Таким причудливым макаром разделяя рабочее и личное, Владимир работал в похоронной конторе Платона на подхвате и мелких поручениях два года. Пока неделю назад в гараже конторы не появился приковывающий взгляды катафалк прямиком из американских фильмов. Этот Линкольн Таун Кар 88-го года выпуска Платон за какие-то бешеные деньги привёз из самих Штатов. И когда встал вопрос, кому из водителей достанется честь пересесть с РАФиков и старых Мерсов на это чудо американского автопрома, Платон, неожиданно для всех, выбрал Владимира. Владимир удивился не меньше остальных, ведь за рулём он не сидел давно. Свою машину он продал вскоре после того, как от него ушла жена, а он в свою очередь ушел в запой. Тогда он пару раз прокатился пьяным до магазина, едва не сбил соседского мальчишку и решил, что лучшей страховкой от тяжкого греха будет отсутствие машины как таковой. И хотя с тех пор, как Платон устроил его на работу, Владимир был в суровейшей завязке, такое внезапное доверие было для него сюрпризом.

– Володь, зайди ко мне, – сказал тогда Платон, и Владимир прошел за ним в кабинет. – Ты человек надёжный, – продолжил он, когда Владимир закрыл за собой дверь, – Я тебя в деле видел. Сам понимаешь, машина приметная, времена неспокойные. – Владимир молча кивнул. – Пацаны щас недельку над ней пошаманят, и с понедельника поедешь на заказ. И лучше с воскресенья с вечера её забери, чтоб утром в контору не мотаться. От тебя до морга ближе, не будешь в пробках в центре тошниться. Зайдешь к Тамаре, она тебя проинструктирует. Можешь, в принципе, до конца недели отгул взять, подготовиться там. Костюмчик прикупи, ты ж теперь с клиентами работаешь, как-никак, лицо компании, – Платон хохотнул, – мрачное, но все таки лицо. Всё уяснил?

–Так точно! – шутливо встал по стойке смирно Владимир и отдал честь. – Разрешите выполнять?

– Куда к пустой голове? – возмутился Платон. – Иди давай. Права только не забудь, они у тебя действительные хоть ещё?

Права действовали еще два года. Владимир нашел их в коробке с документами на антресоли. С фотографии на правах смотрел другой Владимир, моложе почти на десять лет, мало походивший на нынешнего, разве что пронзительный буравящий взгляд серо-голубых глаз остался неизменным. Жена иногда говорила, что его взгляд её пугает. «Как будто в душу смотришь,» – ёжилась она. Кире же, напротив, глаза Владимира нравились, она часто подолгу смотрела в них, во время или после секса на продавленной кровати у него дома, хотя называла его взгляд «маньячным» и говорила, что иногда его глаза светятся в темноте.

«Сейчас было бы полезно, конечно», подумал Владимир, шаря в тёмном бардачке машины в поисках бумажки с адресом, куда надо было доставить тело деда. Там с ним должны были попрощаться, а потом Владимир должен был отвезти деда с провожающими на Северное кладбище. Обратный трансфер не был оплачен, так что Владимир мог быть свободен, как только гроб покинет катафалк.

– Да куда ж она запропастилась? – пробормотал Владимир. – Дед, куда тебя везти-то? – громко поинтересовался он. Дед не ответил, и слава богу, иначе Владимира хватил бы инфаркт. Он и так был на взводе после происшествия с Германом.

«Что ж там за адрес был, улица то ли Энергетиков, то ли Строителей. Сука!» – выругался он. Еще раз обшарил бардачок, посмотрел на полу, под креслами, отогнул козырьки, хотя точно помнил, что не клал туда ничего. «Да что ж за напасть!» – пробормотал он. Открыл двери, вышел из машины и осмотрел вокруг, подошел к задней двери. «Может в гроб завалилась, когда я Герману показ устраивал?» – подумал Владимир, распахнул дверь и снова открутив барашки сдвинул крышку.

Дед лежал всё там же, и в неверном свете потолочного светильника Владимиру показалось, что он ехидно улыбается.

– Смешно тебе, старый? – поинтересовался Владимир, затем внимательно обшарил гроб. Бумажки не было. Небольшой такой бумажки в половину А4, на одной стороне которой была распечатана какая-то квитанция, а на другой Тамара записала ему адрес черной ручкой. Владимир ещё удивился, что не синей, и прокомментировал: «готичненько». Обшарив всё, Владимир закрыл гроб, завинтил барашки, вылез на улицу и тупо встал, наблюдая, как над трубами промзоны поднимается розовое и ещё совсем не тёплое весеннее солнце, пробиваясь через утренний туман и смог. По всему выходило, что бумажку он где-то посеял. А учитывая, что с утра, когда он садился в машину, он точно помнил, что теребил бумажку в кармане куртки, оставались два места, где он ещё мог её выронить: больница, откуда он забирал тело, и заправка, куда он заехал сразу после.

Заправка находилась недалеко, на окраине той самой промзоны, где Владимир встретился с Германом. Заправка была не брендированная, обшарпанная, со старыми советскими топливными колонками, и производила впечатление давно заброшенной, если бы не изредка заправляющиеся на ней промзоновские грузовики, да исправная подсветка стелы с ценами на въезде. Впрочем, заметить это можно было только после наступления темноты. Сам бы Владимир на такую заправляться никогда не поехал, но у Платона с владельцем был какой-то договор, и конторским катафалкам отпускали топливо с существенной скидкой.

Владимир хотел сразу подъехать к третьей колонке, где заправлялся пару часов назад, но там стоял какой-то микроавтобус. Владимир встал за ним, заглушил мотор и вышел из машины.

Утренний ледок уже начал подтаивать, и на раздолбанном асфальте заправки начали появляться предательские лужи, скрывающие под собой нерастаявший лёд. «Плохо дело, если я и обронил её где-то тут, она уже размокла, да колесами растащили», подумал Владимир. Но для очистки совести всё же осмотрел окрестности колонки, поскальзываясь и матерясь себе под нос. Обошёл микроавтобус, заглянул под него, аккуратно присев, чтобы не запачкать брюки нового костюма. Водитель микроавтобуса, стоящий у колонки и караулящий отстрел пистолета, смотрел на Владимира с любопытством, но молчал. Владимир снова поскользнулся, едва не упал, выругался и прошел к кассе.

– Здравствуйте, – он поискал взглядом бейджик или табличку с именем кассирши, ничего не нашел и продолжил, – Извините, я тут с утра был, возможно бумажку обронил, такую, половинку А4, может кто находил да вам принёс? – с надеждой спросил Владимир.

– Колонка какая, молодой человек? – резким дребезжащим голосом его вдруг спросил небольшой динамик, прилепленный к стеклу.

– Третья, – растерянно ответил Владимир, думая, что его спрашивают, на какой колонке он заправлялся с утра.

– Там сейчас заправляются, ждите, – продребезжал динамик, и кассирша отвернулась от окошка, в центре которого были по кругу просверлены отверстия. Тринадцать штук, зачем-то посчитал Владимир.

– Тьфу ты, – тихо сказал он, затем прокашлялся и постучал в стекло. Кассирша повернулась, но увидев, что это снова Владимир, устало вздохнула и потянулась к кнопке интеркома, видимо, чтобы снова попросить его подождать. Тогда Владимир приблизил лицо к отверстиям в центре окошка и громко, как пионер на линейке, повторил свой вопрос, пытаясь угадать по мимике кассирши, понимает ли она его и слышит ли вообще.

– Нет у меня никаких бумажек, не задерживайте людей, молодой человек! – раздраженно рявкнул динамик и недовольно зашипел. И тут же обратился к мужику из микроавтобуса, который уже закончил заправляться и стоял позади, – Проходите, третья колонка, сорок пять литров у вас!

Владимир понял, что продолжать допрос бесполезно, и отошел от окошка. Водитель микроавтобуса расплатился и ушел, а он так и стоял посреди заправки, погрузившись в свои мысли. Ему вдруг представилось, что вредная кассирша – не отдельный человек, а часть этой заправки, уж очень она гармонично тут смотрелась: такая же неухоженная и советская. Воображение сначала нарисовало кассирше корни вместо ног, которыми она плотно вросла в рабочее место, потом по корням побежали провода, соединяя напрямую с кассиршей динамик, а затем поползли под землёй, подчиняя себе управление бензоколонками и даже освещением стелы. Когда в разгулявшемся воображении провода дотянулись до его дома и поползли по подъезду к квартире, Владимиру стало не по себе, он волевым усилием скомкал стоящую перед глазами картинку и со злостью посмотрел в сторону кассы. Только сейчас он заметил, что помимо листа с прейскурантом на бензин на скотч к стеклу изнутри были приклеены пачки сигарет с написанными прямо на них ручкой ценниками.