Басилит славился неприступностью благодаря крайне выгодному, с фортификационной точки зрения, расположению. Город находился в ущелье, прорезавшей горный хребет — Собачью Цепь. Вдоль Собачьей Цепи протекала речка Стремнинка, омывавшая стены крепости. Улицы города, раскинувшегося на склонах прилегающих гор, стекались к главной артерии крепости — королевскому проспекту. Начинаясь от северных ворот, проспект вёл прямо к площади перед эффектным королевским дворцом, находившимся на вершине Белой — к резиденции королей вела широкая лестница, опоясывавшая гору. Кроме как через Басилит, войти в Аруту больше неоткуда. Существовало, конечно, множество горных троп, но вряд ли по ним можно было провести многотысячную армию.

Ассадхе предстояло выполнить, прямо скажем, непростую задачу: преодолеть не самую глубокую, но быструю и шумную Стремнинку, шириной в десять, а то и более саженей в самом узком участке — как раз перед воротами; снести массивную кованую решетку и обшитые стальными листами ворота, изготовленные из особо прочного ледяного дерева, растущего только на островах на крайнем севере, или забраться на высокуюкрепостную стену, построенную по всем правилам военного искусства — со сторожевыми башнями, варницамии двумя бастионами, врезанными в скалы. На бастионах находились так называемые «лапы» — громадные метательные машины. «Лапы» стояли на специальных круглых постаментах — тарелках, представлявших собой нечто вроде огромных кабестанов. Благодаря этому с десяток крепких мужчин по усмотрению командующего могли развернуть машины — радиус стрельбы существенно расширялся. За крепостной стеной имелась еще одна — внутренняя, чуть пониже внешней.

К тому же у Басилита вместо обычного навесного моста существовал так называемый «язык» — понтонный мост — два массивных деревянных блока, скрепленных железными крюками. «Язык» вытягивался из воротного проезда, где он обычно лежал, наворачиванием цепей, проложенных по дну реки на барабаны на противоположном берегу. Чтобы мост не сносило течением, один конец цеписо стороны крепости фиксировался крюками, продетыми в кольца, вмурованные в стены; с другой стороны цепьстопорилась специальными клиньями. На всё про всё у мостовой бригады уходило до получаса.

Однако страх перед имерами был настолько велик, что горожане сильно сомневались в успехе обороны — впереди был многочисленный и безжалостный враг, позади выжженная мертвая Арута, край ночи, монстров и пепла.

А запасов продовольствия, по слухам, хватит максимум на пару месяцев.

— Эх, а народу-то, — протянул Кир Ослепительный. — Кошмар. Откуда столько народу-то? Земли не видать…

— Ждёшь, когда кто-нибудь пустит тебе болт в лоб? — ехидно поинтересовался Тимьян. Он частенько подшучивал над этим щеголем. Чего тот вполне заслуживал.

Кир повернулся к нему.

— А там и некому.

— Чего «некому»? — фыркнул Тимьян. — Изъясняйся понятнее, задница.

Кир терпеливо вздохнул и сказал:

— Там варвары с севера. У них кроме топоров ничего нет. А те палки с веревками луками назвать можно с большим трудом. Верно, Лучник?

— Верно, — подтвердил Аркера. — Ихними дубинами только кур убивать.

— А вот интересно, — Кир почесал щеку, — почему же одни дикари-то? Добеи, биммы, кто там еще? Дикари, одним словом. А где ж имеры? Хотелось бы взглянуть на них, хоть глазком.

— Это будет последним, что ты увидишь в своей никчемной жизни, Ослепительный, — прозвучал зычный голос Эндра.

— Ого, вот и командир, — сказал Тимьян и потянулся. — А где твой дружок?

— Пошел куда-то. По делу. Вечно его куда-то несет. Тут с минуту на минуту сеча начнётся, а он…

— Правильно делает, — сказал вдруг Мёд. Он скрестил руки на груди и высокомерно — был у него такой грешок — взглянул на толстяка. — Ты куда торопишься? Сдохнуть мы всегда успеем.

— Умно, — кивнул Эндр, коротко рассмеялся и повторил: — Умно. А может, и правда лучше поскорее покинуть этот сраный мир? — Эндр мотнул головой в сторону храма, где вот уже часов семь трудился неутомимый звонарь. — В ином, наверное, веселей? А, братцы?

— Один калека мне сказал как-то, — изрек Мёд с глубокомысленным видом, — что несмотря на все ограничения, наложенные на него богом, жизнь таит в себе много возможностей, которыми грех не воспользоваться.

Эндр снова кивнул.

— Умно. Ничего не скажешь, умно. В общем, пошел ты к чертям собачьим, Мёд. Не морочь мне голову. Мне ее и так уже сегодня основательно помучили.

— Чего там, наверху? — поинтересовался Аркера.

— Ничего хорошего, — ответил Эндр. — Грызня. И похоже, Анастасий берет вверх. Кипр теряет сторонников.

— Что ж тут удивительного, — сказал Аркера. — Кипр хочет сдать город.

— Не совсем так, — буркнул Эндр, посмотрев на равнину. — Он хочет… как это… евакуировать принца и принцессу. Сберечь королевскую семью — вот что старый хрыч болтает. Это, дескать, даст народу надежду. Но вообще-то он задротыш. Поэтому его и не любят.

— Анастасий не лучше, — сказал Тимьян, не открывая глаз.

— Анастасий говорит хорошо, — сказал Эндр. — Даже слишком. Строит из себя… чучело соломенное. Дадим бой, ляжем костьми и всё в таком же духе. Сплошная истерика. Как раз то, что нравится толпе. Ну их, не хочу даже вспоминать это сборище идиотов.

— Ну, — задумчиво произнес Мёд, — говоря такое, он сильно рискует. В случае неудачи народ его первого и обвинит.

— И пусть, — сказал Тимьян. — Нам-то что?

— А неудача будет, — вздохнул Беддах. — У них маги…

— Не брюзжи! — сказал Эндр.

— Пораженчеством охвачен весь город, — сказал Мёд. Чертов умник, подумал Каллад. Иногда он доводит до бешенства. А всё потому что у него нет меры. Всё хорошо в меру — и глупости и остальное. — Тарск, Крокота тоже считались неприступными, но пали за…

— Хватит, Мёд, а? — прервал его Аркера, как всегда безошибочно почувствовавший настроение брата. — Лучше бы ты байку какую нам рассказал что ли.

— Я тебе что, скоморох?

— Эй, посмотрите-ка сюда, — сказал вдруг Кир.

Все вскочили и посмотрели на равнину. Множество человек подкатили к берегу около сорока здоровенных камнеметов. За ними пять крепких коней и две дюжины человек толкали странное сооружение на колесах, похожее на длинную хижину с двускатной крышей, покрытой листовым металлом, и необычными, клиновидными железными воротами. Еще дальше, за плотным строем воинов виднелись осадные башни — туры — покрытые сырыми воловьими шкурами. Кроме того, Каллад разглядел множество квадратных деревянных сооружений помельче, и тоже на колесах.

Эндр недоверчиво понаблюдал за действиями неприятеля и с видом знатока сказал:

— И чего ты удивляешься? Камнеметы не видел?

— Сразу так много?

— Н-да, жару нам, чую, зададут.

— Ладно, это понятно — камнеметы, мать их. Но что это за чудище они волокут? Что за орудие? В первый раз вижу. Домина какая-то. Может, какая магическая штуковина?

— А шут его знает…

— Магическая штуковина у меня в штанах, — сказал Тимьян, заглянув между зубцами. — И больше ни у кого. А это домина, задница, зовется «черепахой», а в ней скрыт таран. Они переправят ее через Стремнинку, закрепят с помощью тросов, чтобы течением не сносило, подкатят к воротам и станут долбить.

— Еще раз назовёшь меня задницей, паскуда, и я твою магическую штуковину заткну тебе прямо в глотку!

— А ну закройте рты, придурки! — рявкнул Эндр и задумчиво пригладив бороду, произнес: — Так, я кажется понимаю. Прикрылись железной крышей, значит. Чтоб смолой не обжечься. Умно. Только я не пойму, зачем им туры? Они что, прямо в реку с ими зайдут?

— Не знаю, — буркнул Тимьян.

— Таран, — хмыкнул Беддах. — Это было б полбеды, ежели б таран. А вдруг там ихние маги? А? Станут колдовать…

— Да ну тебя, пердун, — фыркнул Тимьян. — Там «журавль» — подвесной таран. Сколько лет живешь на свете и не знаешь ничего.

— Не знаю и знать не хочу, — надулся Беддах. — Это ты у нас любишь шептаться с Вергой, а после выпендриваться.