Бежали мы все в разные стороны.

Бабка тихо исчезла без следа. Никто из нас больше ее не видел.

Бате про свое фиаско я не сказал. Он вообще не знал о раскопках.

После этого я несколько дней избегал общения с абордажной командой.

Яму мы так и не зарыли. Больничный двор я потом долго обходил стороной. Дядя Бэ кое-как с божьей помощью сдал историю и перешел в следующий класс. Володя уехал в другой город. Юрка надавал Пашке по шее за «запорожец» из морга. Славка начал читать «Остров сокровищ». Серёга, услышав про морг и помойку, поклялся больше с нами ничего не копать.

Спустя время я все-таки решил узнать, был ли реально подземный ход в ханской усадьбе. И если да, то где и что с ним стало.

В местном музее помочь ничем не смогли. Никто и никогда не обращался к ним с такими вопросами. И ни одного документа про секретный туннель в хранилище не имелось. После революции хан (который на самом деле был князем) уехал за рубеж и там упокоился. Ни от кого он под землей не бежал. На месте его усадьбы стоит поликлиника. Старый морг давно разрушен.

Позже мы с пацанами обследовали речной берег и не нашли ничего похожего на выход из подземелья. Следов конюшни тоже не обнаружили.

И «контрольным выстрелом» в городскую легенду стал котлован. Во дворе больницы начали строить новый роддом. Экскаваторы вырыли большую прямоугольную яму. Котлован разместился аккурат между помойкой у морга и речкой. Глубиной он был не меньше шести метров, в длину метров восемьдесят и в ширину где-то сорок. Если провести прямую линию от морга до водоема, то, как ни крути, любой подземный ход шел через котлован. Мы тщательно изучили его вдоль и поперек. Ничего! Никаких следов и даже намеков.

Казалось, на этом всё. Платон мне друг… и всё такое.

Но тут очнулся Собачья Свадьба.

Прошло несколько лет с нашего фиаско. Мы подросли и уже курили открыто. Серёга готовился к Олимпиаде по истории родного края. И кто-то из старых преподов сказал ему, что у хана и вправду был потайной ход. Там, где сейчас больница. Но каган им не пользовался. Точное место начала подземелья никто не знает.

Когда Серёга примчался к нам с эксклюзивом, Славку пришлось оттаскивать от «историка» за уши.

– Я тебя зарою в том ходе! – кричал Череп. – Мы всю больницу облазили. Нет там ничего, одни морги да мусорки. Я три дня помойку копал! А ты, гад, тогда смылся и нас всех оставил.

Серёга понял, что дорога ложка к обеду и больше к этому вопросу не возвращался. Я тоже.

И главное. Батя не помнит, чтобы говорил мне когда-то про подземный ход.

Из всех городских улиц наша всегда чем-то выделялась. То пацанам взбредет в голову играть в Робин Гуда, и все усердно мастерят себе луки со стрелами…

То Серёга надумает делать блиндаж, и мы, сопя от натуги, роем для этого яму…

А однажды Славке купили велосипед.

Счастливчик неделю ходил героем. Каждый из нас старался хоть чем-то ему угодить, чтобы в награду Славка позволил прокатиться на своем «Уральце». Со стороны это смотрелось довольно комично. Пацаны наперебой предлагали Славке стрельнуть из лука, отведать яблоко, сделать рогатку и тому подобное. Я же принес ему тарантула.

Раньше никто из наших таких пауков не ловил, поскольку считалось, что их укус смертелен. Батя научил меня охотиться на них чуть ли не с пеленок, и потому я с улыбкой встретил восхищенные взгляды сотоварищей. Пока они осторожно вертели в руках банку с тарантулом, я наслаждался ездой на велосипеде.

Вообще, у нас было много приключений – смешных и не очень, опасных и добрых. Но особенно мне запомнился один трагичный и в то же время потешный случай.

Как все нормальные советские дети, мы обожали играть в прятки. Обычно забава проходила в Вовкином дворе с кучей потайных мест. Надо отметить, что дворы на нашей улице представляли собой не просто участок с домом и хозпостройками, – это был целый мир. У одних (например, у меня) обычно в саду рыли окопы, у других (у Серёги или Вовки) играли в войну или прятки, а у Славки почти всегда рубились «в помещика». Это сейчас особняки наглухо закрыты высокими заборами и сплошь облеплены видеокамерами. В наше время на любой улице ребятня собиралась в частных дворах беспрепятственно.

В тот злополучный день я вышел на улицу поздно. Сперва мыл полы, потом мать стирала белье, а я выносил грязную воду. Затем лепил фигурки из пластилина младшему брату.

Где-то около шести часов вечера мне разрешили немного погулять. Я уже знал, что основной контингент собрался у Вовки, и пацаны что-то замышляют. Однако, когда вошел в Вовкин двор, никого не было видно.

«Странно, – подумал я. – Куда все подевались?»

Внезапно в кустах у забора что-то зашуршало: не иначе как барбосы устроили свадьбу. Собак у нас на улице любили. Почти у каждого во дворе ошивались кабысдохи разных пород и мастей, а через день-другой они куда-то сбегали.

Но особый восторг у пацанов вызывали собачьи свадьбы.

– Прилепились! – исступленно орал Саврик, указывая на спарившихся дворняг.

Те ошалело вертели головами, не понимая, почему люди так дико орут и хохочут. Раз кто-то кинул в них камнем, и вид удиравшего кобеля, тащившего за собой сучку, рассмешил пацанов до такой степени, что мы не упускали случая повторить представление.

Поэтому в тот момент, когда в кустах кто-то копошился, воображение мигом нарисовало мне живую картину, и рука машинально потянулась к булыжнику.

«По врагам советской власти огонь!» – мысленно крикнул я и что было сил швырнул в заросли смородины половинку кирпича. Послышался тупой удар, приглушенный вопль, затем он стал чуть громче, еще громче, еще – и наконец отчаянный крик потряс половину нашего городишки.

Я ушел по-английски.

На следующий день как ни в чем не бывало вышел на улицу. До меня уже дошли слухи о ЧП в Вовкином дворе, посему я вел себя тихо.

Пацаны сидели позади дома Саврика.

– Слышал, какая-то гнида Славке башку проломила? – встретил меня хозяин двора.

– Ну-у! Жить будет?

– Да вроде. Сегодня уже в футбол с малышней играл.

– А врачи что говорят?

– Да ничего. К ним не ходили. Тетя Шура сказала – заживет, как на собаке.

В это время к нам присоединился сам пострадавший. Шпана встретила его одобрительным гулом: Славка смотрелся шикарно. Его голова была аккуратно выбрита, а на месте ранения красовался пластырь.

– Ну и башка у тебя! – пацаны принялись исследовать Славкин череп. – Какая-то она… дурацкая!

Котелок у Славки и вправду был необычным. Он весь бугрился жутковатыми шишками и ямками, напоминая картошку.

Раненый начал что-то объяснять, но было поздно. Лысых у нас не жаловали. Считалось, что нормальный человек просто так под ноль стричься не будет. Ну а раз ты плешивый, значит, псих или у тебя блохи. Впрочем, на Славку это правило не распространялось, так как все знали, что он после обстрела.

Подранок еще долго сверкал на солнце мрачным черепом, нагоняя ужас на пацанов с других улиц и вызывая трепет у нашей малышни.

Разумеется, немного погодя я сознался в своем проступке. Ребятня пожурила меня парой подзатыльников. В качестве извинений я раскрыл приятелям тайну подземного хода в ханской больнице. Больше в собак камни мы не бросали.

Постепенно эта история благополучно забылась.

Как-то раз, приехав в городок, я зашел к своему приятелю и после шумных приветствий и угощенья спросил, помнит ли он тот курьезный случай. Славка наморщил лоб, подумал, а потом отрицательно покачал головой.

– Может, и было что, но такого не помню. А вообще, я в детстве часто в переплет попадал, да и ты тоже. А помнишь подземный ход?..

Вспоминать мы могли очень долго. Каждый раз, видя пацанов, гоняющих допотопный мяч или ворующих виноград у соседей, я вспоминаю уличных друзей и наши проделки.