Но так… так тоже было неплохо.
Она чувствовала себя спокойной и уверенной. Двадцать лет, как чувствовала. Свербела лишь одна мысль, что она не может подарить мужу наследника. Не получалось.
Две дочери – и дальше как отрезало. Даже забеременеть не получалось, сколько она ни пыталась лечиться. Все было бесполезно.
Разводили руками целители, качали головами проклятийники. Все в порядке, а детей нет.
Мигель махнул рукой и попросту получил высочайшее разрешение. Кто-то из его зятьев попросту примет фамилию Аракон и войдет в его семью на правах сына. Вот и все…
Кровь пойдет дальше, линия продолжится, род не прервется.
Розалия создала себе маленький и уютный мир. А сейчас…
Сейчас в этот мир вторгалось нечто новое.
Неприятное, неожиданное, незнакомое. И выглядело это нечто, как тощая девица с неопрятным простонародным загаром и слишком пристальным взглядом светлых глаз.
Почти как у матери.
Розалия помнила…
– Роза, я понимаю твое состояние. Но это – моя племянница.
– Это ЕЕ дочь!
– Но и дочь моего брата тоже. А я ему обязан.
– Чем?!
– И Даэлис я тоже в каком-то смысле обязан.
– Михелито!
– Если бы Даэрон не влюбился, если бы девушка не ответила ему взаимностью – что ждало бы меня? Жизнь приживала на содержании у брата? Скорее всего, я знаю себе цену, и вряд ли смог бы многого добиться. Вместо этого я унаследовал титул, женился на самой очаровательной женщине всей Астилии, живу в свое удовольствие – хотя бы за это я благодарен брату.
– Д… Даэрон не думал о тебе.
Впервые за несколько лет Розалия произнесла его имя. Привычно царапнуло сердце.
А она надеялась, что отболело. Нет, некоторые раны не заживают, просто на них перестаешь обращать внимание. Привыкаешь…
А когда напоминают – вдвойне, втройне становится больно.
– Даэрон думал только о себе. Но мне грех жаловаться на его эгоизм.
Розалия покачала головой.
– Дитя двух эгоистов. Милый, как это может сказаться на нас? На нашей жизни, наших детях? Я не скрою, мне неприятно видеть эту девицу у себя дома. Но это не просто предубеждение. Это еще и страх. Что она выкинет? Я не знаю, но я боюсь…
Мигель вздохнул.
– Антония кажется разумной девушкой.
– А еще она наверняка темная.
– Я этому не удивлюсь, – Мигель вздохнул… м-да. Его затея оборачивалась неприятной стороной. Но и отказывать от дома сироте? Его просто не поймут, когда узнают. И узнают – наверняка.
– Рози, солнышко, Антония принадлежит к роду Лассара.
– И? Что с того, кроме их жуткой магии?
– Их слава, родная. Их слава. Темные маги на службе Астилии – это Лассара. У Антонии, как у последнего представителя своего рода, есть возможность подать прошение королю. Думаешь, она не рассматривала эту возможность?
Женщина сдвинула брови.
– Она не кажется дурочкой. Нищенка, оборванка, но не дура, тут ты прав.
– И как мы будем выглядеть в этом случае? Отвергнув девочку? Отказав ей от дома?
Розалия скривилась.
Да, в этом случае ее дочерям не видать приличной партии. Такое пятно на репутации – это не купчиха в женах у аристократа, это-то как раз привычно. А вот предательство одного из своих…
Родовые связи весьма сильны в Астилии. Даже не родственные – родовые. И связь в пятом-шестом колене может быть важнее денег или оказанных услуг.
– Ты прав, родной. Но как же мне это не нравится!
– Роза, милая, своди ее к врачу. Приведи в порядок и объясни ситуацию. На многое эта девочка рассчитывать не может, все верно. Но я постараюсь поступить с ней честно. Превращу ее наследство в деньги, дам за ней приданое, а взамен она обязуется не доставлять нам никаких хлопот. Или – вылетит из нашего дома.
Розалия медленно кивнула.
– Да, это другое дело, любимый. Совсем другое.
– И поговори с девочками.
Розалия поджала губы.
– Пока я запретила им общаться.
– А теперь объясни ситуацию. Они уже взрослые, должны понимать.
– Что – понимать? Михелито, ты сам видишь. И Альбу, и Антонию, и Паулину… если Альба красавица, то бедняжка Паулина проигрывает Антонии. И сильно.
– Ничего. Приданое ее выручит.
– Это если Антония также не подаст прошение о наследовании имени Лассара.
– Вряд ли. Темные – этим все сказано.
Розалия кивнула. Но все же она сомневалась.
– Кто знает…
– Все будет хорошо, родная.
– Ох, Михелито, – уткнулась в плечо мужа женщина. Расчет, да! Но за двадцать лет сюда и симпатия примешалась, и уважение, и понимание, и даже капелька любви. Любовь – она ведь разная бывает, и вот такая – тоже.
Не огонь, норовящий спалить все вокруг, но ровное и уютное пламя, на котором хорошо готовить утренний кофе.
– Все будет хорошо.
Розалия кивнула. Но она искренне в этом сомневалась. Сердце женщины чувствовало беду.
Какую?
Знать бы! Она бы ее… но было у Розалии подозрение, что уже поздно, непоправимо поздно.
* * *
Когда стукнула дверь хижины, Долорес не особо удивилась. Разве что пожала плечами и повернулась обратно к очагу.
Что ж…
Так решила Судьба.
Двое мужчин, вошедшие в домик, явно почтения к судьбе не испытывали.
– Где она?! – скрипнул один.
Долорес бросила взгляд через плечо.
Визитеры ей не нравились. Ни старший – лет сорока на вид, худощавый и весь какой-то дерганый. Похожий на паука-сенокосца. Ни младший, более плотный и внешне симпатичный. Но признать его хотя бы обаятельным мешал взгляд…
Снулый, вялый, ей-ей, в тухлой рыбине огня и то больше, чем в этом типе!
Долорес пожала плечами, незаметно расстегивая брошь на шали.
– Не знаю. Место, Марти!
Маленький песик – помесь терьера невесть с какой дворнягой, которого Долорес брала с собой в лес, злобно зарычал на пришельцев. Не кинулся – был неглуп и понимал, что сразу такую пакость ему не одолеть. Но дайте волю – мигом вцепится.
Или хозяйка хочет с ними сначала поговорить?
Вот уж зря… от эти типов смертью пахнет!
– Врешь, старая гадина.
Долорес ответила словами, которые не положено знать почтенной старой сеньоре. А вот старой гадине – в самый раз.
Услышав несколько вольное описание своей родословной, младший из мужчин почему-то обиделся. Хотя ничего оскорбительного для животных Долорес и не сказала. Но сеньор шагнул вперед, протягивая руку и норовя ухватить женщину за костлявое плечо.
Наивный…
Нападать на деревенскую ведьму, в ее-то доме!
Долорес резко взмахнула рукой.
Шаль слетела с плеча, полоснула по глазам, словно живая обернулась вокруг мужчины, спутала ноги – и тот сам, по инерции продолжая движение, упал в очаг головой. Попал лицом в огонь, но не закричал – так удачно приложился лбом, что убивай – не очнется!
Второй из мужчин оказался умнее – и навел на сеньору небольшой огнестрел.
– Я из тебя сейчас решето сделаю, гадина! Только дернись!
Долорес фыркнула.
– А живым потом уйдешь? Паучок?
– Что ты мне сделаешь, если сдохнешь? Где она? Отвечай?
– Сказала же – не знаю!
– Тогда скажи, на какую ногу хромать хочешь. Я тебе сейчас колено прострелю…
Долорес вздохнула – и скрестила руки на груди.
– Убивай. Я свое отжила, не жалко…
Выстрел действительно грянул.
«Паук-сенокосец» споткнулся – и рухнул вперед. А за его спиной возник сеньор Хуан.
– Долли, я тебя не задел?
Сеньора Долорес покраснела, как девочка. Это она-то Долли? В ее семьдесят?
– Все в порядке. Со мной.
– А этим что надо?
– Девочку искали.
– Плохо… не успокоились, значит…
– Где ж им успокоиться? Ты как маленький…
– Рано или поздно они обо всем догадаются. Ты же понимаешь…
– Понимаю.
– И нам бы хорошо отсюда уехать.
Марти согласно гавкнул на слова Хуана. Ради такого дела он даже ногу дохлого мерзавца выпустил… ничего, сейчас еще потреплет!
Долорес нахмурилась.
