Пока все. Выполняй. Да, кстати, чуть не забыл. Отныне ты, Оин — мой пятидесятник и на тебе все военные дела.

Вечером Ори подошел к Балину, который только что закончил насаживать головы молотков-ручников на новенькие, терпко пахнущие древесным соком, рукояти.

— Скажи мне, друг мой Балин, почему Оин и остальные отправились вглубь Мории, другие — на поверхность, и все заняты серьезным делом. Один я, неприкаянный, подношу воду раненым, собираю их нечистоты в глиняные плошки и стираю окровавленные тряпки, будто последняя прачка. Никто даже не поинтересовался моим мнением, будто это моя прямая обязанность — выхаживать раненых. Лони и Нали самые младшие в нашем отряде, на них обычно ложатся самые тяжелые и грязные поручения. Старики Тори и Синьфольд пусть дремлют на солнышке, у входа. С этим я тоже согласен. Но я-то тут при чем? Я уважаемый и добропорядочный гном, мы с тобой друзья и поэтому я не стал устраивать скандал при всех. Я не сторонюсь приключений, напрасно ты оставил меня здесь, в безопасности. И что за особые привилегии у Оина? Меня это оскорбляет.

Уважаемый и добропорядочный гном разошелся настолько, что стал помахивать топором, того и гляди, ненароком снесет голову. Балин улучил мгновение, поднырнул под руку. Лицо Ори оказалось очень близко, борода к бороде. Только через несколько секунд Ори понял, что глаза государя Мории смеются.

— Я знал, друг мой Ори, что ты придешь и спросишь меня об этом. Но что тебя оскорбляет? То, что я сам приказал тебе? Если бы это сделал Оин, ты бы надулся еще больше, и через три дня, пожалуй, лопнул бы от возмущения в одном из гротов. Или же ты считаешь, что забота о раненых — недостойное или неблагородное дело? Может, я неправильно разглядел твой талант — врачевательство, а на самом деле ты предпочитаешь добывать уголь? Скажи мне, и я с радостью поручу тебе это дело.

Чем дольше говорил Балин, тем больше понимал свою неправоту Ори. Действительно, ведь Балин сам приказал, не Оин, тем более не старикашка Синьфольд. И правда, что всем известно пристрастие Ори к изучению разных болезней и недугов. Теперь Ори со стыдом вспоминал свои слова, звучавшие совсем недавно, в походе: "Каждый на своем месте". Его место — у больных, и кто сказал, что здесь менее опасно, чем снаружи, или наоборот, в глубине пещер? Опасность всюду, и не ясно, где она больше.

Словно угадывая ход мыслей (а Балин и вправду делал это, пристально глядя в лицо другу), он продолжал:

— А если ты хочешь спросить об Оине, так вспомни себя пять минут назад. Если бы я приказал Глори и Мори напрямую, то они долго бы размышляли: подчиниться — не подчиниться, а подчинившись думали: а почему нас не послали за деревом, или за золотом, или собирать бесхозное железо? Ори, дорогой, часто ли у тебя возникает желание спорить, когда приказ отдает Оин? Вот поэтому я отдаю приказы ему, а уж он всем остальным. И ни у кого не возникает глупых вопросов. А теперь, — в голосе Балина зазвенел металл. — Иди и выполняй мой приказ и свою работу.

На следующий день Балин спустился к угольщикам. Годхи, Строр и Фрагар уже принялись за разработку. Годхи заканчивал ремонт единственной более-менее пригодной вагонетки, Фрагар нарубил кучу мрачно сверкающего в свете факелов угля, Строр занимался крепежом.

— Рельсы целы, — вместо приветствия проворчал проходчик Годхи. — Вагонетка цела. Можно здесь и вдвоем работать.

— Честно говоря, — Балин тоже не отвлекался на лишние приветствия. — Об этом и хотел поговорить. Вытяжка в кузнице не работает. А без этого быстро задохнешься. Да и окна световые надо открыть. К тебе иду. Ты же у нас лучший.

— Это точно, — отозвался Годхи, но без всякого бахвальства в голосе. Коренастый гном знал себе цену.

— Завтра, — угрюмо продолжал Годхи. — Сегодня с одними делом закончим. Завтра другое начнем. Посмотри пока, где и что. Эльфа возьми в помощники.

— Тартауриля я с лесорубами отослал, — сказал Балин. — Здесь от него толку мало.

— Попробуй один. Хотя — не советую, — не отвлекаясь от работы отозвался Годхи.

Балин вздохнул и взялся за молот, оглянулся.

"Да, Годхи прав. Тут они втроем без меня управятся", — гном положил молот на место. Его внимание привлекла странная темно-бордовая трещина в стене. Балин тронул камень пальцами. Странная трещина. Очень странная.

"Так это же дверь, — догадался Балин. — А чтобы ее открыть, надо надавить вот здесь".

Стена разошлась, обнажив темный провал. Гном поднял факел, пытаясь разобрать, что таиться внутри.

— Что это? — Годхи, приблизившись, с недоверием всматривался в темноту провала.

— Дверь, — ответил Балин. — Старая дверь.

— Не похоже, — прогудел Годхи. Он сунул факел внутрь проема. Потом, немного поколебавшись, протиснулся вслед за факелом.

— Похоже, воздуховод, — сказал он через минуту. — А поверху труба какая-то…

— Что за труба? — поинтересовался Балин, пролезая следом.

— Назад! — вдруг рявкнул Годхи. — Назад, Государь! Это горный газ!

Факел в руке проходчика погас будто сам собой. Балин почувствовал, как сильные пальцы вывернули горящую палку из рук, бросили ее на землю и тотчас же тяжелые башмаки затоптались на тлеющей ветоши. Балин замер. Теперь он тоже слышал, как что-то шипит в трубе, и в воздухе пахнет — так, как пахнет только горный газ.

— Проклятье, — прошептал Годхи. — Зачем потребовалось заполнять трубу "проклятьем горняков"? Да тем более — так близко к разработкам? Они что здесь — с ума все сошли?

Балин не торопясь достал из заплечной котомки самоцвет. Неровный свет отразился от гладких стен.

— Нет, этому должно быть другое объяснение, — прошептал Балин. Вдвоем с Годхи они выбрались в угольный забой. Балин закрыл дверь. Обернулся и увидел удивление в глазах проходчика.

— Государь, — снова обратился к Балину Годхи. Он ощупывал стену, в которой только что темнел провал. — Здесь нет никакой двери.

— Ну как же, — сказал Балин. — Вот здесь. Смотри. Видишь бордовую трещину? А вот здесь выступ. Нажми на него…

Годхи нажал. Ничего не произошло.

— Не здесь, — продолжал Балин. — Вот он.

Теперь Годхи нажал правильно. Проем распахнулся.

— Государь, — взволнованно сказал проходчик. — Я бы никогда не догадался. Всю жизнь думал, что лучше меня никто не "видит" породу, не понимает, где и как можно вести "проход", а вот здесь… Нет там никакой трещины, Государь.

— Есть, — коротко отозвался Балин. — Теперь бы неплохо понять, зачем и куда идет горный газ по трубе…

— Я предупрежу Строра и Фрагара, — сказал Годхи. — Дело серьезное.

Через сотню локтей гномы наткнулись на ответвление трубы с горным газом. Небольшая трубка, шириной всего в два пальца уходила в соседнюю галерею. Балин решил посмотреть, где она заканчивается. Через десяток локтей они наткнулись на странный фонарь. На первый взгляд — обычная масляная лампа, только увеличенная во много раз. И вместо фитиля торчала тонкая стальная трубка со скошенным концом. Еще Былин обнаружил над отверстием трубки тонкий лист металла, выполненный в виде языка пламени.

— Это то, что я думаю? — спросил сам себя Балин.

— По-моему, это фонарь, — сказал Годхи. — И горит он от…

— … от горного газа, — закончил Балин. И медленно произнес:

— Поджигай.

Годхи нерешительно достал огниво. Пощелкал кремниевым колесиком над трубкой.

— Ничего, — растерянно сказал он.

— Сейчас, — отозвался Балин, копаясь под фонарем, пытаясь нащупать трубку. Пальцы гнома наткнулись на рычажок. Балин повернул его. Годхи еще раз щелкнул огнивом. Маленький огонек, едва ли больше ногтя мизинца вспыхнул на кончике трубки. Балин еще нажал на рычажок — и свет, все ярче, все больше раскаляя стальную пластину, залил галерею.

Гномы отступили, в благоговении глядя на сотворенное ими чудо.

— Сколько еще чудес хранит Казад Дум? — прошептал Годхи.