– Как бы лучше выразиться… Вам не показалось, что кто-то кричал?

Насторожившись, Ли поставил стакан:

– Вы слышали ее последние слова?

– Не совсем. Знаете, когда работаешь охранником, иногда… кричат не люди, а стены.

«Что он имеет в виду? Кричат стены? Это метафора такая?» Ли пришел в замешательство. Он попросил объяснить еще раз, но не получил внятного ответа. Чем больше Ли спрашивал, чем сильнее охранник увиливал.

Следователь наблюдал за хозяином дома, который крутил в руках стакан. Он достал из кошелька стикер:

– Я получил анонимную записку. Вы долго работаете в школе. Может, есть идеи, от кого она может быть?

Своими действиями Ли никоим образом не раскрывал конфиденциальной информации о расследовании – он знал, что записку написал сам охранник, и хотел увидеть его реакцию. Хозяин дома поддержал игру, притворившись, что видит ее впервые.

– Возможно, события в записке относятся к годам, когда они произошли. В тысяча девятьсот девяносто первом – исчезновение мальчиков, две тысячи первом – теракт, две тысячи одиннадцатом – отравление дезинфицирующим средством, а две тысячи двадцать первом – стрельба в спа-салонах в Атланте… Все сходится. А последняя запись относится к недавней смерти в школе, – предположил охранник.

– Вы же знаете, что каждые десять лет в школе Чонмун умирает ученик? – спросил Ли.

– Да, я был на похоронах в две тысячи первом, две тысячи одиннадцатом и две тысячи двадцать первом и до сих пор все отчетливо помню.

Такого ответа следователь не ожидал. Поведение его собеседника не поддавалось объяснению. «Как часто простой школьный охранник ходит на похороны к ученикам, которых даже не знает? Каждые десять лет?»

– Я не понимаю. Как вы узнавали об их смерти? И зачем приходили на похороны?

– После выпуска они были связаны со школой – О Чиён работала учительницей, Син Миён была руководителем школьного драмкружка, а Хан Саран учила детей рисовать мультфильмы. Погибшая в тысяча девятьсот девяносто первом году тоже работала в школе, в бухгалтерии.

Голова следователя трещала от новых фактов. Он даже не задумывался о связи смертей в десятилетнем цикле, потому что причина была давно известна – самоубийство. Все погибшие отравились. Сперва это выглядело подозрительно, но в итоге следователи назвали эти события обычным совпадением. Они выяснили, что все четверо сами купили таблетки и написали предсмертные записки. «А что, если связующее звено – их место работы? Неужели это тоже списали на совпадение?» Ли снова посмотрел на записку. Его продолжала беспокоить последняя дата – зимние Олимпийские игры в Пекине.

– Первые четыре даты сходятся, но я не понимаю, как они связаны с пятой – она не вписывается в закономерность. Как вы думаете, почему информатор указал две тысячи двадцать второй год? Он хотел намекнуть на убийство в школьной лаборатории? – спросил Ли.

Охранник покачал головой.

– Я думаю, что последний случай совсем другой. Во-первых, Сон Чэён еще училась в школе, но главное отличие… погода была ясной.

– Что это значит? – удивился следователь.

Тогда охранник прошептал:

– Вы пока не учли этот факт.

– Да о чем вы? – спросил Ли.

Услышав ответ, он мигом протрезвел.

– Погода. Кажется, каждые десять лет… в день убийства… шел дождь.

После уроков погода окончательно испортилась. Чем сильнее сгущались тучи, тем больше дел появлялось у Сонби. Сын и так всегда и во всем помогал отцу, но после того, как тот попал в больницу, все домашние хлопоты свалились на Сонби.

Такую работу он считал очень нерациональной. Усердная учеба хотя бы приводит к хорошей успеваемости, а от тяжелого домашнего труда выгоды нет. Он сравнивал его с тестом, за который сложно набрать много баллов, зато легко ошибиться и потерять все – здесь нельзя ничего исправить.

Сонби был так занят мыслями о стирке, что даже не успел снять школьную форму. Сону сидел рядом на крыше и беззаботно пускал мыльные пузыри. Это и так раздражало старшего брата, но, когда они полетели на сохнущее белье, он не выдержал:

– Прекрати! Я только все постирал! От твоих пузырей пятна останутся! – Он со злостью вырвал из рук брата баночку с мыльным раствором и швырнул ее в угол.

– Ненавижу тебя! – закричал Сону и убежал в свою комнату в слезах.

Сонби тяжело вздохнул и продолжил развешивать белье. Внезапно сверху капнуло – он посмотрел на небо и увидел вспышку молнии, предвещавшую начало грозы. Он спешно собрал белье в корзину и поспешил вернуться в дом.

Но дверь, соединявшая крышу и комнату, была заперта, и, как бы он ни старался, она не поддавалась.

– А ну быстро открой! Иначе я тебя прикончу!

– Скажи номер телефона Мирён – тогда впущу, – шантажировал Сону брата.

Сонби поставил на пол корзину и беспомощно уперся лбом в дверь:

– Ну скажу я тебе номер, ты все равно не сможешь его запомнить.

Несколько мгновений братья стояли по разные стороны двери в абсолютной тишине.

– Почему ты доставляешь столько хлопот нормальным людям? Почему Мирён должна чувствовать себя виноватой? Каким бы ты ни был дубиной, должен понимать, что это нечестно по отношению к ней. Знаешь, как ей тяжело? Почему добрейший на свете человек должен страдать? Из-за тебя, между прочим! Но ты же не понимаешь, о чем я, правда? Все потому, что ты дурак! – продолжал Сонби.

– Это не игра! – закричал Сону.

Слова старшего брата звучали жестоко.

– Как ты будешь дальше жить? В чем смысл твоего существования! Хочешь, чтобы над тобой до конца жизни все смеялись? На твоем месте я… Да открой эту чертову дверь! – заорал Сонби, почувствовав, что вот-вот начнется ливень. Тут в небе прогремел гром и полило как из ведра. Его крик утопал в шуме стучащих по крыше капель.

– Не-е-е-ет, ты врешь! – донесся через дверь голос Сону.

Сонби продолжал дергать за ручку и умолять брата открыть. Вдруг он услышал сигнал уведомления на телефоне.

«Сегодня в шесть. В школе».

Очередное сообщение от Пом. Не умея пользоваться телефоном, она прислала уже штук пятьдесят сообщений. Ни шаманка, ни младший брат не оставляли его в покое. Сонби чувствовал себя совсем убитым. Он схватил телефон и написал:

«Хорошо, жди».

Сонби решил прийти и лично сказать Пом, чтобы она его забыла. Но пока он стоял на крыше, колотил ногой по двери и кричал на брата:

– Хорошо, я останусь здесь! Только вот без меня ты умрешь от голода!

По крыше вовсю тарабанил дождь. Сонби попробовал найти зонт, но понял, что он тоже остался внутри. Сегодня все шло не по плану. Вспышки молний освещали вечернее небо. Сонби в мокрой форме, липнувшей к телу, спустился по ступенькам вниз.

Тяжелые дождевые капли стучали по окнам школы. Сохи и Еха шли по темному школьному коридору, держась за руки, – им было не по себе.

Пом вызвала на встречу и детективов. «Неужели она обнаружила зацепки в деле? – подумала Сохи, но быстро отбросила эту мысль. – Надеюсь, она собирает нас не потому, что ей захотелось поиграть в карты хвату. Хотя никогда не знаешь, что в голове у сумасшедших».

Сохи продолжала ходить в школу лишь потому, что не могла сказать Еха, что уезжает. Она пыталась найти подходящий момент, но признаться было непросто.

Когда Сохи наконец решилась, они уже пришли. Детективы открыли дверь и не поверили глазам – здесь горели десятки свечей, а вместо учительского стола стоял огромный деревянный идол для поклонения духам, вокруг которого лежали вяленое мясо, овощи, медовое печенье и рисовые пирожки. Пом в ханбоке стояла во главе стола. Она даже накрасилась для проведения ритуала, и сейчас ее лицо было белым, как у призрака.

Еха вошла в класс первой и спросила:

– Госпожа, вы собираетесь проводить обряд?

– Я сделаю признание.

Сохи потеряла дар речи. Она поняла, что Пом собирается признаться Сонби в любви. «Интересно, у нее осталась хоть капля благоразумия?»