– Ну что, Берр, есть какие- нибудь изменения за день?

– Да, большие перемены.

– К лучшему или к худшему?

– Завтра дорога для нас будет открыта. Она умирает.

– Умирает! Разве это возможно? А ведь утром бедняжка выглядела намного лучше.

– Слушай!

Из маленькой белой палатки, наполовину скрытой под низко нависшими ветвями рощи, до них донесся кряхтящий, жалобный вопль. Этот крик яснее всяких слов сказал им печальную правду. Он говорил о том, что семья разбита и расчленена, что муж и дочь убиты горем, что любимая жена и мать уехала так далеко от дома своего детства, чтобы найти одинокую могилу в прерии или у каменистого ручья, который с шумом несется вниз по долине.

Двое молодых людей молча стояли, глядя на траурный шатер. Они молчали, хотя и были немного взволнованы. И все же один из них поймал себя на том, что втайне ликует при мысли о том, что теперь с пути, который он наметил для себя, исчезла самая большая трудность.

Маленькая долина была усеяна то тут, то там небольшими палатками, а белые тентованные повозки стояли, сгруппировавшись в продолговатый круг. Уже одно это говорило о том, что в долине живет компания эмигрантов.

Подобные зрелища были далеко не редкостью для того времени – 1850 года. За год до этого в Калифорнии началась – золотая лихорадка. Первыми на поиски золота ринулись мужчины – молодые и пожилые. Но затем лихорадка распространилась. Она заразила всех, и результат был вполне закономерен. Семья следовала за семьей. Почти от океана до океана непрерывная вереница эмигрантов устало шла к сверкающему призраку, который слишком часто исчезал в воздухе, когда казалось, что он уже совсем рядом, оставляя после себя лишь рухнувшие надежды и разрушенные судьбы.

Одно из звеньев могучей человеческой цепи лежит перед нашими глазами. Почти неделю эта долина давала им приют. В то время как другие продолжали путь к желтой иллюзии, эта группа лежала неподвижно, ожидая и одновременно страшась призыва к возобновлению паломничества.

Несколько торопливых слов объяснят ситуацию.

Эта партия эмигрантов, насчитывавшая около ста человек, находилась под командованием Калеба Митчелла. Он отправился из Восточного Огайо в компании нескольких своих соседей в Золотую страну, взяв с собой жену и дочь. Постепенно компания становилась все более респектабельной, к ней по пути присоединялись отставшие, и теперь, когда они вошли в предгорья, они уже не боялись краснокожих измаильтян, о которых слышали столько страшных историй.

Примерно за неделю до начала нашего рассказа произошел печальный случай. Винтовка, подвешенная на кожаных веревках к повозке Митчелла, каким- то образом разрядилась, и ее содержимое попало в грудь миссис Митчелл.

С тех пор она находилась между жизнью и смертью. Продолжать путь означало бы для нее верную смерть, и добросердечные эмигранты не оставили своего лидера в беде, хотя каждый день промедления увеличивал опасность того, что зима застанет их в горах. Так почти неделю они ждали и наблюдали. Миссис Митчелл медленно угасала, и вот теперь, в этот день, ее дух отошел в мир иной. Дочь, Лотти, первой заметила присутствие смерти, и именно ее душераздирающий вопль донесся до ушей двух молодых людей, Берра Уайта и Пэйли Дюплина.

– Все кончено! – пробормотал Дюплин, испустив долгий вздох.

– Бедная девочка… Это ее просто убьет. Она боготворила свою мать, – добавил Берр, его голубые глаза быстро замигали.

– Печально, но раз уж так вышло, то хорошо, что все закончилось. Нам предстоит долгий путь, и горы должны быть пересечены до того, как выпадет снег. От этого зависит жизнь всех людей.

– Митчелл знает это. Он не станет задерживать нас дольше, чем это необходимо. Но пойдемте – нам нужно работать. Мы можем им помочь.

– Подожди, Берр. Я должен увидеть тебя сегодня вечером, наедине. Я должен сказать тебе нечто очень важное. А пока взгляни на это – но, помни, ни словом не обмолвись о своих подозрениях. Держи это в тайне – по крайней мере, до тех пор, пока я не разрешу тебе говорить.

Молодой человек, Дюплин, казался сильно взволнованным, хотя обычно был несколько флегматичным. Он сунул Уайту в руку небольшой предмет и, вновь проявив осторожность, поспешно удалился.

В недоумении Берр склонился над камнем – так ему показалось. Но тут его глаза наполнились диким сиянием, осветившим весь его облик, а мускулистая фигура задрожала, как под воздействием агонического шока.

– Это… это может быть золото? – хрипло проговорил он.

Он тоже был жертвой – желтой лихорадки. Она заманила его из далекого дома среди северных сосен штата Мэн. Она оказалась сильнее мольбы престарелых отца и матери, сильнее любви сестры и младшего брата. Он бросил их всех в погоне за этим сверкающим призраком, и теперь, впервые, его глаза покоились на том, о чем он мечтал днем и ночью.

Неудивительно, что сердце его билось быстро и сильно, мозг горячо пульсировал, а глаза сверкали диким светом – давно тлеющим огнем жадности, способной перерасти в алчность.

Маленький камешек лежал в его ладони и выглядел вполне невинно. Его тусклая поверхность была исцарапана и изрезана, словно острием ножа. Если это золото, то самородок должен быть очень чистым.

– Привет, старина, о чем это ты так упорно думаешь? внезапно произнес неприятный голос, когда на плечо Берра легла тяжелая рука, и его изумленный взгляд встретил лицо, покрытое густой бородой.

Уайт вздрогнул, и самородок выпал у него из рук. Он поспешно подхватил его и сунул в карман, но не раньше, чем на него устремились острые черные глаза новоприбывшего. В волнении Берр не заметил быстрого, подозрительного взгляда, осветившего его лицо, иначе он мог бы проявить большую осторожность.

– Что тебя беспокоит, Нейт Апшур? и Уайт с неприязненным жестом стряхнул руку с плеча. – Мои мысли – мои собственные, и они ничуть не приятнее от того, что ты в них вмешиваешься.

– Ты говоришь резкие слова, молодой человек, но лучше их взвешивать. Ты сейчас не в Штатах, где человек боится сказать лишнее слово, опасаясь суда. Прислушайся к совету дурака и дай вежливый ответ на вежливый вопрос, иначе ты можешь нарваться на неприятность, в скором времени.

– Я готов ответить тебе в любое время, когда захочешь, Нейт Апшур. Надеюсь, это достаточно ясно для твоего понимания, – презрительно добавил Берр, отворачиваясь.

Апшур яростно закусил губу и сжал латунный приклад револьвера, висевшего у него на поясе, но не сделал ни малейшей попытки достать его.

– Можно было бы спросить сейчас, но я хотел бы знать, откуда у него это – если это золото.

В ту ночь, когда широкий красный диск полной луны поднялся над восточными волнами, он осветил необычайно странную и впечатляющую сцену в небольшой рощице у ручья. Это было погребение в пустыне.

Под широко раскинувшимся тополем была вырыта могила. И теперь, собравшись вокруг этого места, со склоненными и непокрытыми головами, стояли на ногах или на коленях все члены поезда, слушая надрывные, рыдающие слова убитого горем мужа, мистера Митчелла. Рядом с ним стояла его дочь Лотти, бледная и изможденная, которая с мнимой силой противостояла удару, грозя в любой момент сдаться.

Едва ли среди них нашлись сухие глаза, когда сильный мужчина сломался и, склонив голову, смешал свои слезы с слезами дочери. Это был момент душевной муки.

Лотти, совершенно обессилевшая, упала в обморок, и ее отнесли в ближайшую палатку сочувствующие друзья. Мистер Митчелл, собравшись с силами, завершил службу, а затем молча стоял рядом, пока умершую навсегда скрывали от посторонних глаз. Затем, негромким, но ровным голосом, он произнес:

– Я благодарю вас, друзья, за вашу доброту. Я не скоро забуду ее. А теперь идите и постарайтесь заснуть. Мы не можем больше терять времени. Завтра на рассвете мы снова отправимся в путь. Уходите, оставьте меня здесь на минуту.