Рейчел, проверь, удалила ли ты это, пожалуйста. Потому что, если ты забыла, эта фотография может помочь нам найти ее.
Остановить Аноми
Робин ждала, почти не дыша. Пауза все длилась и длилась, и это давало ей надежду, потому что если бы Рейчел удалила фотографию, она наверняка сразу бы сказала об этом. Затем появились три точки, и Рейчел ответила.
Я проверю. Я не хотела его сохранять, но посмотрю, так ли это.
Пенни Пикок
У нее есть, подумала Робин. Она не знала и не беспокоилась, сохранила ли Рейчел фотографию из вредности или чтобы попытаться выяснить личность девушки, которая украла у нее лучшего друга в Интернете: важно было только то, что она ее сохранила.
Прошло три минуты, которые показались Робин тридцатью. Затем Рейчел вернулась.
Я нашла ее.
Пенни Пикок
Отправляю сейчас.
Пенни Пикок
Фотография появилась прежде, чем Робин успела напечатать благодарность.
Девушка на фотографии была не просто красивой: она была прекрасна. Ей было не больше двадцати, она была стройной, с длинными рыжими волосами, кремового цвета кожей с легкими веснушками, высокими скулами и большими ореховыми глазами. Одетая в одну лишь расстегнутую светло-розовую рубашку, она позировала, прижав груди руками, рубашка едва прикрывала соски. Был виден плоский живот, и фотография обрывалась чуть ниже пупка.
Рейчел, спасибо тебе огромное. Это может нам очень помочь.
Остановить Аноми
Пожалуйста, дай мне знать, что происходит? Я не могу выносить незнание того, что происходит. Все, что угодно, было бы лучше, чем это.
Пенни Пикок
Конечно. Я буду держать связь. И, пожалуйста, полегче с собой. Ты мне очень помогла, и ты ни в чем не виновата. Ни в чем.
Остановить Аноми
x
Пенни Пикок
Робин сохранила фотографию Папервайт на своем ноутбуке, открыла Google для обратного поиска изображений и вставила фотографию.
Найденные “похожие изображения” были, как Робин и следовало ожидать, из разряда эротики или мягкого порно. Она увидела множество женщин, обнажающих грудь в открытых рубашках, и ни одна из них не была похожа на Папервайт. Однако это говорило о том, что Папервайт не размещала фотографию в Интернете, а значит, это действительно была фотография, отправленная в частном порядке парню или тому, кого она считала парнем.
Робин внимательно посмотрела на фон фотографии. На нем была изображена тускло освещенная спальня, возможно, комната студентки, так как на заднем плане стоял письменный стол. Когда она увеличила фотографию, то увидела на столе неглубокую коробку с надписью Faber-Castell Soft Pastels, которую Робин приняла за художественные принадлежности, а не за сладости.
Теперь она обрезала фотографию до лица девушки и вставила ее в приложение.
Появился ряд более многообещающих изображений: снимки рыжеволосых молодых людей, некоторые из которых выглядели профессионально сделанными, другие — откровенными. Робин медленно продвигалась по снимкам, внимательно изучая каждое лицо, пока примерно на шестнадцатой фотографии не остановилась.
На ней была изображена та же девушка: те же глаза, те же скулы, та же длинная грива рыжих волос. Теперь очень взволнованная, она щелкнула по фотографии. Она была взята из Instagram. Робин перешла на страницу и громко сказала “Да!.
Девушку звали Николь Кристал. Пролистав фотографии на ее странице, Робин увидела, что она учится в Школе искусств Глазго. Страница была заполнена примерами ее работ, которые даже на неподготовленный взгляд Робин казались свидетельством огромного таланта. Однако иногда там появлялись селфи, и одно из них заставило Робин приостановиться, слегка смутившись. Красивый светловолосый молодой человек в обрезанной черной футболке обнимал Николь сзади, прижавшись губами к ее щеке. Пройдя дальше, Робин увидела еще несколько фотографий того же мужчины, на одной из которых было нарисовано сердце.
Знал ли этот человек, что его девушка часами разговаривала в игре с Викасом Бхардваджем? Что она посылала ему провокационные фотографии?
Робин кликнула на подписчиков Николь, проверила их на наличие имени Викаса, но не нашла его.
Тогда она открыла Твиттер и поискала Николь Кристал. Появилось несколько аккаунтов, но она без труда нашла нужный: Николь использовала свою фотографию и полное имя, а ее местонахождение было указано как Глазго, но, похоже, она пользовалась Twitter гораздо реже, чем Instagram. Ее последнее сообщение, которое было ретвитом аккаунта под названием Женское Искусство, было сделано более десяти дней назад, до того, как было найдено тело Викаса.
Робин снова нажала на подписчиков и после нескольких минут поиска нашла то, что искала. Настоящий аккаунт Викаса Бхардваджа следовал за аккаунтом Николь.
Робин настолько погрузилась в свои открытия, что звук звонка мобильного заставил ее подпрыгнуть. Это был офисный номер, который переадресовывался на мобильные Страйка или Робин, если оставался без ответа. Предположив, что Страйк вернулся на Денмарк стрит быстрее, чем она ожидала, она взяла трубку и ответила на звонок.
Шепот заговорил ей в ухо, каждое слово было тщательно выверено.
— Я… собираюсь… убить… тебя.
Телефон замолчал.
Глава 93
Моя одежда промокла, а зубы сжались,
И путь был труден и долог…
О, подними меня над порогом, И впусти меня в дверь!
Мэри Элизабет Кольридж
Ведьма
Нога Страйка теперь болела так сильно, что он остановился отдохнуть на пятьдесят минут на скамейке на вокзале Виктория. Сказав себе, что нога чувствует себя гораздо лучше и что стоять в очереди за такси будет так же обременительно, как и продолжать путешествие на метро, он, прихрамывая, вернулся в подземку и пропустил два поезда, потому что ему нужно было дать отдохнуть своей культе, прежде чем просить ее снова выдержать его вес. Когда он вышел на станции Тоттенхэм-Корт, уже наступила ночь, и он едва сдерживался, чтобы не произносить вслух “черт” на каждом шагу. Теперь ему казалось, что в его культю впиваются осколки стекла, и он уже не мог понять, от чего они — от судороги мышц или от раскаленного подколенного сухожилия. Горько сожалея о том, что не взял с собой трость, и потея от усилий, прилагаемых для того, чтобы идти вперед, он мысленно предлагал выгодные условия Богу, в которого совсем не был уверен, что верит. Я похудею. Я брошу курить. Просто позволь мне вернуться домой. Клянусь, я буду лучше заботиться о себе. Только не дай мне рухнуть на этой гребаной улице.
Он боялся, что его культя вот-вот снова не выдержит и ему придется пережить унижение, рухнув на публике. Такое уже случалось, и он прекрасно знал, каким будет продолжение, потому что он не был хрупкой старушкой, которой незнакомые люди инстинктивно предлагают помощь: угрюмые, громоздкие, сорокалетние мужчины ростом метр восемьдесят три не вызывали автоматического доверия у публики; предполагалось, что они пьяны или опасны, и даже проезжающие мимо таксисты обычно закрывали глаза на крупных мужчин, судорожно жестикулирующих из сточной канавы.
К своему облегчению, он вышел из вокзала Тоттенхэм Корт Роуд, все еще держась на ногах. Теперь он прислонился спиной к стене, глубоко вдыхая ночной воздух и поддерживая весь свой вес на здоровой левой ноге, пока его пульс замедлялся, а процессия счастливчиков с двумя полностью функционирующими ногами бодро шагала мимо него. Он испытывал искушение дойти до “Тоттенхэма”, но это было бы лишь временной передышкой: ему нужно было вернуться на Денмарк-стрит, и если ему удастся проползти три лестничных пролета, в холодильнике будут пакеты со льдом, в шкафу — обезболивающее, и он сможет снять протез, удобно устроиться в трусах и материться так громко, как ему захочется.
