Пролог:

Противен аллегории на вкус твоей души – её катарсис, у

ног лежащего покоя в красоте и идеалах жизненной причины

предлагать свою свободу. Но кто же смог тебе предположительно

сказать, о том что в воле безысходностью найти ты смог свой

компас по сомнению о дедуктивной линии природы? Завтра ли стал

ты человеком, о личности которого время становится менее

красивым, но точно выраженным в свободе перманентной категории

красоты. Её причины так блистают на твоих глазах, что светлый пол

из робы бледного начала времени становится ещё бледнее. Не счесть

тебе типичной аллегории своих надежд, они прошли и опоздали на

видимое в тоннах лжи и предрассудка внутри у тебя, ещё ближе

расцветающего чванства и рутины к чему ты любишь иметь своё

прилагательное мнение напротив. Излишним стал он в твой

последний час у сердца слов морали, где стынет оконечное лекало

серой мглы, её ступени думать о таких же началах лести внутри

дедуктивного умозрения твоей истины быть человеком. Мнить свою

рутину и отвлекать от жизненной пользы другого уровня рождения

души – вот, что так хотел бы думать личный интеллект в имении

своих надежд на здравое рассудочное мнение привилегированного

ужаса сражения со смертью. На земле ли ты точно узнаёшь её

расцвет и почву расстроенного уныния, где сложен в рукаве твой

остаток личной выгоды, и расчленённая умом демагогия скажет тебе

о способе выживания напротив иллюзии красоты спелой жизни.

Такой спелой, что ужас своевременного счастья может иметь угол

параллельной взгляду черты предсказать, что завтра ты уже не

человек, но демагогия у личной красоты утерянного мозга и права

на собственную свободу вымысла быть человеком.

Нет ничего увлекательнее считать себя таким же

лириком и астрономом у ног каверзы, что было бы лучше

предполагать или обдумывать твой спелый ужас напротив глубины

сомнения личной выгоды, или – жить.. Но куда же идёт твоя самая

злокозненная цветовая модель равновесия между стоптанной

свободой и мнительным уровнем иллюзий внутри развитого мнения

жить как объект наследия подлинной природы? Лихо собирает

утерянное чувство свободы перед уровнем сознательной надежды

ожидания каждого часа впереди утончённой модели рассудка, что

хочет стать твоей всего лишь на время и цельный такт мнительной

растраты аллегорий впереди её угла подозрительной надежды. Если

ты бы стал человеком, то уж такого же мнения как и прямоходящий

слепок крайнего смысла аллегорий на подлинном свете

исторгнутого времени надежды стать ещё лучше. Чем тот же слепок

твоей тени, что падает завтра и возбуждает ещё больше твой рассвет

чёрного фатализма у мнения блага быть лучше чем всегда. Какое же

право воспринимает увалень по отношению к пройденному смыслу

гедонизма, его привилегии и стати внутри иллюзорной тьмы блага

на спасение. Оно не предвидит и не слышит своего умного взгляда,

как человеческое в космосе умом пройденного вознаграждения к

привычке во взглядах проникать в собственные смыслы

уморасхождения нового света иллюзии внутри.

Направил свой противный свет на тонкое правило

иллюзии в чертах блага на смотрящее зеркало свободы из

непревзойдённой модели другого чрева лучшей красоты – твой мир

априори, как наглый путь к системам неявной морали и любви. Они

отражают лишь искры и подавляющее большинство умозримого

ужаса быть понятым как единство в чистой совести равновесия

своего света природы. Только он один и смотрит на вечный восторг

хаотического свойства мироотражения лучшей судьбы и принимает

твой болезненный опыт как иллюзии нового нрава в его

экзальтированной природе стать благом для другого. Этот сборник

поэзии иллюзорных преткновений как духа лирической имитации

твоей судьбы снова и снова уводит на тонкое лоно принципа

миропреткновения блага и свободы у разума центрированной

пользы другого наследия. Как и смысловое качество свободы в этом

сборнике почувствовав утопию формальной антиномии часа своей

свободы, лучше ли её предполагать и видеть по углам мучения или

оставленных надежд без принципа ценности найти своё в жизни?

Дедуктивное родство лишь стонет и приходит на помощь к каждой

иллюзорной притче на её отголоске уверенного другого, но такого

же крайнего как и благо амбивалентной смысловой затерянности

личного в себе. Думая напротив – не думаешь вовсе: ни в чём

особенном и ни при каких обстоятельствах – ты смог уверенно

сложить родство обаяния в причинах быть желаемым и ценным

внутри своей иллюзорной глубины внутреннего права устроения

личной Вселенной.

Не взыщешь, не распнёшь уход своей звезды,

Он пал на пьедестале вон из тьмы,

Уходят эти сны зловонной демагогии,

Что издавна придуманное лобби о любви.

Страх стращает верный ренессанс

И грохочет на попытках вспомнить,

То, что было символом за этой мирной тенью,

Где твои глаза искали время в нас.

Не ожили и не умерли от страшной муки

Те забытые испуги подлой темноты,

Нет её у ног свободы, думая о прошлом,

Стала развлекать иллюзия гротеск и тело в мифах.

Пишет, что отчасти распинает эту жизнь

Самый странный вой из подоплёки бытия,

Слажен гордым одиночеством у плоти

И забыт по собственному мнению из тьмы.

Укротило ветром обывателя над ней

Звон такого смысла, что искать его не пряча -

Стал ты вечером, как в мыслях декаданса

На одном затравленном избытке слёз в аду.

Не уходят автономией, то странно плачут

Сны весомой притчи от иллюзии в нутро -

Те далёкие системы бытия в обличье,

Им бы жить и плакать над утратой смерти.

Одиноким смехом выпросил источник лжи

То условие, чтобы оставить тень надежды,

Жить по философской степи идеала ли,

Над которым образ покоряет смыслы тьмы.

Он задет под гордым пережитком мысли,

Плачет как старается из блага отвратить

Полный свет луны её убогой смерти личной,

На одном ходу иллюзий смерти, как вины.

Ей бы автономию упрятать в мир иной,

Ценным словом убеждая жить ещё,

Как и в пришлой прозе одноликому любить

Из стеснения подобием на той же белизне.

Страшно стало жить в её беде

И откуда – то сплотили нити смерть твою,

Думают, что это символы остались не одни

На посмешище из ветхих стен утраты сна.

Но из блага вечной робы ты – взамен,

Стал ему под странной мирной тенью убивать,

Ту же лёгкую добычу, чтоб скрывать

Свой огромный ужас на последнем мысе.

Нежно кладёшь антипод карамели,

В тонкий наряд из опального утра,

Он оцинкован на мнениях слова,

Зрячему призраку ходит и душу крадёт.

Может условием к чувствам ты скован,

Нежностью брошен и знаешь досаду из грёз,

Завтра ты жил бы его антиподом безумным,

Чёрствому имени дерзко за это скорбя.

Чёрными мыслями светят одни карамели,

Стали по ужасу скованы с крови сердец,

Из обнищания вечера к зависти ложной -

Будет идти идиома под страхом любви.

Голосом чувства она не предвзято знакома,

Личность стращает и терпит угодный мотив,

Ей безучастно, что будет на этой Земле,

Страх ли конечному счёту ты видел – покорный.