— Спасибо, что согласился встретиться со мной, — сказал Страйк, когда заключенный повернулся, чтобы посмотреть на него.

Рини хрюкнул. Он преувеличенно моргал, заметил Страйк, держа глаза закрытыми на долю секунды дольше, чем обычно. Получился странный эффект, как будто его длинные, густые ресницы и ярко-голубые глаза были удивлены тем, что оказались на таком лице.

— Как я уже говорил по телефону, — сказал Страйк, доставая блокнот, — мне нужна информация о Всеобщей Гуманитарной Церкви.

Рини сложил руки на груди и засунул обе ладони под мышки.

— Сколько тебе было лет, когда ты вступил? — спросил Страйк.

— Семнадцать.

— Что заставило тебя вступить?

— Нужно было где-нибудь прикорнуть.

— Немного в стороне от твоего пути, Норфолк. Ты вырос в Тауэр Хэмлетс, верно?

Рини выглядел недовольным тем, что Страйк знал об этом.

— Я был в Тауэр Амлетс с двенадцати лет.

— Где ты был до этого?

— С моей мамой, в Норфолке. — Рини сглотнул, и его выдающееся адамово яблоко вызвало пульсацию татуировки тигра на горле. — После ее смерти мне пришлось уехать в Лондон, жить со своим стариком. Потом я был под опекой, потом немного бездомным, а потом попал на ферму Чепмена.

— Значит, родился в Норфолке?

— Да.

Это объясняло, как молодой человек из среды Рини оказался в глубокой провинции. По опыту Страйка, такие люди, как Рини, редко, если вообще когда-либо, вырывались из столичного притяжения.

— У тебя там была семья?

— Не. Просто захотелось разнообразия.

— Полиция преследовала?

— Обычно так и было, — неулыбчиво ответил Рини.

— Как ты узнал о ферме Чепмен?

— Я и еще один парень ночевали в Норвиче, и мы встретили пару девушек, которые собирали деньги для ВГЦ. Они нас втянули в это дело.

— Другой парень был Пол Дрейпер?

— Да, — сказал Рини, снова недовольный тем, что Страйк так много знает.

— Как ты думаешь, почему девушки из ВГЦ так хотели набрать двух парней, спящих на улице?

— Нужны были люди для выполнения тяжелой работы на ферме.

— Вы должны были вступить в церковь, как условие проживания там?

— Да.

— Сколько ты там пробыл?

— Три года.

— Долго, в таком-то возрасте, — сказал Страйк.

— Мне понравились животные, — сказал Рини.

— Но не свиньи, как мы уже выяснили.

Рини провел языком по внутренней стороне рта, напряженно моргнул, затем сказал:

— Нет. Они воняют.

— Я думал, что они должны быть чистыми?

— Ты ошибся.

— Тебе часто снятся плохие сны, потому что они воняют?

— Я просто не люблю свиней.

— Ничего общего с тем, что свинья “ведет себя абы как”?

— Что? — сказал Рини.

— Мне говорили, что свинья имеет особое значение в И-Цзин.

— В чем?

— Книга, из которой ты вытатуировал гексаграмму на тыльной стороне левой руки. Можно взглянуть?

Рини подчинился, хотя и нехотя, вытащил руку из-под мышки и протянул ее к Страйку.

— Какая это гексаграмма? — спросил Страйк.

Рини выглядел так, словно не хотел отвечать, но в конце концов сказал:

— Пятьдесят шесть.

— Что это значит?

Рини дважды напряженно моргнул, а затем пробормотал.

— Странник.

— Почему странник?

— У него мало друзей: это странник. Я был ребенком, когда сделал это, — пробормотал он, засовывая руку обратно подмышку.

— Они сделали из тебя верующего, не так ли?

Рини ничего не ответил.

— Нет мнения о религии ВГЦ?

Рини бросил еще один взгляд на сидящего за соседним столом крупного заключенного, который не разговаривал с посетителем, а пристально смотрел на Рини. Раздраженно передернув плечами, Рини нехотя пробормотал,

— Я видел вещи.

— Например?

— Просто вещи, что они могут сделать.

— Кто такие “они”?

— Они. Этот Джонафан и… она еще жива? — спросил Рини. — Мазу?

— А почему бы и нет?

Рини не ответил.

— Какие вещи ты видел, как делали Уэйсы?

— Просто… заставляли вещи исчезать. И… духи и прочее.

— Духи?

— Я видел, как она вызывала дух.

— Как выглядел дух? — спросил Страйк.

— Как призрак, — сказал Рини, и выражение его лица показалось Страйку смешным. — В храме. Я видел его. Как будто… прозрачный.

Рини еще раз напряженно моргнул, затем сказал:

— Ты разговаривал с кем-нибудь еще, кто был там?

— Ты поверил, что призрак был настоящим? — спросил Страйк, проигнорировав вопрос Рини.

— Я не знаю — да, может быть, — сказал Рини. — Тебя там, блядь, не было, — добавил он с легкой вспышкой раздражения, но, взглянув поверх головы Страйка на нависшего над ним надзирателя, добавил с напускным спокойствием: — Но, может быть, это был трюк. Я не знаю.

— Я слышал, что Мазу заставила тебя бить себя по лицу, — сказал Страйк, внимательно наблюдая за Рини, и, конечно, по лицу заключенного прошла дрожь. — Что ты сделал?

— Ударил парня по фамилии Грейвс.

— Александр Грейвс?

Рини стало еще более неуютно от этого очередного доказательства того, что Страйк выполнил свою домашнюю работу.

— Да.

— Почему ты его ударил?

— Он был придурком.

— В каком смысле?

— Чертовски раздражал. Все время говорил какую-то тарабарщину. И он часто попадался мне на глаза. Это меня раздражало, и однажды ночью, да, я ударил его. Но мы не должны были злиться друг на друга. Настоящая любовь, — сказал Рини, — и все такое.

— Ты не кажешься мне человеком, который согласился бы выпороть себя.

Рини ничего не ответил.

— Это шрам на лице от порки?

Рини по-прежнему молчал.

— Чем она тебе угрожала, чтобы ты себя выпорол? — спросил Страйк. — Полицией? Мазу Уэйс знала, что у тебя есть судимость?

Снова эти ярко-голубые глаза с густыми ресницами моргнули, напряглись, но наконец Рини заговорил.

— Да.

— Как она узнала?

— Ты должен был признаться во всем. Перед группой.

— И ты сказал им, что скрываешься от полиции?

— Сказал, что у меня возникли проблемы. Ты… втянулся, — сказал Рини. Тигр снова вздрогнул. — Этого не понять, если только ты не был частью этого. С кем еще ты разговаривал, кто там был?

— С несколькими людьми, — сказал Страйк.

— С кем?

— А почему ты хочешь знать?

— Интересно, вот и все.

— С кем, по твоему мнению, ты был ближе всего на ферме Чепмен?

— Ни с кем.

— Потому что что “у странника мало друзей”?

Возможно, потому, что никакой другой формы ответа на этот мягкий сарказм не было, Рини освободил правую руку, чтобы поковырять в носу. Осмотрев кончик пальца и стряхнув результат этой операции на пол, он снова сунул руку подмышку и уставился на Страйку.

— Мы с Допи были приятелями.

— У него, как я слышал, был неудачный опыт с какими-то свиньями. Случайно выпустил несколько и был за это избит.

— Не помню этого.

— Правда? Его собирались выпороть, но две девушки украли кнут, и членам церкви было приказано избить его вместо этого.

— Не помню этого, — повторил Рини.

— По моим сведениям, избиение было настолько сильным, что у Дрейпера могло остаться повреждение мозга.

Рини несколько секунд жевал внутреннюю сторону щеки, затем повторил,

— Тебя там, блядь, не было.

— Я знаю, — сказал Страйк, — поэтому я и спрашиваю, что произошло.

— Допи был не в себе до того, как его избили, — сказал Рини, но тут же пожалел о сказанном и решительно добавил: — Ты не можешь свалить на меня Дрейпера. Там была куча людей, которые пинали и били его. А тебе зачем?

— Так ты не дружил ни с кем кроме Дрейпера на ферме Чепмена? — спросил Страйк, игнорируя вопрос Рини.

— Нет, — сказал Рини.

— Ты знал Шери Гиттинс?

— Знал ее немного.

Страйк уловил беспокойство в тоне Рини.

— Ты случайно не знаешь, куда она отправилась после того, как покинула ферму Чепмена?

— Без понятия.

— А как насчет Эбигейл Уэйс, ты ее знал?

— Немного, — повторил Рини, все еще выглядя встревоженным.