…Вечер трудного дня удался статскому советнику на славу. В этом была заслуга Аркадия — повара Могилевских, знатока украинской кухни. На первое он подал борщ на говяжьем бульоне, затолченный салом, чесноком, с пережаренной свеклой и морковью, и со свежей, неизвестно где найденной капустой. Изюминка этого блюда заключалась в том, что в нем варились молодые голуби, фаршированные пшеном и укропом. Перед тем как подать супник на стол, голубей вынимали и выкладывали на блюдо. Тут же ставились небольшие тарелки с крутой гречневой кашей и сметаной в соуснике. Не обошлось и без судака по-малороссийски с отварным картофелем. Суховатый по своей природе судак был ароматен и таял во рту, как снег. Жирные сливки пропитали рыбу, сделали ее нежной, а лесные грибы и пряные травы придали совершенно изысканный вкус. Это блюдо так понравилось Ардашеву, что он не удержался и попросил рецепт. Оказалось, что приготовить рыбу было несложно. Для этого требовалось сначала выпотрошить ее и удалить кости из филе. Затем растопить ложку сливочного масла и обжарить лук до прозрачности, в лук выложить грибы и готовить на сковороде до тех пор, пока вся вода не выпарится. Филе судака следовало поместить в форму, смазанную маслом, приправить тимьяном и петрушкой. Посолить грибы, совсем немного поперчить, перемешать и выложить прямо на судака. Залить все сливками и поставить в духовую печь на полчаса. Все. Блюдо готово.

Следующим сюрпризом от Аркадия были изжаренные в сметане тетерки с каштанами. По его словам, он готовил их в кастрюле с двумя ложками сливочного масла, изредка подливая кипяток, чтобы они не пригорели. Затем добавлял бульон, стакан сметаны и тушил под крышкой, пока дичь не становилась мягкой.

К тетеркам подали каштаны, которые прежде обдали кипятком, очистили от кожуры и сварили в двух стаканах молока с маслом. Любистовка и кардамонная настойка удачно дополнили угощение. Дамы пили привычную для них вишневую наливку.

Вершиной поварского мастерства стал вафельный торт с малиновым вареньем и взбитыми сливками.

Устав от сытного ужина, мужчины удалились в кабинет. Терентий Петрович хоть и знал, что Клим Пантелеевич давно бросил курить, но все-таки предложил ему дорогую регалию. Получив отказ, он с удовольствием утонул в мягком кресле и затянулся любимой «гаваной».

— Ну и как прошла твоя встреча с бароном? — положив ногу на ногу, осведомился хозяин дома.

— Он просил меня взяться за расследование смерти жены, но я отказал, поскольку, как ты понимаешь, мы скоро уедем.

— Не торопись Клим. Я ведь еще не выполнил своего слова.

— О чем ты?

— А у тебя короткая память на чужие обещания, — хихикнул он. — У таких, как ты, хорошо брать взаймы… Сегодня утром я обещал тебе ресторан, а ты уже и позабыл… Эх!

— Да брось, не стоит об этом.

— Нет уж, сударь, не отвертитесь, завтра и пойдем.

— И куда?

— В «Гранд Отель», естественно. Ведь наш обед прервался именно там.

— Помилуй, Терентий, ты хочешь, чтобы я весь вечер вспоминал, как всего несколько дней назад я там убил человека?

— Ладно, как скажешь. Можем и другое место найти. Весьма недурная кухня в «Континентале», на Николаевской. Кстати, там отменно готовят блюда кавказской кухни. У них даже есть специальное меню.

— Заинтриговал. Отказаться невозможно. Только в «Гранд Отеле» мы собирались, чтобы отметить мой подарок Веронике. Так что за стол плачу я.

— Ладно, — с легкостью согласился Могилевский. Он выпустил кольцо плотного белого дыма и спросил: — А барон так и продолжает считать, что его жену убили?

— Да.

— А ты как думаешь?

— Я тоже склоняюсь к этой версии.

— У тебя есть доказательства?

— Думаю, через два-три дня они появятся.

— А что должно произойти за это время?

— Я жду письмо из МИДа. В нем и будет ответ.

— А почему ты сейчас не хочешь рассказать мне о своих догадках? Это так интересно!

— Видишь ли, я не обсуждаю гипотезы, которые у меня возникают в процессе расследования. Вот когда все прямые сойдутся в одной точке, тогда и поговорим. А пока, пожалуй, я пойду спать. Прости, Терентий, но я уже отвык от табачного дыма, даже такого ароматного, — поднимаясь, вымолвил Ардашев. — Спокойной ночи.

— Вот так всегда, — вздохнул Могилевский. — Ты никогда не хочешь нарушить свои правила и даже не делаешь исключений для меня. Права Вероника, когда говорит, что принципы у Клима стоят на первом месте, а семья и родственники — на втором…

Когда за статским советником закрылась дверь, Терентий Петрович бросил в сердцах:

— Эх-ма! Наградил господь родственничком!

17. Надзвичайна нарада[24]

В то же самое время, когда статский советник дозванивался в библиотеку МИДа и просил отыскать прошлогодний декабрьский номер немецкой газеты, снять с него копию на гектографе и выслать на адрес Могилевского, в кабинете начальника сыскной полиции города Киева шло чрезвычайное совещание.

Кроме самого Николая Дмитриевича Ткаченко в комнате присутствовал судебный следователь 3‑го участка Владимир Павлович Имгарт, полицейский надзиратель коллежский регистратор Иосиф Александрович Левитин, исполняющий обязанности помощника начальника, коллежский регистратор Петр Степанович Суховерский и прикомандированный Каширин. На столе у главного киевского сыщика лежало «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных», а под ним — «Украинская грамматика» Игнатия Перцилло.

— Итак, пани дороги мои и ясновельможне, от наших агентов нам стало известно, что вчера в игорном зале «Люнивера» один из игроков расплатился тремя золотыми перстнями, пропавшими из ювелирного магазина Гиршмана. По нашим данным, это карточный шулер Григорий Арнольдович Непорецкий, по кличке Жоржик (его фотография есть в нашей картотеке). Вполне возможно, что именно он участвовал в убийстве Гиршмана, часового мастера и его помощника. Но нельзя исключать, что перстни могли оказаться у него и в результате картежного выигрыша.

— Второе утверждение более правдоподобно, — высказался следователь, — поскольку карточные шулера, обычно, не идут на мокрые дела.

— Ну, это правило давно устарело, — вмешался в разговор Левитин. — Когда я «вел» Непорецкого, то самолично видел его в компании с уголовниками. Их разговора тогда я не расслышал, но по характеру поведения было понятно, что Непорецкий ими руководил.

— Только это еще не все новости, — откинувшись на спинку стула, сказал начальник сыскного. — Агенты подтвердили, что видели Непорецкого и барона Красицкого за одним игральным столом в «Люнивере». Отсюда возникает вопрос: была ли гибель баронессы Красицкой в том же самом отеле подстроена?

— Простите, но я не понимаю, при чем здесь этот несчастный случай? — изрек судебный следователь. — Ни у меня, ни у судебного врача никаких сомнений насчет этого нет: она потеряла сознание и захлебнулась.

— Может, и ни при чем, голубчик. Однако я решил предъявить его фотографическую карточку портье. И что вы думаете? Он опознал в нем постояльца, который снял не сто сорок пятый, а соседний, сто сорок шестой номер, некоего Иванова. В этой связи возникают три вопроса: во‑первых, был ли знаком Непорецкий с баронессой Красицкой? Во-вторых, для чего он снял сто сорок шестой номер на сутки, и, в-третьих, кто был тем господином Ветровым, который оплатил комнату номер сто сорок пять?

— Но зачем? Зачем нам это все надо выяснять, если и так ясно, что не было никакого смертоубийства? — возмутился Имгарт.

— А затем, вельмишановний Владимир Павлович, что уж больно туманна эта смерть: утонула в ванной. Добре що не в тазу! — горько усмехнулся Ткаченко. — Я понимаю, если бы она умерла в результате сердечного приступа. Но вода в легких откуда? Она что, ныряла и захлебнулась?

— Господи, да что ж здесь непонятного! — взмахнул руками следователь. — Итак, баронесса принимала ванну, и вдруг ей стало плохо, она потеряла сознание, ее тело обмякло, и она съехала под воду. Но поскольку дама еще дышала, то вода и попала внутрь легких. Это же очень просто.