– Математическая неизбежность, – сказал Либби.

– Гм? В смысле?

– Жизненный опыт имеет линейно аддитивный характер, но корреляция впечатлений в памяти не знает границ. Если бы человечество жило тысячу лет, возникла бы необходимость изобрести полностью иной метод взаимосвязи воспоминаний с конкретными моментами времени. Иначе человек бы беспомощно барахтался в избытке собственных знаний, не в силах их оценить. В итоге – сумасшествие или слабоумие.

– Вот как? – Лазарус с внезапной тревогой взглянул на него. – Тогда, пожалуй, стоит заняться этой проблемой.

– Ну… ее вполне возможно решить.

– Вот давай и займемся. Как-то не хочется неожиданностей.

Инфомат снова потребовал внимания, на этот раз гудя зуммером и мигая лапочками. На экране появился выпуск новостей:

– Слушайте сведения. Молния! Высший Совет приостанавливает действие Ковенанта! В соответствии с пунктом Ковенанта о чрезвычайной ситуации сегодня объявлено о беспрецедентном решении Совета, предписывающем администратору задержать и допросить всех членов так называемых Семейств Говарда, с использованием любых средств. По распоряжению администратора по всем лицензированным новостным каналам распространено следующее заявление (цитирую): «Приостановка предусмотренных Ковенантом гарантий гражданских прав касается только группы, известной как Семейства Говарда, за исключением того, что правительственным агентам даны полномочия действовать по обстоятельствам с целью быстрого задержания тех, на кого распространяется решение Совета. Просим граждан с пониманием отнестись к возможным неудобствам; ваше право на частную жизнь будет уважаться настолько, насколько это возможно, но ваше право на свободу передвижения может быть временно ограничено. Любые убытки будут полностью возмещены».

Итак, друзья и граждане, – что все это означает для всех вас? «Ежедневные сведения» предоставляют слово вашему популярному комментатору, Альберту Рейфснайдеру:

«Мое почтение, граждане! Нет никаких оснований для тревоги. Для рядового свободного гражданина данная чрезвычайная ситуация создаст меньше проблем, чем чересчур низкое давление для погодных автоматов. Успокойтесь! Расслабьтесь! Оказывайте прокторам необходимую помощь и занимайтесь своими личными делами. В случае каких-либо неудобств не придерживайтесь обычаев – сотрудничайте со службой!

Вот что все это означает сегодня. Что оно будет означать завтра и послезавтра? Через год? Это означает, что государство предприняло решительный шаг, чтобы добыть для вас дар долгой и счастливой жизни! Не стройте чересчур больших надежд… но, похоже, наступает заря нового дня. Да, она воистину наступает! Ревностно охраняемый секрет немногих эгоистов скоро станет…»

Лонг посмотрел на Либби, подняв брови, и выключил автомат.

– Похоже, – мрачно проговорил Либби, – это пример «фактологической беспристрастности в новостных сообщениях».

Открыв сумку, Лазарус закурил сигарету и лишь затем ответил:

– Спокойно, Энди. Бывают плохие времена и хорошие времена. И плохим временам давно пора было настать. Народ вновь выступил в поход… на сей раз против нас.

В норе, известной под названием «резиденция Семейств», становилось все теснее. По туннелям из отдаленных частей штата и из Индианы продолжали прибывать новые семьяне. С наступлением темноты у подземного входа со стороны пруда образовалась пробка из спортивных субмарин и фальшивых наземных машин наподобие той, что была у Мэри, модифицированных для пребывания под водой. Все они были нагружены беженцами, некоторые из которых едва не задохнулись, большую часть дня пролежав на дне в ожидании возможности незаметно проскользнуть внутрь.

Обычный зал для собраний оказался слишком мал, чтобы вместить толпу; местный персонал освободил самое большое помещение столовой и убрал перегородки, отделявшие ее от главной гостиной. Именно там в полночь Лазарус поднялся на временную трибуну.

– Ладно, – объявил он, – всем замолчать. Те, кто впереди, – сядьте на пол, чтобы остальным было видно. Я родился в тысяча девятьсот двенадцатом. Есть кто-нибудь старше? – Он сделал паузу, затем добавил: – Предлагайте кандидатуры председателя.

Предложили троих; прежде чем успели назвать четвертого, встал последний из выдвинутых:

– Аксель Джонсон, из семейства Джонсон. Заявляю самоотвод и предлагаю остальным поступить так же. Раз уж Лазарус сумел вчера вечером пробраться сюда – пусть берет дело в свои руки. На политику Семейств нет времени.

Остальные взяли самоотвод, и никого больше не предлагали.

– Что ж, раз вы так хотите… – сказал Лазарус. – Прежде чем перейдем к обсуждению, хотелось бы услышать доклад главного поверенного. Что скажешь, Зак? Поймали кого-то из наших?

Заккер Барстоу в представлении не нуждался.

– Выступаю от имени поверенных: наши сведения неполны, но пока что нам неизвестно об аресте кого-то из семьян. Из девяти тысяч двухсот восьмидесяти пяти заявивших о себе, на тот момент, когда я покидал пункт связи десять минут назад, девять тысяч сто шесть сообщили, что добрались до укрытий в других цитаделях Семейств, в домах сохранивших свою тайну семьян или где-то еще. Предупреждение Мэри Сперлинг оказалось удивительно действенным, учитывая, сколь мало времени прошло с объявления тревоги до начала исполнения решения Совета, – но остаются еще сто семьдесят девять наших собратьев, о которых мы ничего не знаем. Вероятно, большинство из них появятся в ближайшие несколько дней. Другие, возможно, находятся в безопасном месте, но не могут с нами связаться.

– К делу, Зак, – поторопил его Лазарус. – Есть шансы, что все они целыми и невредимыми доберутся домой?

– Абсолютно никаких.

– Почему?

– Потому что о троих известно, что они сейчас находятся в общественном транспорте между Землей и Луной, путешествуя под своими реальными именами. Другие, о которых мы не знаем, почти наверняка оказались в аналогичных обстоятельствах.

– У меня вопрос! – Невысокий самоуверенный тип в первых рядах встал и ткнул пальцем в сторону Главного поверенного. – Все эти семьяне, которым теперь грозит опасность, защищены посредством гипнотической блокады?

– Нет. В том не было…

– Я желаю знать, почему этого не сделали!

– Молчать! – взревел Лазарус. – Вопрос не по существу. Мы здесь не в суде, и у нас нет времени переживать по поводу того, что уже не изменишь. Продолжай, Зак.

– Хорошо. Но я отвечу на заданный вопрос: всем известно, что предложение защитить наши секреты с помощью гипноза было отклонено на собрании, которое смягчило требования «маскарада». И мне кажется, я помню, что наш собрат, который теперь возражает, тогда голосовал против.

– Неправда! И я настаиваю…

– ЗАТКНИСЬ! – Лазарус яростно уставился на возмутителя спокойствия, затем внимательно окинул его взглядом. – Приятель, ты послужил мне еще одним подтверждением, что Фонду следовало больше внимания обращать на мозги, а не на возраст. – Лазарус оглядел собравшихся. – Каждый получит слово, но в порядке, установленном председателем. Если кто-то снова влезет без очереди, я вобью ему в глотку его собственные зубы – или кто-то оспаривает мою власть?

Послышался отчасти испуганный, отчасти одобрительный ропот; возражать никто не стал.

– По совету Ральфа Шульца, – продолжал Заккер Барстоу, – поверенные в течение последних трех месяцев без особого шума убеждали заявивших о себе семьян пройти гипнотическое внушение. Во многом нам это удалось. – Он замолчал.

– Давай дальше, Зак, – поторопил его Лазарус. – Мы прикрыты? Или нет?

– Нет. По крайней мере двоим нашим собратьям грозит арест, и они никак не защищены.

Лазарус пожал плечами:

– Тогда не о чем и говорить. Друзья мои, игра окончена. Один укол сыворотки правды – и «маскараду» конец. Ситуация изменилась – или изменится в ближайшие часы. Есть что предложить?

В рубке управления ракетного корабля «Валлаби» австралийской компании «Саут флайт» загудел телеком, выдвинув, подобно нахально высунутому языку, листок бумаги. Второй пилот развернулся в кресле и оторвал сообщение.