– Пожалуй, с него хватит, – решил он. – Ты идешь, Дэйв?

И, не дожидаясь ответа, он первым шмыгнул за дверь. Маккиннон следовал по пятам. Освещенный коридор уходил вправо, заканчиваясь двустворчатой дверью, ведущей прямо на улицу. В левой стене, возле самого выхода, находилась низенькая открытая дверца, которая вела в маленькую служебную комнату.

Мэйги притянул к себе Дейва.

– Подфартило, – шепнул он. – Сейчас там никого нет, кроме дежурного сержанта. Мы проскочим мимо, а потом – вон в ту дверь… на свежий воздух. – Он сделал Дейву знак, чтобы тот держался позади, и осторожно подкрался к дежурке. Потом вытащил из кармашка на поясе небольшое зеркальце, лег на пол и, прижавшись лицом почти к самому косяку, осторожно выдвинул зеркальце на пару дюймов вперед.

Похоже, он остался доволен разведкой, проделанной с помощью самодельного перископа, и, повернув голову так, чтобы Маккиннон мог прочесть по губам, выдохнул:

– Порядок! Там только…

И тут двухсотфунтовая Немезида, одетая в тюремную форму, обрушилась на его плечи. По коридору разнесся сигнал тревоги. Мэйги, продолжая сражаться, упал на пол: он был явно слабее противника, а кроме того, захвачен врасплох. Единственное, что ему удалось, – это высвободить голову из тисков и крикнуть:

– Беги, малыш!

Маккиннон слышал топот сапог, но все его внимание было сосредоточено на двух сцепившихся на полу фигурах. Он потряс головой, подобно сбрасывающему сон животному, и изо всех сил ударил ногой в лицо тому из борцов, который был покрупнее. Тот взвыл от боли и ослабил хватку. Маккиннон схватил своего компаньона за шиворот и рывком поставил на ноги.

В глазах Мэйги прыгали веселые искорки.

– Хорошо сыграно, сынок! – прокомментировал он, едва они оказались на улице. – Хоть и не совсем по-джентльменски. Где ты научился La Savate?[25]

Дейв ничего не ответил – он старался не отстать от размашистого и с виду не такого уж быстрого аллюра Мэйги. Они пересекли улицу, нырнули в переулок, свернули в какую-то щель между домами.

Что было потом и много ли прошло времени – Маккиннон не помнил. В памяти смутно осталось, как он карабкался по крыше, спускался в темноту двора-колодца, но он не помнил, как оказался на крыше. Запомнились ему и то бесконечное время, когда он, скрючившись, сидел один в вонючем мусорном баке, и тот ужас, который его охватил, когда раздались приближающиеся шаги и сквозь щель в крышке бака брызнул свет.

Затихающий грохот башмаков, раздавшийся в ту же секунду, подсказал ему, что Линялый увел погоню за собой. Но когда тот вернулся и открыл крышку бака, Маккиннон чуть не придушил его, прежде чем узнал.

Когда им все-таки удалось уйти от погони, Мэйги повел его через весь город, продемонстрировав глубочайшее знание закоулков и проходных дворов, а также гениальное умение прятаться. Наконец они выбрались на городскую окраину в каком-то полуразрушенном квартале вдали от центра города.

– Вот, малыш, пожалуй, мы и пришли, – сказал Мэйги Дейву. – Если пойдешь по этой улице прямо, скоро окажешься за пределами города. Ты ведь этого хотел, верно?

– Да вроде бы, – как-то неуверенно ответил Маккиннон и посмотрел вдоль улицы. Он хотел что-то добавить, повернулся к Мэйги, но того уже нигде не было. Он словно растворился в темноте, исчез, не сказав ни слова, и даже взгляда не бросил на прощание.

Маккиннон с тяжелым сердцем двинулся, куда ему было сказано. А почему, собственно, Мэйги должен был с ним остаться? За услугу, которую ему оказал Дейв – если так оценивать тот удачный пинок, – он заплатил с процентами. И все же это был единственный друг, которого он обрел в этом странном мире. И теперь он его потерял. Дейв чувствовал себя одиноким и ужасно несчастным.

Он медленно тащился вперед, стараясь держаться в тени домов, и настороженно всматривался в размытые черные пятна, которые могли оказаться полицейскими патрулями. Пройдя сотню ярдов и уже начиная тревожиться, что до сельских просторов еще далеко, он вдруг оцепенел от ужаса, когда из темной дыры подъезда послышался громкий шепот.

Он попробовал подавить испуг, рассудив, что полицейские вряд ли будут шептать. Какая-то тень отделилась от черноты подъезда и тронула его за рукав.

– Дейв, – тихо сказала она.

На Маккиннона обрушилось совершенно детское чувство облегчения.

– Линялый!

– Дейв, я передумал. Копы заметут тебя еще до зари. Ты ж тут ни черта не знаешь… Вот и вернулся.

Дейву было одновременно и хорошо, и обидно.

– Черт побери, Линялый! – запротестовал он. – Нечего тебе за меня бояться. Как-нибудь выберусь.

Мэйги грубовато потряс его за плечо:

– Не будь ослом. Ты же такой младенец, чуть что – опять начнешь вопить насчет своих гражданских прав и опять заработаешь губу всмятку… Слушай, – продолжал он, – я хочу отвести тебя к своим друзьям, поживешь у них, пока не привыкнешь к здешним порядкам. Но они… как бы это тебе сказать… не очень ладят с законом. Так что тебе придется стать всеми тремя священными обезьянами сразу: не видеть зла – раз, не слышать зла – два, и не болтать о зле – это три. Справишься?

– Да, но…

– Никаких «но». Пошли!

Вход был в задней части старого склада. Ступеньки вели вниз, в полуподвал. Вонючий от сваленного мусора коридор вывел к двери в задней стене склада. Мэйги постучал в филенку тихим условным стуком. Подождал и прислушался. Потом шепнул:

– Тсс! Это я, Линялый.

Дверь открылась, и две большие жирные руки обхватили Мэйги за шею. Они оторвали его от пола, после чего владелица рук громко поцеловала Мэйги в щеку.

– Линялый! Ты в порядке, дружок? Мы скучали по тебе.

– Вот это достойный прием, Матушка! – сказал Мэйги, когда был опущен на пол. – Позволь представить тебе моего друга. Матушка Джонсон, это Дэвид Маккиннон.

– К вашим услугам, – по привычке кивнул Дейв, но в глазах Матушки Джонсон загорелось внезапное подозрение.

– А он из наших? – резко спросила она.

– Нет. Матушка, он из недавних иммигрантов, но я за него отвечаю. Ему тут слегка подпалили задницу, и я привел его сюда, чтоб она малость подостыла.

Его голос журчал мягко и убедительно.

– Что ж… – Она немного смягчилась.

Мэйги игриво ущипнул ее за щеку:

– Моя умница! Когда мы с тобой поженимся?

Она хлопнула его по руке:

– Да будь я даже лет на сорок моложе, я бы сперва подумала, прежде чем выйти за такую балаболку, как ты. Входите, – сказала она, обращаясь к Маккиннону, – раз уж вы дружок Линялого. Хотя это как раз вам чести не делает. – Она быстро заковыляла вперед, потом спустилась по лестнице, крикнув кому-то, чтобы открыли нижнюю дверь.

Комната была плохо освещена, основное место в ней занимали длинный стол и множество стульев, на которых сидело около десятка мужчин. Все они выпивали и разговаривали между собой. Маккиннону эта сцена показалась очень знакомой. Он вспомнил, что видел нечто подобное на старинных гравюрах с изображениями английских пивных, которые существовали до краха.

Мэйги встретили взрывом шутливых приветствий.

– Линялый!

– Да это же наш малыш!

– Как тебе это удалось на этот раз? Небось, в канализацию просочился?

– Матушка, давай тащи выпивку! Линялый объявился!

Театральным жестом он отклонил овацию, поприветствовал публику и затем повернулся к Маккиннону.

– Друзья, – голос его с трудом перекрывал шум, – знакомьтесь, это Дейв. Из всех моих друзей, кому когда-нибудь приходилось давать под зад тюремщикам, он самый лучший. Если б не Дейв, сегодня меня бы тут точно не было.

Очень скоро Дейв обнаружил себя сидящим за столом между двумя мужчинами. В руке его была кружка пива, которую ему сунула очень даже хорошенькая девица. Он начал было ее благодарить, но она убежала на помощь Мамаше Джонсон, не справлявшейся с нахлынувшим потоком заказов.

Против Дейва сидел мрачный парень, который явно от встречи с Линялым особой радости не испытывал. С непроницаемым видом он изучал Маккиннона, время от времени лицо его передергивалось от тика, и в такие моменты он часто-часто начинал подмигивать правым глазом.