К концу II в. численность рабов естественно сократилась, и рабовладельческий способ производства, лишенный питательной силы, вступил в период безнадежного кризиса.

Неблагополучие в экономике повлекло за собой кризис в идеологии и внутриполитическую неустойчивость – настоящий императорский галоп (до Коммода во II в. царствовало 5 императоров, а после него и в III в. на троне перебывало 57 человек); все это пагубно сказалось на боеспособности империи.

Все древние государства двигались по пути экстенсификации, становясь в конечном итоге добычей более сильного соперника. Уникальность Рима заключается в том, что он прошел самый длинный путь экстенсификации, захлебнулся на этом пути и вступил в тяжкий и долгий период самораспада. Никакие внешние силы не могли сокрушить античный Рим; в конечном итоге его погубили милитаризм и рабство.

После убийства Коммода императором в Риме был провозглашен Пертинакс, человек почтенного возраста (ему было уже за 60) и хорошей репутации. Пертинакс положил конец разгулу своеволия, терзавшего Рим, и обуздал преторианцев, запретив им заниматься грабежом и разбоем.

Септимий Север. Мрамор. Англия. Частное собрание.

28 марта 193 г. рассвирепевшие преторианцы ворвались во дворец, убили Пертинакса, вернулись к себе в преторианский лагерь и заперли ворота. Поднявшись на стены лагеря, воины стали громко кричать «о продаже императорский власти, обещая вручить власть тому, кто даст больше денег, и с помощью оружия беспрепятственно привести его в императорский дворец» (Гер. II, 6).

Это откровенное заявление преторианцев дошло до богача Дидия Юлиана, который, прервав обильный пир, немедленно отправился к стенам преторианского лагеря и вступил в переговоры. «Спустив лестницу, воины подняли его на стену: отворить ворота они не хотели, пока не узнают о количестве денег, которое будет им дано» (Гер. II, 6). Быстро сторговавшись, преторианцы провозгласили Дидия Юлиана императором.

«И вот, Дидий Юлиан, придя к власти, сразу же предался удовольствиям и попойкам, легкомысленно относясь к государственным делам. Как оказалось, он солгал воинам и обманул их, так как не мог выполнить то, что обещал, ведь и собственных денег было у него не так много, как он хвастливо заявлял, не было их и в государственных сокровищницах – все уже ранее было опустошено из-за разнузданности Коммода и его нерасчетливых и безалаберных расходов» (Гер. И, 7).

Поэтому преторианцы начали роптать, а народ – проявлять откровенное презрение к недостойному императору и желать, чтобы власть перешла к Песценнию Нигеру, наместнику провинции Сирии, человеку немолодому и увенчанному военной славой.

В Антиохии Песценний Нигер был провозглашен императором, и провинции Востока сразу признали его. Однако он не проявил должного внимания к Италии и к войскам, находившимся в других частях Европы.

Новым претендентом на императорскую власть явился командующий римскими легионами, стоявшими на берегах Дуная и Рейна, наместник Паннонии (совр. Венгрия). Это был Септимий Север, «родом ливиец, проявлявший силу и энергию в управлении, привыкший к суровой и грубой жизни, очень легко переносивший трудности, быстрый в своих замыслах и скорый в исполнении задуманного» (Гер. II, 9).

Вступив в борьбу за императорскую власть, Септимий Север сделал вид, будто мстит за злодейски убитого Пертинакса. Как пишет историк Геродиан, «тамошние люди очень крепки телом, пригодны для битв и очень кровожадны, но в такой же степени тугодумы и неспособны легко понять то, что говорится или делается с хитростью и коварством. И вот, поверив Септимию Северу, притворявшемуся, будто он возмущен и хочет отомстить за смерть Пертинакса, они предоставили себя в его распоряжение, так что объявили его императором и вручили ему власть. Зная настроение паннонцев, он стал посылать своих людей в соседние провинции и ко всем правителям подчиненных римлянам северных племен; склоняя их всех большими обещаниями и надеждами, он легко привлек их на свою сторону. Больше чем кто-либо другой из людей он обладал особой способностью притворяться и внушать доверие к своей благожелательности, не скупился на клятвы, чтобы затем, если нужно было, нарушить их, прибегая ко лжи ради выгоды, и с языка его сходило то, чего не было на уме» (Гер. II, 9).

Септимий Север назвал себя Септимием Севером Пертинаксом и двинул войска на Рим.

«Поход он совершал быстро, форсированным маршем, с сильным напряжением, нигде не задерживаясь и не давая времени для передышки, разве что настолько, чтобы воины, немного отдохнув, могли продолжать путь. Он разделял с ними их тяготы, ночевал в простой палатке, и ему подавали ту же еду и то же питье, какие, как он знал, были у всех; нигде он не выставлял напоказ императорскую роскошь. Поэтому он обеспечил себе еще большую преданность воинов; уважая его за то, что он не только вместе с ними переносит трудности, но первый берет их на себя, они ревностно выполняли все. Быстро пройдя Паннонию, он появился у границ Италии и, опередив молву, предстал перед италийцами как уже прибывший император раньше, чем они услышали о предстоящем его прибытии. Великий страх охватывал италийские города, когда они узнавали о нашествии такого большого войска. Ведь жители Италии, давно отвыкнув от оружия и войн, занимались земледелием и жили среди полного мира» (Гер. И, 11).