На этой осажденной земле, для головы и сердца…

Элизабет Баррет Браунинг

Аврора Лей

Если бы каждую хорошую идею можно было реализовать чисто и без промедления, работа следователя не была бы такой долгой и тяжелой, какой ее знал Корморан Страйк. Поэтому он спокойно отнесся к тому факту, что, когда на следующее утро в девять часов он позвонил по номеру Гранта Ледвелл, раздался международный рингтон, который сразу же отправился на голосовую почту. Оставив сообщение о том, что он будет благодарен, если Грант перезвонит ему, он повесил трубку, а затем позвонил Райану Мерфи.

Сотрудник уголовного розыска отнесся настолько серьезно, насколько мог пожелать Страйк, к новости о том, что накануне вечером Робин по телефону угрожали убийством, одобрил решение Робин переехать, а не оставаться в своей квартире, сказал, что вернет человека на Блэкхорс-роуд, чтобы тот следил за ее квартирой, и пообещал передавать новости о новых арестах Халвенингов.

— Собственно говоря, я как раз собираюсь допросить одного из ваших геймеров. Он говорит, что у нее есть информация для нас.

— Она тебе звонила, да? — сказал Страйк. — Хорошо.

— Откуда ты знаешь, что это женщина?

— Потому что, когда я допрашивал ее вчера вечером, я посоветовал ей рассказать вам все.

— Я начинаю думать, что мы должны взять вас на предоплату, — сказал Мерфи.

Третий звонок Страйка был Мидж, потому что ему нужно было сказать ей, что двенадцать часов назад большинство подозреваемых в Аноми, которых они ранее исключили, теперь вернулись.

— Черт, — сказала Мидж. — Так это — что? — полдюжины людей, за которыми мы должны следить? И единственный способ исключить их — это то, что Аноми есть в Твиттере, а их нет?

— Это не полдюжины, — сказал Страйк, прекрасно понимая, что это было холодным утешением. — В уголовном розыске нас предостерегли от Пеза Пирса, так что выбирай сама: Кеа Нивен в Кингс-Линне или Тим Эшкрофт в Колчестере.

— А как насчет Уолли Кардью?

— Он точно в пролете, — сказал Страйк. — Он пытался помочь “Халвенингу” определить Аноми. Это не может быть он.

— Что, если он надул?

— Я так не думаю, — сказал Страйк, который уже представлял, что его предстоящий телефонный разговор с Робин будет самым напряженным за день, и ему не нравилось такое количество отговорок. Он плохо спал, отчасти из-за боли в культе, но также из-за чувствительной шишки на затылке, вызванной падением навзничь на дорогу после удара Мэдлин.

— А что насчет сына Апкотта? — спросила Мидж.

— Я не помню, когда мы исключили его, — сказал Страйк, который еще не просматривал материалы дела.

— Это было после Комик-Кона, потому что когда Барклай позвонил и сказал, чтобы я не утруждала себя наблюдением за ним, я читала о Робин, прыгнувшей на железнодорожные пути.

— Черт, — сказал Страйк. — Ладно, если хочешь, можешь поехать в Хэмпстед. Мне все равно, я просто хочу знать, что мы следим за одним подозреваемым сегодня.

— Что насчет Филиппа Ормонда? Мы никогда не исключали, что он Аноми. Даже не наблюдали за ним.

— Он не подходит под наш профиль.

— Он подходит лучше, чем мальчик из Апкотта. Он учитель информатики.

— Аноми был активен до того, как Ормонд встретил Эди. Откуда у Ормонда могли взяться все личные данные на нее?

— У меня был случай в Манчестере, когда муж создал три фальшивых профиля на Facebook и начал реально издеваться над своей женой, домогаться ее, пытаясь выяснить, не играет ли она…

Страйк решил дать Мидж выложить всю историю, но он почти не слушал. Когда она, наконец, закончила, он сказал,

— Послушай, у нас проблема с кадрами. Меня волнует только то, чтобы мы продолжали следить за одним подозреваемым, так что выбирай: Тим Эшкрофт, Кеа Нивен или Гас Апкотт.

Мидж выбрала Гаса, и Страйк был уверен, что она приняла это решение, потому что предпочитала не ездить в Кингс-Линн или Колчестер, и положила трубку.

Страйк осушил кружку крепкого чая цвета красного дерева с сахаром, затем позвонил Барклаю и попросил его вылететь в Шотландию, чтобы найти и допросить Николь Кристал.

— Сегодня утром я пришлю тебе фотографию. Она учится в Школе искусств Глазго, но семестр уже закончился, так что, полагаю, она вернется в дом своих родителей в Бирсдене, который…

— Да, я знаю, где это, — сказал Барклай. — Лучший конец Глазго. Я спрашиваю ее, знает ли она, кто такой Аноми, предположительно?

— Да, но будь осторожен. Ее онлайн бойфренд был убит, она почти наверняка знает об этом и, вероятно, чертовски напугана. Скажи ей, что мы знаем, что она — Папервайт в “Игре Дрека”, заверь ее, что она не сделала ничего плохого, а затем выясни как можно больше.

К его облегчению, Барклай принял задание без жалоб и отзвонился.

Теперь, взяв себя в руки, Страйк позвонил Робин.

— Привет, — сказала она, ответив сразу же и холодно. — Я прочитала твое письмо.

Он отправил письмо в час ночи, после того как поднялся наверх и впустил себя в свою квартиру на чердаке. Там он снял обувь, брюки и протез, чтобы осмотреть свою культю, которая снова начала спазмировать, как только он поднял ее. На месте удара шпильки Мэдлин был красный след от прокола, подколенное сухожилие болело, колено было опухшим, а кожа на конце культи воспалена, и все это заставило его сделать несколько нежелательных выводов.

Во-первых, хотя он и опасался советов и лечения, которые выведут его из строя, пришло время обратиться за медицинской помощью. Во-вторых, поскольку он не сможет сопровождать Робин никуда, по крайней мере, в ближайшие пару дней, а все остальные субподрядчики были заняты — Дэв все еще таскался за матерью Фингерса из ресторана в бар в надежде завязать разговор о Фаберже или греческих древностях — Страйк хотел, чтобы Робин не подвергалась опасности.

— Значит, договорились? — сказал Страйк, мышцы его культи снова подергивались, хотя он и приподнял ее. — Ты продолжаешь изучать Ученика Лепина…

— Что, по-твоему, бессмысленно, — сказала Робин.

— Нет, я согласился, что мы должны посмотреть на него, в интересах тщательности.

— Я знаю, что ты делаешь, Страйк, — сказала Робин. — Я не дура. Мы должны работать с несколькими подозреваемыми, а ты хочешь, чтобы я сидела в номере отеля и следила за Твиттером.

— Тебе угрожали смертью, — сказал Страйк, который быстро достигал предела своего терпения. — Они знают твой адрес и как ты выглядишь, и твое имя было написано на этой гребаной бомбе, как и мое.

— Тогда почему ты не прячешься в каком-нибудь чертовом…?

— Потому что мне нужно в больницу, — прорычал он.

— Что? — резко сказала Робин. — Почему? Что случилось?

— Мне оторвало чертову ногу, — сказал Страйк.

— Вот дерьмо, все действительно плохо? Ну, тогда позволь мне…

— Нет, ты не пойдешь со мной, — сказал он, так напрягаясь, что едва сдерживался от крика. — Можешь просто остаться на месте, чтобы у меня было меньше поводов для беспокойства?

— Ладно, — огрызнулась Робин, но после небольшой паузы добавила: — Но не мог бы ты позвонить мне, когда сможешь, и сообщить, как ты там?

Страйк согласился, повесил трубку, а затем, используя для равновесия спинки стульев, дверную ручку и комод, поскакал в спальню одеваться.

Не питая иллюзий относительно вероятности попасть на прием к своему специалисту в столь короткие сроки, Страйк решил явиться в отделение неотложной помощи и дождаться своей очереди. Он планировал сказать, что упал накануне вечером и теперь испытывает сильную боль, что было совершенно верно, хотя, конечно, в этом случае не упоминалось о том, что он мучился еще до падения, а также о месяцах пренебрежения к своей культе, которые довели его до такого состояния. Он не сомневался, что врач увидит всю эту историю насквозь, но ему было все равно: все, что ему было нужно, это большая бутылка сильнодействующего обезболивающего по рецепту, которое позволит ему продолжать работать.

Пятьдесят минут спустя, когда он ехал в такси, опираясь на костыли и поколов правую штанину, зазвонил его мобильный.