Клеток по бокам коридора было дофигища, но большинство пустовало. Видимо, чтобы охране далеко не ходить, всех пленников кучно разместили поближе ко входу. Я, раззявив рот, вертел башкой. По сравнению с поджарым, ободранным и обросшим бородой Бернардом, другие альфы выглядели не то что ухоженными – холёными. Похожие, как с одной партии: бритые головы, выскобленные щёки, подкачанные торсы распирает упругим мясом, с корявыми коммунскими татухами на шеях. Голые – лишь на двоих оранжевые штаны. Видимо, право носить одежду заслужили не все.

Запястья и одну лодыжку у каждого охватывали такие же браслеты, как у Бернарда. Я не имел большого опыта в определении возраста альф, но все семеро выглядели примерно ровесниками Халлара. Не такие гладкомордые, как я, постарше.

Ни у одного на теле не было полос сорванной кожи.

Альфы топтались в своих клетках, с беспомощной завистью глядя на идущего по коридору Бернарда, на меня. Стояли прямо перед раскрытыми дверями, не решаясь переступить невидимую черту. Как раньше Рисса не смела выйти под своды пещерных залов.

Бернард тихо выругался, бросил коммуна.

– Вы не поняли? Вы свободны! Идём со мной! – обратился он к ним, шагая вдоль клеток. – Уннар! Клейн! Повстанцы здесь! Вы что, не видите? – Его рука схватила меня за предплечье. – Где, вы думаете, он взял этот автомат? Смотрите! Браслетов нет, одежда – самодел, молодой – ему лет двадцать! На нём омежья метка! Вот она, свежая! Он даже запах маскирует, подойди, понюхай! Он пришёл снаружи! И пришёл не один!

Пленники пятились от его горящего взгляда. Отступали в глубину своих клеток, где за решётками виднелись широкие кушетки с толстыми матрасами и пушистыми одеялами, шкафы с книгами, ковры на железных листах пола, письменные столы с лампами, картонные модели самолётов, тарелки с недоеденными, засохшими ломтями мяса.

– Ты зря затеял это, Берн, – звучало сожалеюще.

– С тебя опять снимут шкуру, и всё.

– Отсюда никто не смог бежать.

– Будем первыми! – не унимался Бернард.

– У тебя ни разу не получилось.

– У меня ни разу не было автомата и повстанцев в здании! Хватит подчиняться бетам! Альфы вы или нет? Альмор! Мортен!

– Извини, Берн. – Альмор виновато склонил голову, так, что подбородок в грудь уткнулся. – Не у всех яйца с алмазным напылением.

– Да чтоб вас! – Бернард сплюнул в сердцах.

Я поверить не мог. Они действительно не хотели уходить! Не хотели бросать насиженные клетки с удобствами ради кромешной неизвестности. На вид – могучие амбалы, а внутри – трухлявые и изъеденные страхом.

– Берн, ты заберёшь меня? – послышалось жалобно из дальней клетки.

Бернард обрадованно бросился туда, ласково вывел пленника за плечо в коридор.

– Конечно, Нильс, – сказал покровительственно. – Как я тебя брошу? Ты же читал мне книги и заключал пари на мой индекс.

Таким тоном говорят с детьми. Нильс глупо заулыбался:

– Я не промазывал больше, чем на три процента… Так вот ты вблизи какой. Ты и на ощупь жёсткий.

На первый взгляд Нильс выглядел таким же процветающим, как остальные. Но сутулые плечи, вжатая голова, бегающие глаза и придурковатое выражение лица – весь его облик показывал: что-то с этим альфой не то.

Значит, это и был спятивший художник, за которого мстил Бернард. Ради которого дал содрать с себя кожу живьём и полгода парился на шести квадратных метрах «одиночки», в пустой бетонной конуре без окон. Пошёл бы я на подобное ради мести за Гая, например?

Сравнивать себя с Бернардом показалось сродни кощунству. Где я и где он.

– Думаю, мне тоже пора убираться отсюда. – Ещё один пленник, одетый в оранжевые штаны, покинул клетку за моей спиной, шагнул к Бернарду и пожал его руку. – Индекс уже ниже тридцати. – Он кивнул в сторону своей клетки. – И продолжает падать. Долго я тут не протяну.

– Пора на волю, Родерик. – Бернард обрадованно потряс его ладонь.

Я оглядел клетки: возле каждой снаружи, на решётках, висели картонные таблички с числами: сорок три, шестьдесят восемь, семьдесят два… На клетке Родерика висело двадцать четыре. Что тут за соревнование?

– Ну, а вы? – Бернард прошёлся вдоль клеток, с надеждой заглядывая в лица. – Идём! Уннар! Тормод!

Недоальфы прятали глаза, им было стыдно. Бернард швырял им свободу под ноги – нагнись и бери, но они отказывались дать за неё даже эту цену. Готовы были похерить единственный шанс выйти из этого сектора под лучи настоящего, а не искусственного солнца. Это не альфы, это трусы убогие. Гетерогаметные особи.

Тишину прерывали только бесконечные гудки тревоги.

Я открыл рот объяснить им, что от каждого из них зависит жизнь двоих омег, но Бернард опередил меня.

– Значит, вы хотите остаться?! – Его хриплый рёв и меня заставил вздрогнуть. – Вам тут хорошо? Да, снаружи – дерьмо. Да, мы проиграли войну. Но посмотрите ещё раз на этого альфу. – Бернард ткнул на меня окровавленным пальцем, я невольно приосанился. – Он оставил дома омегу и детей. Он отнял у коммунов эту навороченную пушку и пришёл освободить вас, потому что вы нужны там, снаружи. Он может здесь погибнуть! А вы хотите подтереть зад его поступком? Остаться хотите? Чтобы твои, Клейн, инкубаторские ублюдки изобрели новое оружие и убили детей этого альфы? Да? Чтоб твои, Уннар, «ординарные» потомки населяли города, где жили наши родители, убитые в своих постелях? Чтобы для детей этого альфы нигде не было места? Твои коммунские дети, Альмор, будут красивым слогом переписывать историю, чтобы памяти о нас вообще не осталось! У детей этого альфы не станет ни прошлого, ни будущего!.. Мы с Нильсом и Родериком сейчас уйдём. А вы – посмотрите этому альфе в глаза и скажите ещё раз, что вы хотите остаться!

О-о-о, Бернард знал, как поджарить у «гражданских» совесть. Жалко было смотреть на их внутреннюю борьбу. Они и на меня теперь глаз поднять не смели – как смотреть на того, кого предаёшь по своему малодушию?

Первым не выдержал Мортон. Вдохнул до дна, стиснув зубы, и вышел из клетки под резкий люминесцент.

– Да, мы не бойцовые псы, – сказал виновато. – Но у нас тоже есть зубы. Прости, что тебе пришлось напоминать об этом, Берн.

Примеру Мортона последовал Клейн. Затем Альмор… Один за другим они переступали границы своих клеток, будто в ледяную воду сигали с двадцатиметровой вышки. Покойных бет, что валялись посреди холла, опасливо обходили боком.

Окружённый лоснящимися телами Бернард казался чуть ли не задохликом на таком фоне. Я всегда считал, что чем крупнее туша, тем круче альфа. Разве я сам не доказательство? Но сегодня понял, что истинную мощь нельзя потрогать пальцем или разглядеть в зеркале. Хотя она есть. Ох, как есть. Её даже слепоглухонемой почует, когда окажется вблизи.

– Значит, уходим. – Бернард вздохнул с облегчением. – По пути давайте заглянем к омегам. Они нам пригодятся. Как вы думаете, а?

Альфы засияли плотоядными ухмылками, которые скрывали нервный мандраж. Даже Арон час назад, перед штурмом, выглядел увереннее.

– Родерик, помнишь, где держат омег? – спросил Бернард.

– Думаешь, я могу забыть?

– Собирайтесь. Форма одежды любая, там июль.

– Нужно вывести из строя браслеты, – предложил, кажется, Клейн, это который инженер. – Может, в дежурке щипцы какие-то есть? Если перекусить плату…

– Можно зубами, – перебил его Мортон. – Друг у друга. Это ногти ломаются, а у челюстей сила сжатия до сотни атмосфер.

Бернард изменился в лице, повернулся к инженеру:

– И давно ты это понял, Клейн? Что он работает от платы?

– В тот же день, как на меня его надели. – Тот пожал плечами, мол, оскорбляешь.

– Я через неделю примерно, – заявил Мортон. – Но какой смысл в этом знании? Самостоятельно плату всё равно не вытащить.

– Ну да… – кивнул Бернард. – Никак… Готовьтесь. Мне тоже штаны найдите. А то к омегам – без штанов…

Подхватив за ступню мертвяка с разрезанной шеей, он поволок его дальше по коридору.

– Слушай… – Я догнал его, понизил голос. – А что это за таблички с числами на решётках? Почему Родерик решил идти с нами?..