— Мы не дураки: мы знаем, что вы не можете санкционировать или даже гарантировать проведение такого масштабного расследования прямо сейчас, сегодня ночью. Но у вас здесь есть два человека, готовых дать показания о широкомасштабной преступности, и мы уверены, что их будет гораздо больше, если только вы сможете попасть в эти церковные центры и начать задавать вопросы. Робин тоже готова рассказать в суде обо всем, что она видела. Того, кто разгромит ВГЦ, ждет слава, — сказал Страйк, — и у меня уже есть журналист, который готов выступить с разоблачительной статьей.

— Это ведь не угроза, не так ли? — сказал Мерфи.

— Нет, — сказала Робин, прежде чем Страйк успел что-либо сказать, — это факт. Если мы не сможем добиться полицейского расследования без прессы, мы дадим это журналистам и попытаемся добиться его таким образом. Если бы вы побывали там, как я, вы бы поняли, почему каждый день, когда ВГЦ уходит от ответственности, имеет значение.

После этого, с удовлетворением заметил Страйк, Мерфи больше ничего не говорил.

В десять часов встреча закончилась, и все присутствующие обменялись рукопожатиями. Ванесса Эквензи и Эрик Уордл, сделавшие большинство записей, по отдельности обещали быстро вернуться к Страйку и Робин.

Страйк решительно не стал смотреть, как Мерфи целует Робин на прощание и говорит ей, что увидится с ней на следующий день, поскольку через час ей предстоит взять на себя наблюдение за Хэмпстедом от Мидж. Однако Страйк получил некоторое удовольствие от того, что Мерфи явно недоволен тем, что оставил свою девушку наедине с ее партнером.

— Что ж, — сказала Робин, садясь обратно за стол, — все прошло как нельзя лучше, я полагаю.

— Да, неплохо, — сказал Страйк.

— Так что же произошло в Норфолке?

— Как и ожидалось, мне досталась доза ругательств, — сказал Страйк. — Они, конечно, на взводе. Что насчет Айзека Миллса?

— Пока ничего не слышно. Возможно, ему совсем не нравится идея встречи со мной.

— Не отчаивайся пока. В тюрьме довольно скучно.

— Как ты думаешь, тебе придется вернуться к Рини? — спросила Робин, когда официантка вновь вошла в зал, чтобы убрать стаканы из-под напитков, и оба детектива поднялись на ноги.

— Может быть, — сказал Страйк, — но я сомневаюсь, что он будет говорить, пока ему не придется.

Они вместе поднялись по лестнице и вышли на Оксфорд-стрит, где Страйк достал свой вейп и сделал долгожданный глоток никотина.

— Я припарковалась на дороге. Не надо меня провожать, — добавила Робин, правильно угадав, что собирается сказать Страйк, — там все равно много народу, и за мной здесь точно никто не следил. Я все время проверяла, всю дорогу.

— Вполне справедливо, — сказал Страйк. — Тогда поговорим завтра.

Когда он отправился в путь, мобильный телефон Страйка снова зажужжал, теперь уже от Барклая.

До сих пор нет приглашения

Страйк послал два слова в ответ.

Продолжай попытки

Глава 124

Низший человек не стыдится недоброты и не уклоняется от несправедливости. Если выгода не привлекает, он не прилагает усилий.

И-Цзин или Книга Перемен

Вторая неделя сентября прошла без каких-либо подвижек в деле ВГЦ, не было никаких сведений о том, приведет ли обвинение церкви в жестоком обращении с детьми, выдвинутое против Робин, к ее аресту, и она продолжала испытывать регулярные приступы страха при каждой мысли об этом. Из более приятных новостей: и Уиллу, и Флоре было предложено дать официальные показания в полиции и гораздо быстрее, чем она ожидала, Робин получила сообщение о том, что ее внесли в список посетителей Айзека Миллса.

— Наверное, ты был прав: в тюрьме скучно, — сказала Робин Страйку, когда она позвонила ему из офиса Хэмпстеда, чтобы сообщить хорошие новости.

— Интересно было бы узнать, догадывается ли он, о чем идет речь, — сказал Страйк, который в этот момент шел прочь от Чайнатауна.

— Кто-нибудь сегодня следит за офисом?

— Нет, — сказал Страйк, — но я только то что проследил за твоей подругой до храма Руперт-Корт. Увидел ее на другой стороне улицы, когда покупал жидкость для вейпа: Бекка.

— Что, с банкой для сборов? — сказала Робин. — Я думала, она слишком важна для этого.

— Нет. Она просто шла, глядя в землю. Она отперла двери храма, вошла внутрь и не выходила, пока я наблюдал за ней, а это было около получаса. Мне пришлось уйти, через двадцать минут приедет Колин Эденсор; он хочет узнать последние новости об Уилле. В общем, очень хорошие новости о Миллсе. В эту субботу ты сказала?

— Да. Я никогда раньше не посещала тюрьму.

— Я бы не беспокоился. Дресс-код довольно свободный, — сказал Страйк, и Робин рассмеялась.

Увидев его фоторобот 1999 года, Робин не предполагала, что Айзек Миллс будет выглядеть более привлекательным или здоровым семнадцать лет спустя, Но она, конечно, не ожидала увидеть мужчину, который шаркал навстречу ей в центре для посетителей в Уондсворте несколько дней спустя.

Он был, без сомнения, самым жалким образцом человечества, которого Робин когда-либо видела. Хотя она знала, что ему сорок три года, ему могло быть и семьдесят. Небольшое количество волос, которые он еще сохранил, были тусклыми и седыми, кожа была темной, впалое лицо словно провалилось внутрь. Большинство зубов отсутствовало, а те немногие, что остались, представляли собой почерневшие обрубки, а обесцвеченные ногти задирались вверх, как бы отслаиваясь от пальцев. У Робин возникла мрачная мысль, что она смотрит на человека, чьим убранством должен быть гроб, и это впечатление усилилось от порыва гнилостного дыхания, донесшегося до нее, когда он сел.

В первые две минуты встречи Миллс рассказал Робин, что никогда не получал визитов и что ждет пересадки печени. После этого разговор зашел в тупик. Когда Робин упомянула Кэрри — или Черри, как она называлась, когда Миллс ее знал, — он сообщил ей, что Черри была “глупой девчонкой”, затем сложил руки и с усмешкой на лице стал рассматривать ее, задавая немой вопрос: “Что мне за это будет?”

Призывы к совести “Дайю было всего семь лет, когда она исчезла. У вас ведь есть дети?” или к чувству справедливости “Убийца Кевина все еще на свободе, и вы могли бы помочь нам поймать его” — не вызвали у заключенного никакого отклика, хотя его запавшие глаза с желтыми белками и точечными зрачками не отрывались от здоровой молодой женщины, сидевшей и вдыхавшей его запах разложения.

Невольно осознавая, что время ускользает, Робин попыталась воззвать к личным интересам.

— Если вы поможете нашему расследованию, я уверена, что это будет учтено при рассмотрении вопроса о вашем условно-досрочном освобождении.

Единственной реакцией Миллса было негромкое, неприятное хихиканье. Он отбывал двенадцатилетний срок за непредумышленное убийство; оба знали, что он вряд ли проживет достаточно долго, чтобы встретиться с комиссией по условно-досрочному освобождению.

— У нас есть журналист, который очень заинтересован в этой истории, — сказала она, в отчаянии прибегая к тактике, которую Страйк использовал в отношении полиции. — Выяснение того, что произошло на самом деле, может помочь нам уничтожить церковь, которая…

— Это секта, — неожиданно сказал Айзек Миллс, и Робин почувствовал еще один порыв вони. — Не чертова церковь.

— Согласна. Это и заинтересовало журналиста. Черри говорила с вами о ВГЦ, не так ли?

Единственной реакцией Миллса было громкое сопение.

— Черри вообще упоминала Дайю?

Миллс взглянул на большие часы над двойными дверями, через которые он вошел.

Робин пришла к выводу, что ее действительно пригласили в Уондсворт, чтобы скоротать час скучной и несчастной жизни Миллса. Он не проявил ни малейшего желания встать и уйти, видимо, потому, что ему доставляло жалкое удовольствие отказывать ей в том, за чем она пришла.

Почти минуту Робин молча созерцала его, размышляя. Она сомневалась, что какая-либо больница отважится поставить Айзека Миллса в начало списка ожидания на получение печени, поскольку читающая газеты публика наверняка сочтет, что такой подарок должен достаться пациенту, который не является наркоманом или серийным грабителем и не был осужден за несколько ножевых ранений, одно из которых было смертельным. Наконец, она сказала: