— Я собирался встретиться с вами в кафе, — раздраженно сказал Руфус, как будто Робин должна была это знать и, возможно, уже заказать ему еду. Он посмотрел на часы. Робин подозревала, что ему бы понравилось, если бы она пришла слишком рано, но поскольку она пришла точно вовремя, он сказал:

– Тогда давайте… Нет, подождите! — взрывчато добавил он, и Робин остановилась, гадая, что же она сделала не так на этот раз, но Руфус просто осознал, что все еще сжимает бумаги в руке. Отойдя, чтобы положить их обратно на стол, он присоединился к ней и вышел из комнаты так быстро, что ей пришлось почти бежать трусцой, чтобы не отстать.

— Это очень красивое здание, — сказала она, надеясь наладить контакт. Руфус, похоже, счел это замечание не заслуживающим внимания.

Кафе на первом этаже было гораздо более престижным, чем те, что украшали офисы, где Робин когда-то работала временным секретарем. Здесь были кабинки с черными кожаными банкетками, изящные светильники и экспрессионистские гравюры на стенах. Когда они направились к очереди у стойки, Робин, опасаясь, что это будет еще одна обреченная на провал попытка примирения, сказала:

— Я начинаю думать, что мне следовало бы стать инженером, если бы были такие преимущества.

— Что вы имеете ввиду? — подозрительно сказал Руфус.

— Это хорошее кафе, — сказала Робин.

— О.

Руфус огляделся вокруг, словно никогда прежде не задумывался о том, приятно это или нет.

— Да. Наверное, да, — неохотно согласился он. У нее сложилось впечатление, что он предпочел бы найти недостатки в этом месте.

С того момента, как Руфус согласился встретиться с ней, Робин знала, что к своей главной цели — выяснить, была ли Розалинда Фернсби той самой обнаженной девушкой в маске свиньи, — придется подходить тактично. Ей не хотелось бы представлять, как отреагирует кто-нибудь из ее родных братьев, если ему покажут такую фотографию с изображением Робин. А теперь, встретившись с Руфусом, она боялась, что может произойти настоящий вулканический взрыв, когда она покажет ему фотографии в своем телефоне. Поэтому она решила, что второстепенная задача — выяснить, был ли Уолтер тем человеком, которого Цзян узнал как человека, вернувшегося через много лет, — станет первой линией ее допроса.

Купив бутерброды, они сели за угловой столик.

— Большое спасибо за встречу со мной, Руфус, — начал Робин.

— Я перезвонил вам только потому, что хочу знать, что именно происходит, — сурово сказал Руфус. — Неделю назад мне звонила женщина-полицейский — ну, она сказала, что она женщина-полицейский. Она спрашивала контактные данные моей сестры.

— Вы дали их ей?

— У меня ничего нет. Мы не общаемся, уже много лет. Ничего общего.

Он сказал это с какой-то драчливой гордостью.

— Затем она сказала, что со мной могут связаться два человека по имени Робин Эллакотт и Корморант Страйк, которые пытаются найти компромат на мою семью. Естественно, я попросил уточнить детали, но она сказала, что не может их дать, так как это открытое расследование. Она дала мне номер телефона, по которому можно позвонить, если вы со мной свяжетесь. И когда вы позвонили… ну, вы знаете, что произошло, — безапелляционно заявил Руфус. — Я позвонил по номеру, который мне дали, и попросил позвать констебля Кертис. Ответивший мне человек рассмеялся. Он передал трубку этой женщине. У меня возникли подозрения. Я спросил номер ее жетона и юрисдикцию. Наступила тишина. Потом она повесила трубку.

— Очень умно с вашей стороны проверить, — прокомментировала Робин.

— Ну, конечно, я проверил, — сказал Руфус с оттенком удовлетворенного тщеславия. — Если мы не проверяем, для инженеров на карту будет поставлено нечто большее, чем плохая рецензия в каком-нибудь шуточном журнале по общественным наукам.

— Вы не возражаете, если я буду делать записи? — спросила она, доставая свою сумку.

— Почему я должен возражать? — раздраженно сказал он.

Робин, знавшая по записям в Интернете, что Фернсби женат, молча посочувствовал его жене, когда потянулась за ручкой.

— Констебль Кертис — так называемая — дала вам номер стационарного телефона или мобильного?

— Мобильного.

— У вас он еще есть?

— Да.

— Можно мне его взять?

— Мне нужно подумать об этом, — сказал он, подтверждая впечатление Робин о том, что это человек, который считает, что информация — это, безусловно, сила. — Я решил перезвонить вам, потому что вы, по крайней мере, сказали правду о том, кто вы. Я проверил вас в Интернете, — добавил он, — хотя вы не очень похожи на свои фотографии.

Его тон не оставлял у Робин сомнений в том, что, по его мнению, вживую она выглядит еще хуже. С каждой минутой ей становилось все жальче его жену, и она сказала:

— В последнее время я немного похудела. Ну, мы с моим партнером…

— Это Корморант Страйк?

— Корморан Страйк, — сказала Робин, которая не понимала, почему Фернсби должен занимать первое место на рынке педантизма.

— Не Корморант?

— Не Корморант, — терпеливо сказала Робин. — Мы расследуем деятельность Всеобщей Гуманитарной Церкви.

— Зачем?

— Нас наняли для этого.

— Газета?

— Нет, — сказала Робин.

— Я не уверен, что хочу с вами разговаривать, если не знаю, кто вам платит.

— У нашего клиента есть родственник в церкви, — сказала Робин, решив, что проще, учитывая придирчивость Руфуса, не говорить, что родственник в действительности вышел.

— А как мой отец относится к этой ситуации?

— Вы в курсе, что он сейчас…?

— На ферме Чепменов? Да. Он написал мне дурацкое письмо, что вернулся назад.

— Что вы имеете в виду под “вернулся”? — спросила Робин, ее пульс участился.

— Я имею в виду, что он там уже бывал, очевидно.

— Правда? Когда?

— В 1995 году — в течение десяти дней, — сказал Руфус с придирчивой, но полезной точностью, — и в 2007 году — в течение… возможно, недели.

— Почему такие короткие сроки? Мой клиент интересуется тем, что заставляет людей приходить в церковь и что заставляет их уходить, понимаете ли, — добавила она коварно.

— В первый раз он ушел, потому что моя мать подала на него в суд. Второй раз — потому что заболела моя сестра Роуз.

Скрывая свой интерес к этим ответам, Робин спросила,

— Что заставило его захотеть присоединиться в 95-м году, вы знаете?

— Тот человек, который все это затеял, Уэйс, выступал с докладом в Сассекском университете, где работал мой отец. Он пошел туда в духе мнимых научных изысканий, — сказал Руфус с легкой усмешкой, — и попал на удочку. Он ушел со своего поста и решил, что посвятит себя духовной жизни.

— Так он просто сорвался?

— Что вы имеете в виду под словом “сорвался”?

— То есть, это было неожиданно?

— Ну, — сказал Руфус, слегка нахмурившись, — на этот вопрос трудно ответить. Мои родители были в середине бракоразводного процесса. Наверное, можно сказать, что у моего отца был так называемый кризис среднего возраста. На работе его не продвигали по службе, и он чувствовал себя недооцененным. Вообще-то он очень сложный человек. Он никогда не ладил с коллегами, где бы он ни работал. Спорный. Зациклен на чинах и званиях. Это довольно жалко.

— Хорошо, — сказала Робин. — И ваша мать подала на него в суд, чтобы заставить его выйти?

— Не для того, чтобы заставить его уйти, — сказал Руфус. — Он взял меня и Роуз на ферму.

— Сколько вам было лет? — спросила Робин, ее пульс участился.

— Пятнадцать. Мы близнецы. Это были школьные летние каникулы. Отец нас обманул, сказал, что это будут недельные каникулы за городом. Мы не хотели его обижать и согласились поехать.

В конце той недели он прислал моей матери письмо, полное церковного жаргона, в котором говорилось, что мы втроем перешли в ВГЦ и больше не вернемся. Моя мать получила срочный судебный приказ и пригрозила ему полицией. В итоге мы ушли посреди ночи, потому что мой отец заключил с Уэйсом какое-то нелепое соглашение и боялся сказать ему, что этого не будет.