Страйк взглянул на стол, который снимали очки. Пожилая женщина чем-то кормила своего спутника. Когда перед ним положили куриный салат, зазвонил телефон. Узнав испанский код страны, он поднял трубку.

— Корморан Страйк.

— Леонард Хитон слушает, — сказал шутливый голос с сильным норфолкским акцентом. — Я слышал, что вы ищите меня.

— Во всяком случае, для получения информации, — сказал Страйк. — Спасибо, что перезвонили, мистер Хитон.

— Я никого не душил. Я всю ночь был дома с женой.

Очевидно, мистер Хитон считал себя в некотором роде шутником. Кто-то — как предположил Страйк, его жена — хихикал на заднем плане.

— Соседка рассказала вам, в чем дело, мистер Хитон?

— А, та маленькая девочка, которая утонула, — сказал Хитон. — Что вы копаетесь в этом?

— Один мой клиент интересуется Всеобщей Гуманитарной Церковью, — сказал Страйк.

— Ах, — сказал Хитон. — Хорошо, мы в игре. Мы будем дома через неделю, вас это устроит?

Договорившись о времени и дате, Страйк повесил трубку и принялся есть салат, по-прежнему позволяя своим очкам следить за целью, а его мысли неизбежно были заняты Шарлоттой.

Страйк до сих пор носил небольшой шрам над бровью от пепельницы, которую Шарлотта бросила в него, когда он в последний раз выходил из ее квартиры. Она не раз бросалась на него во время ссор, пытаясь вцепиться когтями в лицо или ударить, но с этим было гораздо легче справиться, чем с летающими снарядами, учитывая, что он был значительно крупнее ее и, как бывший боксер, умел парировать удары.

Тем не менее, по крайней мере, четыре их разрыва произошли после того, как она попыталась причинить ему физическую боль. Он помнил последующие рыдания, отчаянные извинения, клятвы никогда больше этого не делать, которые она иногда выполняла в течение целого года.

Едва замечая, что ест, Страйк окидывал взглядом болтающих обедающих, витражные окна и стены, со вкусом обтянутые серой обивкой. После Бижу и ее любовника из королевских адвокатов, а также предполагаемого нападения Шарлотты на миллиардера его имя стало слишком часто появляться в прессе, чтобы ему это нравилось. Он поднял очки со скрытой камерой и снова надел их.

— Извините.

Он поднял глаза. Это была женщина в черном, которая остановилась у его столика по пути к выходу.

— Вы не Корм?

— Нет, извините, вы, наверное, меня с кем-то спутали, — сказал он, заглушая ее голос, который был довольно громким. Его объект и ее юный друг, казалось, были слишком погружены в свои дела, чтобы что-то заметить, но еще несколько человек повернули головы.

— Извините, мне показалось, что я узнала…

— Вы ошибаетесь.

Она закрывала ему обзор цели.

— Извините, — повторила она, улыбаясь. — Но вы выглядите ужасно…

— Вы ошибаетесь, — твердо повторил он.

Она поджала губы, но глаза ее смотрели весело, когда она выходила из ресторана.

Глава 60

Шесть на третьем месте означает:

Созерцание своей жизни

Определяет выбор

Между наступлением и отступлением.

И-Цзин или Книга Перемен

В пятницу вечером Робин дождалась, пока все женщины вокруг нее уснут, и снова выскользнула из общежития. Сегодня она нервничала и напрягалась больше, чем в первый раз, когда шла в темноте к пластиковому камню в лесу, потому что опоздала с письмом на двадцать четыре часа, и поэтому чувствовала повышенное давление, чтобы уверить агентство, что с ней все в порядке. Она, как обычно, перелезла через пятистворчатые ворота, торопливо пересекла темное поле и вошла в лес.

Внутри пластикового камня она нашла два батончика “Йорки” и письма от Страйка, Мерфи и Шаха. При свете карандашного фонарика она прочитала письма всех трех мужчин. В письме Райана была, по сути, завуалированная просьба сообщить, когда она покинет ферму Чепменов. Страйк сообщал, что скоро будет брать интервью у Хитонов, которые встретили Шери Гиттинс на пляже сразу после утопления Дайю.

Записка Шаха гласила:

Я проверил камень вчера вечером и все еще нахожусь поблизости. Страйк говорит, что если завтра к полуночи ничего не будет, то он подъедет на машине и зайдет спереди в воскресенье.

— Ради Бога, Страйк, — пробормотала Робин, зубами снимая крышку с шариковой ручки. Задержка на один день не оправдывала таких крайних мер. Как ни голодна она была, но писать ей предстояло гораздо больше, чем обычно, поэтому она отложила поедание шоколада, достала бумагу и ручку, зажала фонарик между зубами и принялась за работу.

Привет, Корморан,

Прошу прощения за задержку, это было неизбежно, ниже я объясню почему. На этой неделе произошло много событий, так что надеюсь, что ручка не закончится.

1. Ссора между сестрами Пирбрайт

Я подслушала, как Эмили обвиняла Бекку во лжи по поводу утопления Дайю. Эмили выглядит очень несчастной, и я думаю, что если мне удастся завязать с ней дружеские отношения, то она сможет разговориться. Бекка также обвинила Эмили в сотрудничестве с Кевином над его книгой из-за надписей на стенах Кевина Пирбрайта — Бекка видела фото его комнаты.

Примечание: Очевидно, Эмили никто не сказал, что Кевин был убит. Она думает, что он покончил с собой. Не уверена, что Бекка знает правду.

2. Манифестация Украденного пророка

Это произошло в среду вечером. Мазу вела службу, рассказывая нам об Александре Грейвсе и о том, как он отправился жить на ферму Чепмена из-за жестокого обращения семьи. Огромный соломенный человек, больше чем в натуральную величину, стоял в центре на возвышении в свете прожектора и

Теперь Робин перестала писать. Она еще не успела до конца осознать, что произошло в храме, и, онемев от холода, сомневалась, что сможет передать Страйку, насколько страшным была Манифестация: кромешная тьма, пронизанная двумя прожекторами, один направлен на Мазу в ее кроваво-красных одеждах, перламутровая рыба сверкала на шнуре у нее на шее, другой — на возвышающуюся соломенную фигуру. Мазу велела соломенной фигуре дать доказательство того, что Украденный Пророк продолжает жить в мире духов, и из фигуры раздался хриплый крик, эхом прокатившийся по стенам храма: “Позвольте мне остаться в храме! Не дайте им забрать меня, не дайте им снова причинить мне вред!”

Робин возобновила письмо.

Когда Мазу приказала, фигура заговорила и подняла руки. Я видела ее, когда они ее строили: это был просто проволочный каркас, обтянутый соломой, и как они заставили ее двигаться, я не знаю. Мазу сказала, что Пророк умер, чтобы показать членам Церкви, насколько уязвимы чистые духом, когда они снова сталкиваются с материалистической нечистью. Затем с потолка спустилась петля.

В процессе написания Робин снова увидела все это: толстую веревку, спускающуюся из темноты, петлю на шее фигуры, затем затягивающуюся.

Веревка подняла фигуру в воздух, и она начала метаться, кричать и скандировать, а затем обмякла.

Может быть, это звучит не так страшно, как во время просмотра, но это было ужасно…

Робин засомневалась в себе: она не хотела, чтобы Страйк подумал, что она сходит с ума. Зачеркнув слово, она написала вместо него,

очень жутко.

1. Ван

Сразу после того, как мы вернулись в женское общежитие после Манифестации, у Ван начались роды. У них, очевидно, существует установленный порядок действий при родах, потому что группа женщин, включая Луизу Пирбрайт и Ситу (о ней подробнее ниже), бросилась ей на помощь. Бекка выбежала из общежития, чтобы сообщить Мазу, и затем продолжала возвращаться каждый час или около того, чтобы посмотреть, что происходит, и доложить в фермерский дом.

В ванной комнате у них был средневековый набор: кожаный ремешок, который Ван могла укусить, и ржавые щипцы. Ван не должна была шуметь. Это была ночь, когда я должна была прийти на пластиковый камень, но я не могла выйти из общежития, потому что все женщины не спали.

Ван рожала тридцать шесть часов. Это было совершенно ужасно, и я была ближе всего к тому, чтобы открыть, кто я на самом деле, и сказать, что пойду в полицию. Я не знаю, что является нормальным для родов, но, похоже, она потеряла огромное количество крови. Я присутствовала при родах, потому что одна из сиделок уже не справлялась, и я вызвалась ее подменить. Ребенок был в ягодичном предлежании, и я была уверена, что он родится мертвым. Сначала она выглядела синей, но Сита оживила ее. После всего этого Ван не хотела смотреть на ребенка. Она только сказала: “Отдай его Мазу”. С тех пор я не видела ребенка. Ван все еще лежит в постели в женском общежитии. Сита говорит, что с ней все будет хорошо, и я надеюсь, что это правда, но выглядит она ужасно.