– Мистер председатель! – кто-то поднялся с места.

– Да? Ваша фамилия?

– Сондерс. Не знаю, как остальные, но я фермер и всегда им был. Но – именно фермер, а не батрак. Я прилетел сюда вовсе не затем, чтобы к кому-то наниматься. Можете делать со своим предложением все, что сочтете нужным, но я настаиваю на своих правах!

Послышались разрозненные аплодисменты, толпа оживилась.

– Никто вам этого не запрещает, мистер Сондерс, – ответил мистер Толли.

– Что ж, рад, что вы так считаете, мистер председатель. Но хватит этой чуши. Я желаю знать две вещи: какой участок земли я получу и когда мне будет предоставлена техника, чтобы я смог начать приводить его в надлежащее состояние?

– По поводу своего первого вопроса можете проконсультироваться с земельной конторой, – сказал мистер Толли. – Что касается второго – вы слышали главного инженера, по оценке которого среднее время ожидания техники составит около года и девяти месяцев.

– Слишком долго.

– Ничего не поделаешь, мистер Сондерс.

– И что вы предлагаете?

Мистер Толли пожал плечами и развел руками:

– Я не волшебник. Мы передали с «Мэйфлауэром» срочное сообщение для Комитета по делам колоний, чтобы со следующим рейсом нам не присылали больше колонистов, но прислали технику. Если они согласятся, возможно, к следующей зиме ситуация облегчится. Но, как вы видели – как уже видели мы все, – Комитет по делам колоний принимает решения, не советуясь с нами. Первый рейс «Мэйфлауэра» следовало сделать полностью грузовым, а вам – подождать.

– К следующей зиме, говорите? – немного подумав, ответил Сондерс. – До нее еще пять месяцев. Думаю, я человек разумный и смогу подождать. Но никакого батрачества – это исключено!

– Я вовсе не говорил, что вы сможете поселиться на своей земле через пять месяцев, мистер Сондерс. Может пройти год и девять месяцев или даже больше.

– Ни за что не поверю!

– Как вам будет угодно. Но речь идет о фактах, а не о некой теории. Если вам все-таки придется ждать и вы не станете работать на другого фермера, как вы намерены все это время кормить себя и свою семью?

Мистер Сондерс окинул взглядом собравшихся и широко ухмыльнулся:

– Что ж, в таком случае, мистер председатель, полагаю, кормить нас придется правительству, пока оно не сможет обеспечить выполнение условий договора. Свои права я знаю.

Мистер Толли посмотрел на него так, словно только что откусил от яблока и обнаружил внутри вместо червяка самого Сондерса.

– Мы не допустим, чтобы ваши дети голодали, – медленно проговорил он, – но что касается вас – можете хоть камни грызть. Кто не работает тот не ест.

– Это вам просто так не пройдет! – едва не взорвался Сондерс. – Я подам в суд на правительство и на вас как на его ответственного представителя. Вы не можете…

– Заткнитесь! – рявкнул мистер Толли и продолжил уже спокойнее, обращаясь ко всем нам: – Будем откровенны – вас соблазнили прилететь сюда радужными обещаниями, и ваше разочарование вполне понятно. Ваш контракт, однако, подписан с Комитетом по делам колоний, находящимся на Земле, и у вас нет никакого контракта с общественным советом Ганимеда, председателем которого я являюсь. Соответственно, граждане Ганимеда ничем вам не обязаны, и мы пытаемся о вас заботиться лишь из общепринятой любезности. Если вам не нравится то, что мы вам предлагаем, – не набрасывайтесь на меня, от меня все равно ничего не зависит. Обсуждайте все вопросы с представителем иммиграционной службы – для этого он тут и находится. Собрание объявляю закрытым!

Но иммиграционного представителя там не оказалось – он предпочел держаться от собрания подальше.

Нас в самом деле надули, и столь же ясно было, что помощи ждать неоткуда. Некоторые иммигранты действительно пообщались с представителем Комитета по делам колоний, но особого утешения это им не принесло. По его словам, он подал в отставку после того, как понял всю тщетность попыток исполнять невыполнимые распоряжения, находясь в пятистах миллионах миль от главной конторы, и собирался вернуться домой, как только прибудет сменщик.

Это стало поводом для нового возмущения – если он может отправиться домой, значит могут и другие. «Мэйфлауэр» все еще висел на орбите, принимая груз. Многие требовали, чтобы их отправили обратно на корабль.

Капитан Харкнесс заявил, что у него нет полномочий везти через полсистемы безбилетных пассажиров. Тогда они снова накинулись на представителя комитета, подняв немалый шум.

Наконец проблему сумел решить совет во главе с мистером Толли. В брюзгах и слабаках Ганимед не нуждался. Было заявлено, что, если комитет откажется доставить обратно тех, кто считал себя обманутым и не желал здесь оставаться, следующей партии вообще не будет разрешено высадиться на планету. Представитель сдался и выписал капитану Харкнессу ордер на их транспортировку.

Мы устроили по этому поводу семейный совет в больничной палате Пегги – она вынуждена была там оставаться, поскольку врачи держали ее в условиях нормального земного атмосферного давления.

Остаться нам или вернуться? Отец пребывал в затруднительном положении. На Земле он по крайней мере работал на себя, здесь же он был всего лишь наемным служащим. Если бы он оставил работу и решил стать поселенцем, ему пришлось бы два или три ганимедских года трудиться подручным в поле, прежде чем мы смогли бы рассчитывать на собственную ферму.

Но главная проблема заключалась в Пегги. Хотя она и прошла медицинскую комиссию на Земле, к низкому давлению на Ганимеде она приспособиться так и не смогла.

– Возможно, ничего не поделаешь, – сказал Джордж Молли. – Нужно вернуть Пег в те условия, к которым она привыкла.

Молли посмотрела на его вытянувшуюся длиннее моей руки физиономию:

– Джордж, ты же не хочешь вернуться?

– Не в том дело, Молли. На первом месте благополучие детей.

Он повернулся ко мне и добавил:

– Тебя, Билл, это ни к чему не обязывает. Ты достаточно взрослый и можешь решать сам. Если хочешь остаться – уверен, это можно устроить.

Я ответил не сразу. На семейный совет я пришел основательно не в духе – не только из-за того, что нас водили за нос, но и из-за стычки с компанией местных мальчишек-колонистов. Но больше всего меня выводило из себя давление воздуха в палате. К пониженному давлению я уже успел привыкнуть, и оно мне нравилось. В палате же Пегги, где давление равнялось земному, я с трудом мог дышать, и мне казалось, будто я плаваю в теплом супе.

– Вряд ли мне хотелось бы вернуться, – сказал я.

Пегги сидела в постели с широко раскрытыми, словно у детеныша лемура, глазами.

– Я тоже не хочу обратно! – заявила она.

Молли не ответила, лишь погладила ее по руке.

– Джордж, – сказала она, – я много над этим думала. Знаю, возвращаться ты не хочешь, и Билл тоже. Но нам вовсе не обязательно возвращаться всем вместе. Можно…

– Исключено, Молли, – решительно возразил отец. – Я не для того на тебе женился, чтобы с тобой расстаться. Если тебе придется вернуться – я вернусь с тобой.

– Я не об этом. Пегги может вернуться с О’Фаррелами. Моя сестра ее встретит и позаботится о ней. Когда сестра узнала, что я решила лететь, она хотела, чтобы я оставила Пегги с ней, так что все будет хорошо.

На Пегги она не смотрела.

– Но, Молли! – проговорил отец.

– Нет, Джордж, – ответила она, – я все продумала. Мой первый долг – перед тобой. И это вовсе не значит, будто о Пегги будут плохо заботиться, – Феба станет ей матерью, и…

К Пегги наконец вернулся дар речи.

– Не хочу жить с тетей Фебой! – завопила она и разревелась.

– Ничего не выйдет, Молли, – сказал Джордж.

– Джордж, – возразила Молли, – меньше пяти минут назад ты заявлял, что готов оставить Билла одного.

– Но Билл практически мужчина!

– Он не настолько взрослый, чтобы жить самостоятельно. И речь вовсе не о том, чтобы оставить Пегги одну, – Феба окружит ее любовью и заботой. Нет, Джордж, если бы женщины сбегали домой при первых же проблемах, никаких первопроходцев никогда бы не было. Пегги придется вернуться, но я останусь.