— Дяденька, отпустите нас, у нас были билеты, чес слово! — канючит Алозио.

— Заткнись! — говорит Гуерино. — Откуда деньги у такого отребья? У этого даже ботинок нет!

— Как ты смеешь? Чтоб ты знал-это Великий Лука! — взвизгнул Алозио.

Мне иногда хочется засунуть ему в рот грязный носок, при условии, если б он у меня имелся.

Билеты у нас действительно были. Совершенно случайно я перевернул пустую коробку, а под ней новенькая двадцатка. Мы купили 2 билета и уже через 2 часа оказались бы в столице, но тут вмещалась судьба по имени Алозио. Поначалу он долго выгадывал льготные места, чтоб хватило на чипсы и лимонад. Затем долго искал продукты со скидкой. Полностью несъедобную, но дешевую гадость удалось взять в последнюю минуту. Счастливый до потери памяти Алозио, заскочив в поезд, ещё не знал, что билеты он в сутолоке потерял, и что его будут бить.

Далее кондуторе, железнодорожная полиция. Я собрался соврать, что мы погорельцы после бомбежки, я точно не знаю, но вроде в это время они стали понемногу просачиваться через военные кордоны. Но тут влезла эта обезьяна и стала угрожать силовикам карами небесными, которые должен был организовать я.

Справедливость восторжествовала. Нам надели пластиковые наручники и высадили на ближайшей остановке. Вместо того, чтобы быть на полпути в Рим, мы сидели в запертой патрульной машине, которая должна была отвезти нас обратно в директорат станции Салерно.

— А тебя за что задержали? — спросил Алозио у девушки, карабинеры обращались к ней - Амбра.

— Ко мне в машине домогался мой парень! — самодовольно произнесла Амбра.

— Синьора, вы допускаете сразу несколько смысловых ошибок! — снисходительно заметил Алозио. — Если это ваш парень, то к нему неприменимо слово домогался. Если этот парень как вы изволили выразиться ваш, то весь смысл его существования заключается в том, чтобы лапать ваши прелести и лезть к вам в трусики. К тому же вы находились в его машине. Естественно вы должны были отлично представлять, что вам попытаются прочистить дымоход, — и он, лучась добродушием уставился на девушку.

Ничем хорошим это кончится не могло. От девушки сильно пахло вином. Может, граппой. Или смесью и того и другого.

Девушка сотворила зверское лицо и вцепилась Алозио в центр его лучащейся добротой рожи. В салоне спонтанно возникла драка. Девушка мутузила Алозио. Некоторое время я был уверен, что она выцарапала балбесу глаз, что сулило дополнительные издержки в пути.

— Как ты смеешь поднять руку на апостола? — вопил Алозио. — Нас Папа ждет!

Амбра захватила стратегически важные для драки волосы и смачно приложила апостола о решетку.

И ейной харей мне в рожу тыкала…

— Прекратить! — карабинеры спереди полоснули дубинами по решетке.

Получилось удачно, Алозио как раз за нее пытался уцепиться, чтобы беззащитная девушка его окончательно не прибила.

— Хватит! — устало сказал я.

Алозио сразу обмяк, но Амбра сунула ему пару раз, но что-то пошло не так, она непонимающе уставилась на свои кулаки.

— Стронцо! — стала на них дуть. — Как в огне горят!

А я смог наконец обратиться к карабинерам и особо не задумываясь, сказал:

— С Амато вы на самом деле зря связались. Войска уйдут из Салерно, и тогда у дона будет пара месяцев, чтобы отрезать вам кольени!

— Он меня достал! — сказал Винсенте. — Выведи мне этого умника, я ему поставлю печать на почки!

Кава дель Террини Директорат полиции

После Алозио меня можно было не вызывать. Нас таскали из обезьянника по одному, и его вызвали первого. Не знаю, что он там наболтал, но вернулся с чрезвычайно довольным видом. Из чего можно было понять, что он много чего наболтал.

— Все нормально, падре! — шепнул Алозио. — Я сделал все, как надо, и нас скоро выпустят. Делайте все, как скажет синьор, инспектор, и все будет на мази!

У меня в этом были большие сомнения.

Карабинер препроводил меня в кабинет с табличкой «Сеньор инспектор Гвидиче». Сколько я таких участков перевидал-не счесть. Все они страдали убогостью. Обычный одноэтажный домик. Безликая обычно серого цвета мебель, выглядящая как ненастоящая, как игрушечная в детском саду. Все должно говорить, тут нет поводов для радости, и срок тебе впаять могут самый настоящий. Вот только времени у меня нет.

— Имя? Фамилия? — спрашивает синьор инспектор, едва я усаживаюсь на стул.

Ему лет 30, но макушка неслабо просвечивает.

— Лука.

— А меня Баббо Натале! И сейчас Новый год! Твой подельник тоже плел, что у тебя нет фамилии. Если так сильно хочешь, могу написать Санта Лука?

— Мне все равно, что вы напишите.

— Вот это дело! — Гвидиче обрадовался. — На, подписывай!

Он швырнул через стол листы.

А4-отметил я.

— Что?

— Признание!

Я начал читать «Я… признаюсь в убийстве В. Конте и Г.Серра…».

— Никаких Конте и Серра я не убивал! Вообще не знаю, кто это такие! — отрезал я.

Появилось чувство облегчения. Сейчас все выяснится, и нас отпустят на волю.

— Не знаете? — Гвидиче просверлил меня взглядом. — Ах ты, канья, не знаешь тех, то тебя задержал!

Он пустил через стол пару фотографий. Патрульная машина с распахнутыми дверцами. Скаты пробиты, ни одного целого стекла. Внутри 2 черных мешка, и потолок в черном, и торпеда. Через бесконечную секунду доходит, что никакие это не мешки.

— Б! — вырывается у меня. — Винсенте и Гуерино! Я давал им пару месяцев! Херовый из меня предсказатель!

* * *

В обезьяннике прибавился новый постоялец- здоровый боров, плешивый мужик лет за 40, на нем вонючая кофта. Алозио лежит, свернувшись в клубок на нарах и поскуливает.

Не надо, говорю я себе, а сам уже поворачиваюсь к здоровяку. Тот нагло встречает мой взгляд.

— Чего уставился? Глаза вылезут! — он рассмеялся, но тут же подавился, шумно высморкнулся и смачно сплюнул, зк с опытом, вполне вероятно заточка в кармане.

Мне надо остановиться, но я не могу ничего с собой поделать.

— Удавлю, суку, — спокойно, а посему очень опасно говорит зэк.

— Не надо, Лука! — отвлекла Амбра, она в соседней клетке. — Не марайся.

Она хотела, как лучше. Я сильно сомневался, что девушка испугалась, что я могу каким-то образом навредить этому борову. Вышло наоборот, я лопухнулся и на короткое время выпустил из поля зрения зк.

Амбра уставилась мне за спину и завизжала. Я отшагнул в сторону и обернулся. Пытался обернуться. Собственная ненависть не давала мне обернуться. Сам виноват, нечего было накачиваться. Голова попала в тягучий клейстер. Шея заныла от усилия. Хрустели позвонки. ЗК выл, там раздавались удары, хотя с кем он дрался, оставалось непонятным. Ненавижу себя в такие моменты. Не контролирую себя, вообще, не в курсе, как это работает, и это меня бесит.

В обезьянник влетают двое карабинеров с дубинами.

— Где тут убийца полицейских, мы ему сейчас премию выпишем!

Алозио кончает выть и поворачивает лицо-сплошной синяк.

— Кто тронет Великого Луку, на том свете будет сковородку лизать! А окажется он там, как только тронет!

— То есть я умру, как только дотронусь! — хохочет карабинер и тянется ко мне рукой.

— Умоляю, не надо! — кричу. — Я не смогу это остановить!

— Глянь, что с ним, Джованни! — кричит другой.

Напарники уставились на зк. Наваждение закончилось внезапно, как и началось, и я обретаю свободу действий, в том числе смотреть туда, куда захочу.

Зк сидит как исусик, штукарка над ним вся разбитая, голова вся в крови, а на лице застыло благодушное настроение. На полу валяется шило.

— Слушай, Джованни, ну его на хер, видишь, как он Сильву отмудохал! — говорит карабинер. — Все равно ему долго не жить, чего силы тратить?

— И то правда. Пошли отсюда.

Карабинеры вышли.

— Я не знал, что это твой кореш, падлой буду! — спокойно, даже в чем-то интеллигентно, сказал зк. — Ноги надо делать, копперы замок не закрыли. Мочить вас будут.