Осталась одна мысль: вернуться обратно. Поэтому появление проблесков света и неясных очертаний предметов, я воспринял как возвращение.

Но я был в городе. Я узнал улицу по форме тротуарной плитки и по вывеске антикварного магазина. Мечта сбылась, но радости я не испытывал. Я вошёл в город слишком поздно.

Инглис уже не было. Злосчастный водитель опередил меня. Как обычно, он увозил её в неизвестном направлении.

*

Никогда бы не сказал о себе, что умею быстро привыкать к новому. Трудно схожусь с людьми, не люблю менять привычки, работу, обстановку. Я неисправимый консерватор. Несмотря на свою молодость, я держусь за старое, привык почти ничего в своей жизни не изменять, мне так спокойнее и удобнее.

Желание поменять вид из окна – поступок для меня вообще-то не свойственный. И ещё не могу понять, как могло у меня созреть такое сумасбродное желание – отправиться в мнимый город.

Но ещё более удивился я самому себе, когда понял, что в считанные секунды освоился в этом городе. Всё казалось привычным, знакомым. Здесь всё настоящее, осязаемое. Могу дотронуться до скамейки, где обычно сидит она, моя Инглис. Могу войти в магазин антиквара.

Интересно, есть ли там продавец? В программе о нём не упоминалось. Если он есть, то каков он из себя? Любопытно.

Видимо, это любопытство как-то отразилось на моём лице, потому что седенький сгорбленный худощавый старичок, оказавшийся антикваром, так и спросил, когда я вошёл:

– Что, молодой человек, любопытно посмотреть?

Он сидел на мягком старинном стуле. Я совершенно не разбираюсь в стилях, когда дело касается мебели, но, кажется, на подобных стульях могли в своё время восседать придворные короля Людовика XV. Надо сказать, магазинчик выглядел роскошно. Кроме статуэток, старинной посуды и мебели, здесь был целый арсенал: сабли, шпаги, пистолеты.

Старик прав. Я зашёл сюда только для того, чтобы посмотреть. На магазин, на товар, на самого антиквара. Я ничего не куплю. Он это видит сразу.

Во всех антикварных магазинах посетители не столько покупают, сколько смотрят. Люди приходят, чтобы почувствовать себя на перекрёстке эпох, подержать в руках живое время. В музеях не так. Там не спросишь, ткнув пальцем в экспонат: сколько стоит? Да и до самого экспоната не дотронешься.

И всё-таки я зашёл не просто посмотреть. Имею право поторговаться, ведь нахожусь в магазине, а не в музее. Схватив первый попавшийся пистолет, я спросил:

– Сколько вы за него хотите?

– Сорок дугаров, – последовал ответ.

Денег у меня с собой не было, кроме того, я понятия не имел о дугарах. В моём городе ходят свои деньги, которых не было в программе, как не было и старика-продавца, и всего содержимого его лавки. Оконная программа работала сама, добавляя и перекраивая данные.

– К сожалению, у меня есть только двадцать, – соврал я и положил пистолет на место.

– Не надо лукавить, юноша, у вас нет ни единого дугара. Не стесняйтесь, я на вас за это не в обиде. Из другого магазина вас бы выгнали, но у меня порядки другие. Здесь всегда рады интеллигентному человеку. Как правило, именно у интеллигентных людей того с деньгами. Почему? Потому что думают они о чём угодно, только не о деньгах. Идеалисты, они начинают задумываться о деньгах, только в тот момент, когда в кармане остаётся последний дугар.

Старик ушёл в пространные рассуждения о деньгах, о бедности, о превратностях судьбы, о тяготах жизни.

Я решил воспользоваться словоохотливостью этого чудака и расспросить о моей девушке. Она должна смотреть на статуэтку, – такой интерес к статуэткам был задан в программе. Я так и не смог угадать, какая именно привлекла её внимание.

Их здесь так много: слоны, совы, динозавры, обезьянки; есть и классика в виде многочисленных Венер и Аполлонов. На что любит смотреть Инглис? Насколько помню, я вводил в программу статуэтку древнеримской богини, но без уточнений, расплывчато, в общих фразах.

Ориентируясь на свой вкус, я взял с полки бронзовую статуэтку Юноны и спросил:

– А эта вещь у вас давно?

Старик помрачнел. Он был недоволен либо моим вопросом, либо моим интересом к этой статуэтке, либо тем, что я позволил себе перебить его размышления.

– Извините, – сказал я как можно мягче, – я просто хотел узнать о девушке. Она бывает здесь каждый день и смотрит на статуэтку. Скажите, она смотрела на эту?

Антиквар молчал.

– Или я ошибаюсь? – не отступал я.

Молчание.

– Поймите, это важно для меня. Что вы можете сказать об этой девушке? Я понимаю, глупо так спрашивать, но…

– Зачем тогда спрашиваешь?

– Интересно узнать.

– Узнавай где-нибудь в другом месте. На базаре, например. Там тебе много чего расскажут. А здесь антикварный магазин.

– Простите, я только хотел спросить.

– Нечего спрашивать, я всё равно не отвечу. Всё, молодой человек, не нужно испытывать моё терпение. Приходите, когда будут дугары, – и старик буквально вытолкал меня за дверь.

Я не знал, куда мне идти. Сел на скамейку перед магазином. Улица отсюда смотрелась в непривычном ракурсе. Я полагал, что на противоположной стороне должно находиться здание с моим офисом, с тем окном, из которого я каждый день наблюдаю за этим местом.

Но там ничего не было – ни здания, ни окон. Был, правда, небольшой скверик с фонтаном, две скамейки и памятник какому-то военному.

*

Дворник приблизился незаметно. Или я так глубоко задумался, что не услышал шума его метлы.

К своим обязанностям он относился не очень добросовестно. Размахивая своей метёлкой в разные стороны, он не столько наводил чистоту, сколько разбрасывал кучки мелкой пыли.

Очередной взмах метлы и – пыльное облачко понеслось прямо на меня.

– Полегче, любезный, – не сдержался я, – аккуратнее.

Он махнул метлой ещё раз, и пыль стала оседать на мои ботинки.

– Извините, – сказал дворник, – совсем не ожидал, что кто-то здесь будет в поздний час. И что за день такой сегодня? Не заладилась работа. Метла из рук валится. Видать, кто-то меня сглазил. Наворожили, подлецы.

Дворник оказался не менее разговорчивым, чем антиквар. Я узнал, что улица эта всегда пустынна. По ней мало кто ходит. Бытует мнение, что здесь обитают тёмные силы, демоны. Сам дворник не рад, что служит в этом районе, но делать нечего, приходится мириться с таким положением, ведь против начальства не пойдёшь, а нужда заставляет работать.

– Вы здесь человек новый, приезжий, – заметил он, вы много чего не знаете. Местный не стал бы тут рассиживаться.

– Я знаю одну девушку, которая любит сидеть на этой скамейке и появляется здесь каждый день.

– Ей можно, она колдунья, – спокойно прокомментировал он.

– Ты знаком с ней?

– Слыхал, что она общается с демонами и может превратить человека в кэха. Стараюсь не разговаривать с ней. А когда прохожу мимо, отворачиваюсь, потому что нельзя смотреть ей в глаза, а то запросто станешь кэхом.

– Это как?

– Вы что, не знаете, как ведьмы превращают людей в кэхов?

– Нет. А кто такие кэхи?

– Странный вы какой-то. Все знают, что ведьме для связи с тёмным миром нужен посредник, человек без души. Вот она и ворует у человека душу, чтобы он стал кэхом. После этого он выполняет её поручения, отправляется в тёмный мир и приходит обратно, помогает ведьме в колдовстве.

– Понятно.

– Я бы на вашем месте поменьше тут ходил и не сидел бы на этой скамейке. Если ведьма узнает, не по нраву ей будет.

– И она превратит меня в кэха? – спросил я с иронией.

– Зря смеётесь. Кэхам не позавидуешь. Можете сами расспросить у них, как тяжела их доля.

– А что, с ними так легко можно поговорить?

– Известное дело. Кэхи собираются в баре «Вагул». Там они пьют, едят, но больше приходят для того, чтобы на жизнь свою непутёвую пожалиться. Нормальные люди, если попадают в этот бар по незнанию, услыхав речи кэхов, скорее уносят ноги.