3. Святой
Атрани. Италия. 1 год БК.
— Жулик! Отморозок! Порка мадонна! — Алозио, сидя на обочине, скребет огромные словно лапти, босые ступни.
Потом надевает на них слоновьего размера ботинки. Блаженный, как и положено блаженному, несуразно большой, непропорциональный. Длинный, тощий, при том огромные ступни и ладони с пальцами толщиной в сосиску. Если смотреть издали, то он и летом носит пухлые варежки. Это не варежки. Ладони.
Алоизо меня ненавидит, но без меня не может существовать. Я не знаю, откуда он взялся. По ощущениям-был всегда. Ощущениям я не верю давно.
— Зачем мы идет в Атрани? — Алозио маячит впереди, злобно оглядывается. — Жарко!
— В аду жарче! — хриплю я.
— Ага, ты же там бывал!
Городок небольшой, 1000 жителей, расположен на вырубленных в скалах живописных террасах.
— Что мы здесь ищем?
Алозио давно узурпировал право говорить от нас обоих. Он меня веселит, и я его терплю.
Мы идем по центральной улице, когда меня приспичивает. Люблю такие моменты. Подхожу к краю, отделенному декоративной оградой от зияющей пропасти. Под нами 30-ти метровая арка. Внизу столики летнего кафе, но сейчас никого. Жара. Время гуляния лишь безумцев.
Распахиваю рубище и пускаю вниз веселую струю.
— Пусть торжествует жизнь! Алозио, ссы в одно море!
Он отворачивается и плюётся:
— Ну скажите, что не с идиотом имеете дело!
По дороге катит красный микроавтобус без верха. Внутри нет туристов, один парнишка водитель.
Я выхожу перед ним, отряхивая рубище.
Автобус предостерегающе гудит. Подозреваю, что ему трудно сразу остановиться на крутом спуске. Но ничего не могу поделать.
— Ты что сдурел, старый? — парнишка размахивает руками, я молчу.
В разговор с охотой встревает Алозио.
— Знаете, почему ему нельзя обувь носить? Он хитрый. Он ногами чует радиацию. Мы так полстраны обошли, и нигде дозу не словили! Он жулик!
— Вы кто такие, придурки? — кричит парнишка. — Если не местные, я вам с огромным удовольствием разобью морды.
— Меня зовут Лука, — говорю я.
Эффект меняется раз от раза. Еще месяц назад меня начинали пинать, даже не дослушав. Полмесяца назад - пинали дослушав. Неделю - пинали через раз. Сейчас реакция предсказуема.
— Что? Тот самый? — нерешительно лепечет парнишка.
— А ты переедь мошенника, вот увидишь, он не воскреснет! — посоветовал Алозио.
— Ну вас на хер! — парнишка, не имея возможности развернуться на узкой улочке долго едет задним ходим, где-то там на площади разворачивается и уезжает от греха подальше.
— Правильно-от греха подальше, потому что ты грех! — Алозио в отличие от меня одет в затасканный до неузнаваемости спортивный костюм с полосками, когда-то белыми, теперь цветными.
Он достает из кармана захватанную общую тетрадь и огрызок карандаша.
— Всю правду про тебя напишу, урод! — угрожает он.
— И что ты там пишешь? — спрашиваю.
— Новейший завет! — был ответ.
* * *
— Ты совсем идиот? — настоятель встал неприступной стеной. — Здесь храм Марии-Магдалены! Пойди прочь, безбожник!
Ему не больше 30-ти. Красивая сутана, отороченная белым. Изящный крест, по виду, дорогой. И на полном контрасте я — босой, в рванине, и без креста.
— Ваша Мария добропорядочная женщина! — говорю. — Мы лично не были знакомы, но видеть приходилось.
— Еретик! — взвизгнул настоятель. — Чего приперся в храм?
— Я же говорю, — терпеливо объясняю я. — Мне должны были оставить письмо.
— Здесь тебе не почта! Иди на почту и ищи письмо, кто там должен был тебе его написать.
— Я же говорю, а вы не слушаете. Письмо написал дож да Конте Второй, стоявший во главе Республики на границе Первого и Второго тысячелетий!
Настоятеля начинает трясти религиозная ярость:
— Безумец! Не ведаешь что творишь! Поди прочь, проси свои медяки на площади, не то я вызову карабинеров!
— Каких карабинеров? У вас разве ВДВ нет? — удивился я.
Ах, да, Бета-Конфликту, он же Большой Капут, менее года. ВДВ в Европу вошли не сразу, выжидали время, чтобы она сама стала себя пожирать.
С другой стороны, вполне возможно, что и не выжидали. Тоннель под Ламаншем ведь кто-то взорвал, чтоб зараза с той стороны не распространилась. Отстрел олигархов опять же. Необъяснимые смерти правительственной верхушки. Кропотливая вдумчивая подготовительная работа. А уже потом ВДВ.
— Как вы сказали, мессия, ви-ви-ди? — Алозио снова кропает в свою тетрадочку.
Я кажу ему кулак.
Потом тем же кулаком да попа в тощую грудь. Не бью, толкаю внутрь, сам продавливаюсь в дверь.
— Апостол! За мной! — кричу.
Когда пробегаю мимо нефов со свечными ящиками, настоятель нагоняет в первый раз, но я отрываю его цепкие руки ценой части рубища, а ведь это моя единственная одежда, мой парадно-выходной костюм!
Следующая схватка следует средокоестии - в средней части собора. На помощь настоятелю никто не кидается-в это время в храмы ходят мало, все чего-то опасаются, вроде, даже гонения были. Я особо не вникал. Голова и так забита.
Удалось отбиться с помощью Алозио. Толку от него никакого, я толкнул настоятеля к нему, тот сам в него вцепился. Молодой еще, неопытный, надо в пастыря вцепляться, а не в апостола, это фигуры неравноценные.
Освободившись, я устремился вправо от молеи, забежал в ризницу со столом и шкафчиком. Оттуда-к престолу.
Перед престолом огромный многометровый золотой крест с распятым Иисусом. На престоле древняя икона в колбе из толстого стекла. Настоятель к тому времени куда-то делся, так что я мог рассмотреть икону со всех сторон.
Вот только зрение подвело. Старый я стал. Да, я старею. Раньше мечтал об этом, молился, теперь вот подвело.
— Настоятель за полицией побег! — это Алозио.
— Ну-ка подойти брат! Быстро погляди, нет ли на иконе или на обороте слова «Пантанал» или хотя бы заглавной буквы «П».
— Пантанал - а что это?
— Это то, брат Алозио, о чем будут спорить многие на земле!
— Нет тут ничего.
— Я думал, проглядел, — вздохнул я. — Обманул граф. Или не обманул. Он производил впечатление честного человека.
Алозио благоговейно посмотрел на распятого на золотом кресте Христа:
— Ты знал его?
— Не так близко, как хотелось. Апостолы не подпустили.
— Руки вверх!
А вот и конница.
Карабинер в берете, бронежилете и «Беретта АР-70» с несуразно длинным дулом. Кстати чем-то напоминает «СуперКалашников», который будет выпускаться полвека спустя.
— Что же, молодой человек, в храм и с оружием? — не одобряюще говорю.
Настоятель из-за спины выставляет осуждающий перст.
— Это он, богохульник! Стреляйте в него!
— В храме, как можно? — возражаю. — Выведите хотя бы на паперть!
У Алозио очень вовремя случается истерика:
— Убейте его! — кричит. — Он врет, что видел самого Иисуса! Дайте, я сам его убью!
Он пытается забиться в падучей. Иногда это проходит.
— Оба на выход! — карабинер показывает дулом, куда идти.
Не прошло.
Алозио плетется рядом, бормоча:
— Все из-за тебя, мессия долбанный! Чего ты ко мне привязался!
Перед дверью настоятель, семеня в узкой модной сутане, обгоняет и распахивает дверь.
Вся площадь перед храмом забита народом. Я могу ошибиться, но тысяч пять точно есть. Откуда? Ума не приложу. Во всем городке меньше народу. Люди стоят, переговариваясь вполголоса.
Я делаю шаг на паперть, по толпе как по команде прокатывается гул. Как в земле, перед извержением вулкана. Случалось, со мной такое в Исландии. Больше туда я не ходок. Думал, в Италии повезет больше.
Пророк меня предупреждал: бог тебя упаси от Италии. Ходи туда только, когда некуда будет идти, да и то-сгинешь.
И вот этот момент настал.
Из-за спины вырывается Алозио, кидается под ноги толпе.