С легким фырканьем Страйк поискал “Джон Болдуин”. Результаты были многочисленны и столь же разнообразны. Однако теперь, когда он сосредоточился на этом имени, у него возникло странное ощущение, что он видел его где-то еще, кроме Твиттера, хотя его непокорный мозг отказывался выдать, где именно.

Имена “Ученик Лепина” и “Юлиус Эвола” не требуют объяснений, подумал Страйк, но, размышляя о Скарамуше, он услышал в голове музыкальную фразу. Он подумал, что, вероятно, он не единственный человек, который, услышав имя Скарамуш, подумал о “Богемской рапсодии”, а не о клоуне шестнадцатого века.

Наконец, он обратил внимание на фамилию: Макс Р., также известный как @mreger#5.

— Мы на месте, — сказала Робин, поворачивая на Бэттлдин Роуд, но слова едва успели сорваться с ее губ, когда Страйк громко произнес,

— Блядь.

— Что? — спросила Робин.

— Дай мне минутку, — сказал Страйк, поспешно вводя имя Золтана в Google.

Робин продолжала ехать по дороге, по обеим сторонам которой выстроились солидные семейные дома, которые, как она догадалась по недавней охоте за домами, стоили далеко за миллион фунтов. По счастливой случайности место для парковки нашлось прямо у дома Гранта и Хизер Ледвэлл. Припарковав BMW, она снова повернулась к Страйку, который все еще набирал текст на своем телефоне, сканируя результаты, и с выражением лица, которое, как она знала по собственному опыту, означало глубокую сосредоточенность.

У них было еще несколько минут до девяти часов. Робин сидела тихо, ожидая, пока Страйк расскажет ей, что он делает. Наконец он поднял голову.

— Что? — спросила Робин, уверенная, судя по выражению его лица, что Страйк хочет сказать ей что-то важное.

— Кажется, я только что перерезал какой-то провод.

— Что?

Прежде чем Страйк успел ответить, кто-то постучал в окно рядом с Робин, заставив ее подпрыгнуть.

Грант Ледвелл улыбался через окно, держа в руке завернутую бутылку вина, явно желая получить важные новости.

Глава 104

Черная пыль смерти, разлетаясь,

проникла в каждую тайную складку

Этого запечатанного письма,

Засохли навеки свеженаписанные чернила…

Элизабет Барретт Браунинг

Аврора Лей

— Я объясню, когда все закончится, — сказал Страйк негромко.

— Только что был в магазине, — сказал Грант, указывая на бутылку, когда Страйк и Робин выходили из машины. После пребывания в Омане он приобрел глубокий загар, который подчеркивала белая рубашка поверх джинс. Без маскирующего пиджака виднелся большой живот.

— Хизер и ее мать прошлись по всему моему приличному красному. О, — воскликнул он, когда Страйк обошел машину спереди и появился в поле зрения со своими костылями и полупустой штаниной. — Вы…

— Потерял пол-ноги, да, — сказал Страйк. — Возможно, она вернется.

Грант неуверенно засмеялся. Робин, чьи мысли все еще были заняты необычным комментарием Страйка о проволоке, отвлеклась на явный дискомфорт Гранта от этого очевидного свидетельства инвалидности Страйка. Это не добавило ей дружелюбия к Ледвеллу, к которому она и так относилась с предубеждением, учитывая то, что она считала его пренебрежительным к старшей дочери и племяннице.

— С тех пор как я видел вас в последний раз, в семье прибавление! — сказал он, не сводя глаз со Страйка, когда они втроем направились к входной двери.

— О, Хизер родила? — вежливо спросила Робин. — Поздравляю!

— Ага, наконец-то у меня появился мальчик, — сказал Грант. — В третий раз повезло!

Очевидно, подумала Робин, и ее неприязнь усилилась, Рейчел больше не считалась одним из детей Гранта.

— Как вы его назвали? — спросила она.

— Итан, — сказал Грант. — Это всегда было любимое имя Хизер. Оно нравилось ей еще со времен “Миссия Невыполнима”.

Он открыл дверь в коридор, оформленный в бежевых и кремовых тонах, а через дверь — в большую гостиную и столовую, где сидели Хизер и ее мать. Теперь настала очередь Страйка отвести глаза, потому что Хизер кормила новорожденного сына, обнажив девять десятых набухшей груди, а головку ребенка с редкой копной каштановых волос держала в руке, как большую картофелину. Две маленькие девочки в одинаковых розовых пижамах с пятнами свернулись калачиком на полу, играя с парой пластмассовых пони и наездников. Они подняли глаза, когда вошел их отец с двумя незнакомцами, и у обеих открылись рты при виде застегнутой штанины брюк Страйка. Их бабушка, невысокая, с ярко-рыжими волосами, выглядела весьма взволнованной.

— О, привет! — радостно сказала Хизер. — Извините меня. Когда он голоден, он голоден!

— Я все о вас читала, — сказала свекровь Гранта, впиваясь в Страйка жадными глазами. — Я рассказывала о вас девочкам. Они хотели остаться, чтобы увидеть знаменитого папиного гостя!

— Мы пройдем в сад, — сказал Грант, избавив Страйка от необходимости что-то отвечать. Страйк и Робин последовали за ним в большую и очень хорошо оборудованную кухню, полную техники из нержавеющей стали. Французские двери были открыты, и Робин увидела, что сад на самом деле представляет собой небольшую мощеную площадку, усеянную растениями в горшках, стоявших вокруг деревянного стола со стульями.

— Кто-нибудь из вас хочет выпить? — спросил Грант, доставая из стенного шкафа бокал для вина. Оба отказались.

Когда все трое сели за стол в саду, а Грант налил себе вина и сделал глоток, Робин сказала, не особенно искренне, потому что на самом деле она считала его довольно безвкусным,

— Прекрасный дом.

— Спасибо, — сказал Грант, — но мы здесь не задержимся. Мы уезжаем. Облегчение, правда, от того, что все решено. Мы возвращаемся в Оман. Отличные школы для детей, хорошее сообщество экспатов. У нас там остались друзья. Я могу заниматься всеми делами, связанными с кино, удаленно, для этого нет необходимости оставаться в Великобритании. В любом случае, Хизер очень хочет поехать. Она все еще беспокоится об Аноми и всех этих сумасшедших ублюдках из Чернильно-Чёрного Сердца.

К тому же Оман — прекрасная налоговая гавань, подумал Страйк.

Грант выпил немного вина, затем сказал,

— Итак, у вас есть новости для меня?

— Да, — сказал Страйк. — Мы на девяносто процентов уверены, кто такой Аноми.

— Правда? — подумала Робин, взглянув на Страйка.

— Ну, это чертовски хорошая новость, — сердечно сказал Грант. — Кто..?

— Не могу сказать, пока это не будет доказано, — сказал Страйк. — Нас могут обвинить в клевете. На самом деле, нам не хватает ключевой улики, и мы подумали, не могли бы вы помочь.

— Я? — спросил Грант, выглядя удивленным.

— Да, — сказал Страйк. — У меня есть пара вопросов, если вы не против?

— Валяйте, — сказал Грант, хотя Робин показалось, что на лице бульдога, которое в лучах вечернего солнца выглядело обветренным, промелькнула настороженность.

— Во-первых, — сказал Страйк, — тот телефонный разговор с Эди, о котором вы мне рассказывали. Тот, в котором она сказала, что Блэй хочет выгнать ее из “Чернильно-черного сердца”?

Грант поднял левую руку и смахнул что-то невидимое со своего носа.

— Да? — сказал он.

— Когда именно это было? — спросил Страйк.

— В прошлом году, — сказал Грант.

— Можете вспомнить, когда именно?

— Должно быть… где-то в июне?

— У нее был номер вашего мобильного?

Последовала еще одна небольшая пауза.

— Да, — сказал Грант.

— И когда вы в последний раз разговаривали до этого звонка?

— Какое отношение это имеет к Аноми?

— О, это очень важно, — заверил его Страйк.

— До этого мы некоторое время не общались, — сказал Грант.

— Предыдущий случай был, когда она была бездомной и попросила вас о помощи?

Неправильный прикус Гранта стал более выраженным. Прежде чем он успел попытаться ответить, обе его маленькие дочери вышли из дома с гипертревожной застенчивостью детей, любопытствующих по поводу незнакомцев, каждая несла пластмассового пони и наездника.