Ничего, если натренироваться ставить отличные блоки, то я смогу проводить с Адой рядом столько времени, сколько захочу. Вот только отбивать её у Дена — подло. И бороться с притяжением огненной сущности и Феникса невероятно сложно.

— Да почему же всё так, Ада? — спросил я у картины. Она, конечно же, не ответила. Было бы странно, если бы рисунок мог сказать мне что-то вразумительное.

Поэтому я молча взирал на своё творение, с болью и горечью признавал свои слабости, вспоминая прозвище, которое дали мне Фениксы. Ужас. Да, для них я именно такой, вызывающий страшные видения, тошноту, головную боль, вытаскивающий страхи на поверхность. Им плохо рядом со мной, потому что я слишком многое видел и искажал, от меня веет экзистенциальным ужасом. Никогда я не стану для них светлым, добрым и искренним. Потому что ни один Феникс до сих пор не решился рассмотреть во мне просто человека.

Вместе с картиной я прошествовал в спальню и поставил её напротив кровати. Так лучше. Пусть будет со мной. В некоторой растерянности я сел на кровать и долго пытался вспомнить, принимал ли душ, сделал ли все дела, запланированные на день, потёр внезапно замерзшую руку и резко лёг. Голова гудела, наливаясь тяжестью и придавливала меня к подушке. Я попытался укрыться одеялом, но сумел накинуть его только на ноги, проваливаясь в небытие. Хорошо, что экзистенциалистам редко снятся сны.

Буря

Утро началось с бесконечных звонков, я пропустил их с десяток, пока нашёл в себе силы подняться. Мир показался серым и бессмысленным, хотя в раскрытое окно светило солнце. Я сполз с постели, путаясь в одеяле, и попробовал как можно бодрее проговорить в трубку.

— Доброе утро!

— Льё! — звонила Майя.

— Это я.

— Слышу, никак не могла до тебя дозвониться, — тревожно и быстро проговорила она.

— Я спал. У тебя что-то важное?

— До презентации несколько дней осталось, мы должны согласовать оставшиеся моменты. Ты забыл? — она помолчала, пока я судорожно пытался понять, какой сегодня день. — Льё? Ты здоров?

— Да-да, просто очень много дел. Напиши мне на почту, какие ещё остались вопросы, в течение дня я попробую всё решить. Будем на связи, — выкрутился я, но Майя не спешила вешать трубку.

— Льё… Мы можем увидеться?

— Когда?

— Сегодня. Или завтра?

— Я не знаю, Май. Работы очень много.

— Ты обиделся?

Я поморщился, ну вот зачем она это всё? Зачем такие дурацкие простые женские штучки пускает в работу — обиделся, что случилось… Нет. Она определенно мне нравится, но в такие моменты только одно желание выходит на первый план — сбежать. Со мной нельзя так, милая Майя.

— На что?

— Ну… На то, что я так и не разобралась с Глебом.

— Май. Мне всё равно, что у вас там с Глебом. Правда. На наши отношения это вообще никак не влияет. Он — твоя проблема, не моя, правда. И если тебя устраивает положение дел, то меня — тем более. Пожалуйста, оставь свои страдания по поводу этого человека при себе. Или уже реши вопрос, — выдал я неожиданно и испытал странное облегчение.

— Прости, — стушевалась она сразу же. И тихо добавила, — я пришлю всё, что надо, на почту.

В трубке раздались долгожданные гудки. Всё же Майя излишне добрая, и добротой своей развращает всех вокруг, того же Гершу. Он крутит ей и вертит, как душе угодно, а она держится за него, как за спасательный круг. Лучше бы за меня так цеплялась, полезнее было бы и приятнее. Однако, хорошо, что у нас с ней всё не зашло слишком далеко, выйти из таких отношений было бы трудно. Майя же будет страдать. Хотя она уже страдает.

Я с досадой посмотрел на её номер, и тут же ответил на новый входящий звонок.

— Дурацкое утро, — буркнул я тихо, но на другом конце трубки меня прекрасно слышали.

— Что там у тебя? — хохотнул Ден.

— Майя… Что ж ещё-то.

— Жалеешь, что связался?

— Угадал, — ответил я, перемещаясь на кухню, где меня встретил жутчайший бардак.

— Ну и бросай к чертям, чего напрягаться.

— Забыл? Она нужна же нам для эксперимента.

— Точно, запамятовал. Ладно, я по делу звоню. Прочел твоё сообщение, кое-что посмотрел, кое-что по своим каналам узнал. В общем, про Адочку знаю теперь чуть больше и могу точно сказать, что ты был прав. И вот ещё — я её отпускать не собираюсь. Посмотрю, как она сегодня будет себя вести…

— Ден… — я хотел ему сказать, чтобы он был осторожен, что звонил Саша, что вообще как-то всё крутится и вертится в тени и вне её очень подозрительно, что моё состояние оставляет желать лучшего, но промолчал. — Я понял. Пиши или звони, если будет нужно. Держи в курсе. У меня работы полно, но ты на первом месте.

— Ты тоже сообщай, если что-то узнаешь.

— На презентации благотворительной будет влияние, Климом зовут. Может помнишь, я говорил тебе давно.

— М… Было такое.

— Если к тому времени Ада будет наша, можно было бы попробовать…

— Лечебное совместное искажение? — догадался Ден.

— Да.

— Посмотрим. Не торопи события, Льё.

Он повесил трубку, и я снова остался один на один с собой. Мне определенно не нравилось положение, в котором я оказался: зажатый между всеми. Теперь нужно выстроить довольно сложную линию поведения и быть в десять раз осторожнее, чем раньше, да ещё и свои собственные чувства засунуть куда подальше. Интересная штука жизнь, любит вот такие вот выверты, поставить человека на мизинец левой ноги, при этом требуя танцевать лезгинку.

К чертям!

Я привычно умылся, побрился до гладкости, надел костюм и вышел на улицу, совершенно потерявшись во времени. Ресторан готовили к открытию, на рабочей почте скопился добрый десяток важных писем, в том числе от Майи. Несколько часов к ряду я разбирался с привычными делами, но это помогло мне немного забыться и отвлечься. Только счастье это длилось недолго. Снова зазвонил телефон.

— Да! — нервно бросил я в трубку.

— Льё, — опять Саша. Совсем страх потерял.

— Ну я это, я. Говори.

— Говорят, в архивах меченого Феникса засекли. Метка парная. Сущностью оставленная, — отрывисто говорил экзистенциалист. — Ты не в курсе, что происходит?

— Нет, — соврал я. Моё главное правило — никому не доверять.

— Такие мощные метки может только Денеб ставить. А он твой лучший друг. Льё! Ставить метку Фениксу — серьёзное преступление! Что вы задумали?

— Лично я ничего не задумал. А что касается метки — спроси у Дена напрямую.

— Зря ты мне не хочешь ничего говорить, — зашептал он. — Если что-то случится, я же не смогу помочь!

— С чего ты взял, что мне понадобится твоя помощь?

— Я обязан тебе…

— Не более, чем и я тебе.

— Льё. Меченый Феникс — любимая ученица Сёртуна. И он в бешенстве. Думаю, ты понимаешь, к чему это может привести? Ты в ответе за свою сущность. И теперь между тобой и Сёртуном два крайне важных существа!

— И что?

— Это же война… Не думай, что этот старик перестал искать повода для мести!

— Я сильнее, Саш. Не переживай, — примиряюще сказал я и тут же понял, как прокололся.

— Значит ты в курсе всего. Не удивлюсь, если ты ещё и одобрил Дена! — горько восторжествовал Саша.

— Он сам по себе действовал… — пришлось признать мне.

— Распустил ты его.

— Денеб не вещь и не домашнее животное. Он — сущность. Отдельная от меня.

— Ну-ну… С огнём вы играете, ребят…

— С Фениксом, — я даже чуть улыбнулся, вспомнив, как спокойно спала Ада у Дена дома.

— Ладно… Я сделал, что мог. Завтра к вам вечерком заглянет посыльный, для Дена дело есть.

— Хорошо.

— Бывай, Льё.

Я бросил телефон на стол, он чуть проехал вперед, шелестя бумагами, и я вспомнил, что давно не курил. Окно выходило в совершенно куцый и убогий внутренний двор, тем приятнее было выдыхать туда дым от сигарет, раскуренных через мундштук. Бережно и ласково поглаживая его, я дышал серым табачным туманом, вспоминая всё, что когда-то слышал и знал об Адочке, анализировал поведение Сёртуна, собирая в памяти все крошечные слухи, которые добирались до буфера. В целом, картина складывалась вполне логичная, но крайне неприятная. Мне было жаль Аду, подвергшуюся издевательствам собственного учителя. Как он вообще мог так методично и жестоко уничтожать её личность? Потерять такого Феникса — настоящее преступление, не говоря уже о насилии над подростком, да и над взрослой женщиной тоже.