На одном из высоких холмов на Самоа есть могила, и там, на надгробном камне начертано:

Эти же строки можно увидеть и в другом месте — они выцарапаны на регистрационной пластине от баллона со сжатым воздухом, которая приколота к грунту ножом.

Ничего особенного ярмарка из себя в общем-то не представляла — бывают и лучше. Скачки тоже не обещали никаких сюрпризов, хотя, по уверениям организаторов, в нескольких заездах участвовали потомки некогда знаменитых скакунов. Палаток и лотков на площади было немного, да и сами торговцы выглядели несколько разочарованно.

Шоферу Д.Д. Харримана казалось, что останавливаться тут незачем, поскольку их ждали в Канзас-сити на совещании совета директоров. Вернее, там ждали только Харримана, однако и у шофера были свои причины торопиться — веселая компания на Восемнадцатой улице. Тем не менее Харриман не только велел остановиться, но и решил задержаться.

За ипподромом располагалась большая огороженная зона. Перед входом в зону высилась полотняная арка, украшенная флагами. Красные с золотом буквы гласили:

Только у нас:

ЛУННАЯ РАКЕТА!!!

Хотите отправиться в полет?

Демонстрационные полеты — дважды в день.

У нас НАСТОЯЩАЯ РАКЕТА — на такой же

человек впервые достиг ЛУНЫ!!!

Не упускайте свой шанс — всего 50 долларов!!!

У входа, разглядывая рекламный щит, околачивался мальчишка лет девяти-десяти.

— Хочешь взглянуть на корабль, сынок? Глаза у мальчишки заблестели.

— Еще бы, сэр. Конечно.

— Я тоже. Пошли.

Харриман заплатил доллар за два розовых билетика, которые давали право пройти за ограду и осмотреть ракету. С детской непосредственностью мальчишка выхватил у него из рук свой билет и, не оглядываясь, умчался вперед. Харриман остановился поодаль и, окинув тупоносый обтекаемый корпус ракеты профессиональным взглядом, отметил, что это однодюзовая модель с маневровыми двигателями в центральной части. Затем, прищурив глаза за стеклами очков, прочел название корабля, выписанное золотыми буквами на празднично-красном корпусе — «Беззаботный». Заплатив еще двадцать пять центов, Харриман прошел в кабину управления.

Иллюминаторы были закрыты темными противорадиационными фильтрами, и, когда глаза привыкли к царившему в кабине полумраку, Харриман медленно, любовно прошелся взглядом по клавиатуре приборной консоли и расположенным полукругом над ней индикаторам и экранам. Каждый прибор — на своем месте, и все до единого он знал по памяти, словно они были выгравированы у него в душе.

Охваченный теплым ностальгическим чувством, Харриман задумчиво разглядывал пульт управления, но тут в кабину вошел пилот и тронул его за руку.

— Прошу прощения, сэр, но нам пора отправляться в демонстрационный полет.

— А? — Харриман вздрогнул и посмотрел на вошедшего: симпатичный, черт, крупная голова, сильные плечи; глаза бесшабашные, чувственный рот, но волевой подбородок… — Да, извините, капитан.

— Ничего страшного.

— М-м-м… Я хотел спросить, капитан…

— Макинтайр.

— Капитан Макинтайр, вы не возьмете в этот полет еще одного пассажира? — Старик с надеждой взглянул на капитана и даже чуть подался вперед.

— Разумеется, если вы желаете. Прошу за мной. — Он провел Харримана в павильончик у ограды, на дверях которого значилось «Контора». — Пассажир на осмотр, док.

Харриман хотел было возразить, но все же позволил доктору прослушать его худощавую грудь стетоскопом, а затем застегнуть на руке резиновый бандаж. Спустя несколько секунд тот убрал прибор, взглянул на Макинтайра и покачал головой.

— Не судьба, док?

— Верно, капитан.

Харриман перевел взгляд с одного на другого и сказал:

— Но сердце у меня в порядке. Почти не болит.

Врач удивленно вскинул брови.

— Ой ли? Впрочем, дело не только в сердце. В вашем возрасте кости становятся хрупкими — слишком хрупкими, чтобы рисковать на перегрузках при взлете.

— Извините, сэр, — добавил капитан, — но Контрольная комиссия округа Бейтс платит доктору именно за то, чтобы он не допускал к полетам людей, которые могут пострадать при перегрузках.

Плечи старика поникли.

— Я в общем-то был готов в этому.

— Извините, сэр. — Макинтайр повернулся и вышел, но Харриман последовал за ним.

— Минутку, капитан…

— Да?

— Не согласитесь ли вы и ваш… э-э-э… бортинженер пообедать со мной после полета? Пилот взглянул на него с интересом.

— Почему бы и нет… Спасибо.

— Я никак не могу понять, капитан Макинтайр, что может побудить человека оставить маршрут Земля-Луна.

Жареные цыплята и горячие бисквиты в отдельном кабинете лучшего из отелей, которыми мог похвастаться маленький городок Батлер, плюс выдержанное бренди и дорогие сигары создали идеальную атмосферу для откровенного разговора.

— Мне просто там не понравилось.

— Да брось ты. Мак. Тебя же вышибли из-за «Правила G», — сказал механик и налил себе еще бренди.

Макинтайр насупился.

— Ну подумаешь, выпил пару раз лишнего. В конце концов для меня бросить — раз плюнуть. Но мне просто осточертели эти дурацкие правила… И вообще, кто бы говорил? Контрабандист!

— Ну и что? А кто бы не польстился, когда там эти камешки на каждом шагу валяются? Красотища! Они просто сами просятся на Землю. Один раз у меня был алмаз величиной… Да если бы меня не поймали, я бы сейчас сидел не здесь, а где-нибудь в Луна-Сити. И ты тоже, пьянь ты этакая… Представляешь: все нас угощают, девочки стреляют глазками и сами вешаются на шею… — Он уронил голову на стол и тихо всхлипнул. Макинтайр потряс его за плечо.

— Набрался.

— Неважно. — Харриман махнул рукой. — Но скажите, вас в самом деле устраивает, что вы больше не работаете на лунных перевозках?

Макинтайр закусил губу.

— Он прав, конечно… Разумеется, нет. Этот балаган меня совсем не устраивает. Одно время мы перебрасывали всякий хлам вверх и вниз по Миссисипи — спали в туристских лагерях и постоянно ели какую-то дрянь. А теперь… В половине случаев местный шериф налагает на корабль арест, в остальных же обязательно находится Общество-Против-Того-Или-Сего, которое, едва мы появимся, подает в суд, чтобы запретить наши полеты. Что ж это за жизнь для космического пилота?